анаконд оплачивали пофутно, а для этого требуется извлечь змею из мешка и
измерить ее длину, в каком бы настроении она ни была. Анаконда, которую мне
принесли, была в очень плохом настроении. Лишь впоследствии я узнал, что они
редко когда бывают в каком-либо другом, так что в полном неведении
относительно этой их дурной наклонности и привыкнув обращаться с более
покладистыми африканскими питонами я запросто сунул руку в мешок и хотел
схватить змею за шею. Она сделала в мою сторону злобный выпад, но, к
счастью, промахнулась. Айвен, индеец и Боб смотрели на меня как на
сумасшедшего.
были мне уже ни к чему: со второй попытки я схватил змею за шею и вытащил из
мешка. Она шипела и извивалась. Индеец измерил ее, она оказалась пяти футов
шести дюймов длиной - рост для анаконды весьма скромный. Известны
экземпляры, достигавшие в длину двадцати пяти футов. Заплатив индейцу
требуемую сумму, мы с Бобом не без возни запихнули змею в один из плотных
мешков, припасенных специально для этой цели. Затем я вылил на мешок пару
ведер воды и отнес его в комнату, где хранился наш улов.
магазин, а вернувшись, был страшно заинтригован, увидев Боба в необычной
позе на лестничке в кухню: он стоял на верхней ступеньке, судорожно сжимая в
руке древесный сук, - ни дать ни взять Горациус на мосту. Где-то в доме
Айвен подвывал и что-то бормотал себе под нос.
затравленный взгляд.
нравится.
возле печки, на полу валялась перевернутая кастрюля - свидетельство
поспешного бегства Айвена. При виде меня змея со злобным шипением метнулась
в мою сторону, но безрезультатно, поскольку нас разделяли добрых шесть
футов. Айвен, как обычно, с обеспокоенным выражением на лице просунулся в
дверь жилой комнаты.
нему, и он моментально исчез.
авторитетным тоном.
да и прижимай. А я буду прикрывать тебя с тыла.
вместе со мной, я был вынужден действовать всецело на свой страх и риск.
Вооружившись мешком и длинным шестом с развилкой, я выставил перед собой
мешок и двинулся на змею, словно тореадор на быка. Анаконда собралась в
тугой, дрожащий от напряжения узел и бросилась на мешок, а я заплясал
вокруг, пытаясь прижать ее к полу. Мне-таки удалось поймать момент, когда ее
голова была неподвижна, и я довольно удачно ткнул в нее своей вилкой, но
змея раздраженно отшвырнула шест и быстро поползла к двери, шипя, словно
газовая горелка. Когда Боб увидел, что змея ползет прямо на него, он
невольно отступил назад, совсем забыв про лестницу, и с грохотом исчез из
моего поля зрения. Анаконда последовала за ним. Когда я подбежал к двери,
Боб сидел в луже перед лестницей, змеи нигде не было видно.
я себе шею, чем следить за тем, куда скрылся твой "экземпляр".
Оказалось, что убежала она, расширив небольшую дырку в уголке мешка. Надо
полагать, вначале дырка была совсем небольшой, теперь же мешок не имел дна,
зато имел две горловины. За чаем я долго и горько жаловался по поводу утраты
столь великолепного экземпляра.
гамаке у Айвена и уж он-то не даст ей удрать.
жаждет застать анаконду у себя в гамаке.
чрезвычайно застенчивого китайца с какой-то большой нелепого вида птицей под
мышкой. Птица была размерами с домашнего индюка и облачена в строгий
траурный наряд, если не считать нескольких белых перьев на крыльях. На
голове у нее был курчавый гребешок, очень похожий на встрепанный ветром
хохолок. Клюв был короткий и толстый, у основания и вокруг ноздрей покрытый
вздутой восковиной. И клюв, и массивные, как у цыпленка, ноги были
канареечно-желтого цвета. Птица глядела на нас большими, темными,
задушевными глазами, в которых стояло какое-то сумасшедшее выражение.
положил ее на пол. С минуту она лежала не двигаясь, моргая глазами и издавая
тоненькое жалобное "пит-пит-пит" - звук, никак не вязавшийся ни с ее
внешностью, ни с размерами. Я нагнулся и почесал ей голову. Птица немедленно
закрыла глаза, распласталась на полу и, сладострастно подрагивая крыльями,
принялась гортанно курлыкать. Как только я перестал ее почесывать, она
открыла глаза и воззрилась на меня с изумлением, обиженно и вместе с тем
умоляюще питпитпиткая. Уразумев, что я не собираюсь просидеть возле нее весь
день в качестве массажиста, она грузно поднялась и двинулась к моим ногам,
не прекращая своего смехотворного питпитпитканья. Медленно и коварно
подобралась она ко мне, устроилась на моих ногах, закрыла глаза и
закурлыкала с новой силой. Нам с Бобом еще не доводилось видеть такой
кроткой, глупой и дружелюбной птицы, и мы немедленно окрестили ее Кутбертом.
