кузину, а пытаюсь подвергнуть ее критическому разбору. Ей дороги не
отвлеченные истины (в противовес тому, что вы всегда полагали), на чем вы
возводили ваше здание. Она поглощена вполне реальными вещами. И мне эти
реальные вещи тоже дороги. Но Гертруда сильнее меня, она увлекает меня за
собой, как вихрь.
удила лошадь. Ну а я люблю, когда лошадь мчит закусив удила, и если меня
выбросит на ходу из экипажа, не велика беда. А вот если выбросило бы вас,
мистер Брэнд, - тут Феликс многозначительно помолчал, - еще одно лицо
оказалось бы жертвой несчастного случая.
блуждал некоторое время по потолку. Феликс не сомневался, что гость его
втайне потрясен сей глубоко романтической ситуацией.
мысль.
духа. Она ждала - долгие годы ждала; даже когда могло показаться, что она
живет не будущим, а настоящим. Она умела ждать, у нее была цель. Вот что я
имел в виду, назвав ее сильной.
собеседника, но ничего не сказал. Наконец он повернулся с тем, чтобы уйти.
Но, по-видимому, он был до такой степени ошеломлен, что направился не к
двери, а в противоположную сторону. Феликс несколько секунд наблюдал, как
он движется чуть ли не ощупью в темноте. Потом почти что с братской
заботливостью подвел его к двери.
опущенными плечами, пытаясь распрямить их, однако, медленно исчезает в
сгустившемся сумраке. "Он уязвлен, взволнован, ошеломлен, растерян... и
восхищен! - сказал себе Феликс. - Отменное разнообразие чувств!"
11
менее подробно в середине нашего повествования, отношения между этими
двумя дамами не приняли характера частого и тесного общения. И не потому,
что миссис Эктон не смогла оценить по достоинству очарование мадам
Мюнстер, напротив, она слишком даже остро восприняла все изящество манер и
речей своей блистательной гостьи. Миссис Эктон была, как в Бостоне
говорят, "слишком впечатлительна", и впечатления ее подчас оказывались ей
не под силу. Состояние здоровья бедной дамы обязывало ограждать ее от
волнений, и, сидя в своем неизменном кресле, она принимала очень немногих
из числа наиболее скромных местных жителей, - вот почему она вынуждена
была ограничить свои встречи с баронессой, чей туалет и манеры воскресили
в ее воображении - а у миссис Эктон было чудо какое воображение - все, что
она когда-либо читала о самых бурных исторических эпохах. Тем не менее она
без конца посылала баронессе написанные витиеватым слогом послания, букеты
из цветов собственного сада и корзины великолепных фруктов. Феликс съедал
фрукты, баронесса расставляла букеты и отсылала назад корзины и ответные
послания. На следующий день после вышеупомянутого дождливого воскресенья
Евгения решила отправиться с "visite d'adieux" [прощальным визитом (фр.)]
к столь заботливой больной - так по крайней мере сама она определила
предстоящее ей посещение. Следует, пожалуй, отметить, что ни в воскресенье
вечером, ни в понедельник утром ожидаемого визита со стороны Роберта
Эктона не последовало. Очевидно, по его собственному мнению, он просто "не
показывался", а поскольку баронесса, в свою очередь, не показывалась в
доме дяди, куда ее несмущающийся гонец Феликс вот уже три дня приносил
извинения и сожаления баронессы по поводу ее отсутствия, то нечаянный
случай не спутал предназначенных судьбой карт. Мистер Уэнтуорт и его
дочери не нарушали уединения Евгении; периоды таинственного затворничества
составляли, на их взгляд, неотъемлемую часть изящного ритма сей
необыкновенной жизни; с особой почтительностью относилась к этим паузам
Гертруда; она гадала, чем мадам Мюнстер заполняет их, но никогда не
позволила бы себе проявить излишнее любопытство.
подряд ослепительное солнце осушило дороги; так что баронесса, пожелав в
конце дня пройти пешком до дома миссис Эктон, не подвергла себя большому
неудобству. Когда своей прелестной плавной походкой она шла под
развесистыми ветками фруктовых деревьев по сплошь заросшему травой краю
дороги в этот тихий предвечерний час, в эту достигшую пышной зрелости
летнюю пору, она ощущала даже какую-то сладкую грусть. За баронессой
водилась эта милая слабость - способность привязываться к местам и в тех
случаях, когда сначала они вызывали у нее неприязненное чувство; теперь
же, ввиду скорого отъезда, она испытывала нежность к этому тенистому
уголку западного мира, где закаты так прекрасны, а помыслы так чисты.
Миссис Эктон смогла принять ее, но, войдя в просторную, пахнущую свежестью
комнату, баронесса сразу же увидела, что больная очень плоха. Бледная,
почти прозрачная, она сидела в своем с цветочным узором кресле совершенно
неподвижно. Но она слегка вспыхнула - совсем как молоденькая девушка,
подумала баронесса, - и посмотрела ясными улыбающимися глазами прямо в
глаза гостье. Голос ее звучал тихо, ровно; казалось, ему не был никогда
знаком язык страстей.
уезжаю.
голосом миссис Эктон. - Мне говорили, у вас там так хорошо... что у вас
чудесный домик.
она мысленно представила себе свое убогое маленькое шале и подумала, уж не
изволит ли хозяйка дома шутить.
какое сравнение с вашим.
моему сыну будет очень вас недоставать.
могу же я остаться в Америке ради вашего сына.
глазами, словно пытаясь проникнуть в смысл ее слов.
нежный и кроткий взгляд; если бы не безусловная необходимость проявлять
милосердие к тяжелой больной, она, возможно, позволила бы себе мысленно
назвать ее дурой.
Эктон. - Знаете, я ведь умираю.
наверное, выйдет замуж за своего кузена.
Он приближается так легко, так неотвратимо.
Баронесса терпеть не могла, когда ей напоминали о смерти, но, даже
столкнувшись с ее неизбежностью постольку, поскольку речь шла о миссис
Эктон, сохранила всю свою благовоспитанность.
хозяйка рассудительным тоном продолжала:
здесь очень счастливы... вот так, как есть. Поэтому я и хотела, чтобы вы
не уезжали. Роберту это было бы так приятно.
так приятно". Но тут же подумала: ей никогда не понять, что могут означать
слова женщины подобного толка. Евгения встала, она боялась снова услышать
от миссис Эктон, что та умирает.
она. - Я помню, что ваши силы драгоценны, их надо беречь.
всех? Мне жаль, что вы не можете остаться... в вашем чудесном маленьком
домике.