удастся продолжать дело?
Сен-Жиль охотиться? Самый подходящий человек. Он ведь всегда дает тебе
советы, да?
неопределенного серого цвета, приятного для глаз. Так покойно было глядеть
на нее и знать, что здесь, в этом доме, от меня ничего не требуют.
Интересно, часто Жан де Ге приезжал сюда из замка и сидел в этом кресле,
откинув голову на подушку, как сижу сейчас я? Небрежное дружелюбие Белы
подкупало и манило к ней. В нем были легкость и свобода, говорившие о
взаимном понимании без претензии на глубокое ответное чувство. Как было бы
хорошо, подумал я, если бы мой маскарад не требовал от меня ничего иного,
если бы я не был владельцем Сен-Жиля и мог остаться здесь навсегда, сидеть,
как сейчас, в кресле с кошкой на коленях, греться на солнышке, есть грушу,
ломтики которой кладет мне в рот Бела из Виллара...
спросила Бела. -- А как насчет твоей жены? Ее деньги заморожены, да?
если я не ошибаюсь. Кто ее пользует?
врача- акушера. Ты с самого начала почему-то держишься в стороне. Надеюсь,
дома ты проявляешь больше сочувствия.
причинила бы ни боли, ни вреда, однако, как это ни странно, мне была
ненавистна мысль, что она может ее узнать. Я представлял себе ее поднятые
брови и веселый смех, ее практический подход к забавной ситуации -- надо же
решить, что предпринять, -- а затем неизбежное отдаление, быстрое, хотя и
учтивое, ведь теперь перед ней посторонний человек.
сочувствие. Беда в том, что я недостаточно знаю Франсуазу.
замешательство.
чем-то куда более глубоком? Что в действительности произошло с тобой в
Ле-Мане?
ее еще зовут, -- в которую я играл со своей незамужней теткой. Для нее это
была спокойная легкая игра, ведь от взрослого требовалось одно -- сидеть,
зажмурившись, на месте, но как билось мое детское сердце, когда я крался на
цыпочках по уставленной мебелью гостиной и, наконец, прятал наперсток позади
настольных часов. Затем, открыв глаза, тетя начинала задавать вопросы,
которых я так страшился. Когда взгляд ее достигал часов, честность вынуждала
меня скрепя сердце сказать: , -- хотя мне ужасно не
хотелось, чтобы золотой наперсток покинул свое уютное, спокойное убежище. На
этот раз я сам закрыл глаза и продолжал гладить кошку, лежащую у меня на
коленях. Что безопасней -- уйти от ответа или сказать правду?
Возможно, последнее время я этим именно и занимался, и вечером в Ле-Мане мои
раздумья достигли высшей точки. То , которым я был, потерпело фиаско.
Единственный способ избежать за это ответственности -- стать кем-то другим.
Пусть этот кто-то берет все на себя.
мои глаза были закрыты.
скрывался под внешней веселостью и шармом. Я часто спрашивала себя,
существует ли он. Если он намерен выйти из подполья, сейчас самое время. Еще
немного, и будет поздно.
о чем я думал, но настоящий смысл моих слов от нее ускользнул. Наперсток
позади часов был в безопасности, отгадчик . Было так покойно
лежать в глубоком кресле, что не хотелось двигаться с места.
раздвоением личности. У всех нас множество . Но никто не пытается таким
образом уйти от ответственности. Проблемы все равно остаются, и их надо
решать.
комнаты.
ответственность за их решение становятся иными, если человек, который за все
в ответе, иной.
колокола, откуда бы он ни доносился, всегда напоминал мне благовест, а эти
глубокие, звучные удары раздались совсем близко и нарушили мой душевный
покой.
слишком чувствительным. То он готов убить самых близких себе людей, то
рискует жизнью ради чужих. Он говорит, что человечеством движет одно --
алчность и сам он может уцелеть, лишь утоляя ее. Мне кажется, у него в
голове сумбур, но он недалек от истины.
отнесла его к окошечку в стене. Затем вернулась и села на подлокотник моего
кресла. Странно: мне это было неприятно. Не само это ласковое и
естественное, хотя и небрежное движение, а то, что оно говорило о ее
симпатии к моему второму , Жану де Ге, за которого она принимала меня.
Неприятен мне был и флакон духов, что стоял на комоде в гардеробной.
тебе ?
духов, почти все употребляющие духи женщины вызывали во мне отвращение, и я
старался их избегать. Бела не душилась, от нее пахло абрикосами.
ошибается. Это голод. А если это голод, как, спрашивается, мне всех их
насытить? Как дать им то, что они хотят, ведь каждому надо свое? Мать, жена,
дочь, брат, невестка, даже рабочие с фабрики -- все заявляют на меня права,
рвут меня на части. Честно говоря, я не знаю, что мне делать, с чего начать.
я, где я, как мое имя? Я был в неведомом море между двумя мирами. Уединенный
остров, узкий и скалистый, -- некогда мое пристанище, моя темница, --
остался позади, а ждущий меня многолюдный, многоголосый континент,
предъявляющий мне свои требования, на мгновение скрылся из вида. Моя личина
сулила не только освобождение, но и новые пути. Что-то во мне ожило, что-то
иссякло. Если бы можно было забыть все претензии, уйти от действительности,
кем бы я был -- самим собой или Жаном де Ге?
глаза.
ГЛАВА 13
под предвечерним солнцем. Из ближнего здания высыпали гурьбой ребятишки с
ранцами за спиной и учебниками в руках и перебежали на противоположную
сторону канала по соседнему мостику. Мимо городских ворот медленно цокала
копытами лошадь, запряженная в крытую повозку; сгорбившись на облучке, кучер
лишь изредка пощелкивал кнутом. На торговой улице ставни были распахнуты,
двери открыты. Вдоль платановой аллеи неподалеку от рыночной площади, возле
которой во время базарной шумихи и сутолоки стояли повозки и грузовики,
теперь сидели старики и старухи, греясь в последних лучах солнца, а рядом,
шурша опавшими листьями и роясь в пыли, щебетали дети. Интересно, как он
будет выглядеть ночью, этот Виллар, обитатели которого, как во всех
провинциальных городках, рано ложатся спать, заперев двери и закрыв ставни;
тишина, дома объяты тенью, серые от времени островерхие крыши круто
спускаются к карнизам, готический шпиль церкви пронзает темно-синее небо; ни
звука, разве что раздадутся шаги спешащего домой гуляки да послышится еле
уловимый плеск воды в темных, недвижных, подступающих к стенам каналах.
пути \textit{(фр.).}} такие городки, остаться в них ночевать. Поужинав, я,
единственный путник на улице, бродил мимо безмолвных домов, окна которых,
наглухо закрытые ставнями, ничего не говорили мне об их обитателях; лишь
изредка слабый свет, пробивающийся сквозь щель между створками, выдавал, что
внутри есть жизнь. Порой глаз, как в темную пропасть, падал в открытое окно
на верхнем этаже, порой я видел тени от зажженной свечи, пляшущие по
потолку, или слышал плач младенца, но чаще всего кругом было тихо и
спокойно, и я один рыскал по городку в компании с тощими голодными кошками,
которые бесшумно крались по мощенным булыжником улицам, выискивая в канавах
какую-нибудь поживу. Я прошел бы мимоходом под аркой городских ворот, кинул
бы беглый взгляд на канал, посмотрел бы мельком на пешеходный мостик и
Корнев Павел
Лукин Евгений
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Акунин Борис
Майер Стефани