Это имя как нельзя больше подходило к ее сентиментальной натуре.
денется, а потому мы пустили его свободно разгуливать по дому и запирали
лишь на ночь. Но уже в свой первый вечер у нас Кутберт показал, на что он
способен. Оказывается, этот проклятый гокко жить не мог без человеческого
общества, и даже больше того, все время норовил устроиться поближе к
человеку. Обнаружилось это вот как. После ухода китайца я засел за работу
над дневником, который катастрофически запустил. Через некоторое время
Кутберт решил, что чуточку внимания ему не повредит, и, шумно хлопая
крыльями, взлетел на стол. Он медленно прошелся по столу, довольно
питпитпиткая, и хотел улечься на дневнике. Я оттолкнул его. С видом
оскорбленной невинности он отступил назад и опрокинул чернильницу. Пока я
вытирал стол, он скрепил две страницы моего дневника своей личной печатью.
Она была велика и весьма липучего свойства, поэтому испорченные страницы
пришлось переписать. Тем временем Кутберт сделал несколько коварных попыток
забраться ко мне на колени, но получил жестокий отпор. Поняв, что тихой
сапой меня не возьмешь, он немного подумал и решил, что раз так, то лучше
всего напасть на меня врасплох, и тут же попробовал взлететь мне на плечо,
но промахнулся и тяжело шлепнулся на стол, снова опрокинув чернильницу. В
продолжение всего этого спектакля он не переставал нелепо питпитпиткать... В
конце концов мое терпение лопнуло, и я спихнул его со стола, после чего он с
надутым видом удалился в угол.
восторгом. Пока Боб сосредоточенно выпутывал гамаки из веревок, Кутберт
тихонько подобрался к нему со спины и лег у него под ногами. Единоборствуя с
гамаком, Боб сделал шаг назад, наткнулся на лежащую под ногами птицу да так
и растянулся во весь рост на полу. Кутберт панически заверещал и снова
забился в свой угол. Потом, улучив момент, когда Боб, как ему казалось,
вновь увлекся делом, Кутберт выполз вперед и улегся у него на ногах. Ну а
уже потом я услышал только звук падения тела - это Боб рухнул на пол под
тяжестью гамаков. Из-под вороха москитных сеток и веревок выглядывал Кутберт
и негодующе питпитпиткал.
эту мерзкую птицу, не то одним "экземпляром" у тебя станет меньше. Я не
против, чтобы он ластился ко мне, когда мне нечего делать, но я не могу
отвечать ему взаимностью и одновременно подвешивать гамаки.
за ногу к клетке и удалился под его душераздирающее питпитпитканье.
Кутберту было разрешено посидеть вместе с нами. Айвен сообщил нам новость:
ему удалось повидать неуловимого Кордаи; оказывается, этот джентльмен ездил
в Джорджтаун. Теперь он покончил со своими делами и готов провести нас на
озеро. Он зайдет за нами с утра пораньше. Айвен полагал, что на этот раз тот
выполнит свое обещание, я в это не верил.
концерту присоединилась древесная лягушка в соседних кустах. Она несколько
раз негромко и очень вежливо рыгнула и умолкла, словно устыдясь своих дурных
манер. Но на ее зов тут же отозвался другой ее сородич, и она робко ответила
ему. Только мы завели разговор, уж не отправиться ли нам на поимку этих
дурно воспитанных земноводных, как вдруг на дороге показались огни -
несколько качающихся фонарей, которые двигались в нашу сторону. Поравнявшись
с домом, фонари свернули с дороги и прошли по мостку, мы услышали шарканье
голых ног по доскам. Вот люди стали внизу под лестницей, и я узнал
нескольких из них - это были охотники-индейцы, с которыми я разговаривал
накануне.
зверей.
тесно, что не стало видно ни окон, ни дверей. На их бронзовых при свете
лампы лицах читалось нетерпение поскорее показать нам свою добычу. Кто-то
первым протиснулся вперед и положил на стол старый мешок, в котором что-то