проливной дождь. Не стоило и пытаться выходить из дома. Лучше с помощью
Сикома разобраться с одеждой. Он будет польщен, что к нему обращаются за
советом. Что пойдет в Брентон, что в Тренант, что в Ист- Лодж. Все надо
тщательно разобрать, чтобы никого не обидеть. На это уйдет целый день. Я
попробовал сосредоточиться на предстоящем деле, но мои мысли, как зубная
боль, которая внезапно вспыхивает и снова утихает, навязчиво возвращались к
клочку старой бумаги. Каким образом он оказался между страницами книги,
долго ли пролежал там, разорванный, забытый? Полгода, год или больше? Может
быть, Эмброз делал наброски для письма ко мне, которое так и не попало по
назначению, или существуют другие листки, фрагменты того же письма, которые
по неведомой мне причине все еще лежат между страницами одной из его книг?
Должно быть, он писал до болезни. Почерк твердый и четкий. Следовательно,
прошлой зимой, возможно, прошлой осенью... Мне сделалось стыдно. Кто дал мне
право копаться в чужом прошлом, допытываться до сути письма, которого я не
получал? Это не мое дело. Я жалел, что случайно нашел его.
пакеты, я писал к ним сопроводительные записки. Сиком предложил раздать
одежду на Рождество, что показалось мне здравой мыслью, которая должна
прийтись по душе арендаторам.
полкам. Прежде чем поставить каждый том на место, я перетряхивал его,
испытывая при этом неловкость, как человек, случайно услышавший чужой
разговор.
виду?
и мотовстве. Но разве расточительность - болезнь? Обвинять кого-то в такой
привычке... Как не похоже на Эмброза, самого щедрого из людей... Когда я
ставил словарь на полку, дверь отворилась, и в библиотеку вошла кузина
Рейчел.
подумал, не заметила ли она в моем голосе фальшь, которую заметил я.
не думал, что уже так поздно.
думаем, что лучше всего раздать вещи на Рождество, если вы не против.
легкая напряженность.
подан. Мы молча заняли свои места. По давней привычке Сиком часто вмешивался
в наш разговор за обедом, если хотел что-нибудь сказать, и в тот вечер,
когда обед подходил к концу, обратился к кузине Рейчел:
Филиппа есть желание посмотреть, могу показать их после обеда. Попросите
Джона принести их в библиотеку.
говорила, что заказала портьеры для голубой спальни. Сиком их видел, и они
произвели на него большое впечатление.
верно, ни в одном доме в наших краях нет такого.
можно купить только в одном магазине в Лондоне. Мне сказали про него во
Флоренции. Хотите взглянуть, Филипп, или вам неинтересно?
мнение и вместе с тем опасалась быть навязчивой. Не знаю почему, но я
чувствовал, что краснею.
Джоном принес ткань и разложил ее перед нами. Он был прав. Ничего подобного
не было во всем Корнуолле. Я не видел ничего, даже отдаленно напоминающего
их, ни в Лондоне, ни в Оксфорде. Богатая парча и тяжелый шелк. Такое можно
увидеть только в музее.
сказал Сиком.
а синяя с золотом - для портьер и покрывала. А что скажете вы, Филипп?
...Все это, наверное, очень дорого стоит?
но она и через много лет будет как новая, Филипп. Поверьте, ваш внук и
правнук будут спать в голубой спальне с этим покрывалом на кровати и с этими
портьерами на окнах. Вы согласны, Сиком?
подарок вам. Уберите их, Сиком. Утром я напишу в Лондон, что мы их
оставляем.
Рейчел и, не желая отвечать на него, вынул трубку и дольше, чем обычно,
раскуривал ее.
- Это слишком дорого.
сравнении с тем, что вы для меня сделали, мой подарок - сущий пустяк.
этого делать.
вы увидите комнату заново отделанной, то останетесь довольны.
свойственной ей импульсивностью и щедростью хотела сделать мне подарок,
который еще вчера я принял бы без колебаний, но после того, как я прочел
отрывок проклятого письма, меня преследовали сомнения - не обернется ли то,
что она хочет сделать для меня, против нее самой и, уступая ей, не положу ли
я начало тому, чего и сам до конца не понимаю.
совсем забыла, что когда-то подарила ее Эмброзу. Вам обязательно надо
просмотреть все гравюры. Конечно, они не совсем подходят к здешним краям, но
некоторые детали вполне можно позаимствовать. Например, терраса, выходящая
на море, а с противоположной стороны - нижний сад, как на одной римской
вилле, где я обычно останавливалась. В книге есть гравюра с его
изображением. И место подходящее есть - там, где когда- то была старая
стена.
бесцеремонностью я вдруг спросил:
всегда жила в Риме, а мой отец, Александр Корин, был из тех, кто редко
засиживается на одном месте. Он терпеть не мог Англию - по- моему, он не
слишком ладил со своим семейством здесь, в Корнуолле. Ему нравилась жизнь
Рима; они с матерью очень подходили друг другу, но вели довольно странное и
в чем-то рискованное существование, вечно без гроша в кармане. Ребенком я
этого не понимала, но когда выросла...
вдвоем с матерью. Пока я не вышла за Козимо Сангаллетти. То были страшные
пять лет; мы постоянно переезжали из города в город. Юность моя была далеко
не безоблачной, Филипп. Не далее как в прошлое воскресенье я невольно
сравнивала Луизу и себя в ее возрасте.
Как сейчас Луизе. Я подумал: на что они жили, пока она не встретила
Сангаллетти? Возможно, давали уроки итальянского. Не потому ли Рейчел пришла
мысль заняться этим и здесь?
меня. Кроме цвета волос. Высокая, статная. И как многие женщины ее типа, она
неожиданно резко сдала, располнела, перестала следить за собой. Я была рада,
что отец не дожил до этого. Рада, что он не увидел многого, что она
позволяла себе, да и я тоже.
как она сидит у камина, и думал о том, сколь мало я о ней знаю, да и едва ли
когда-нибудь узнаю о ее прошлом больше того, что она рассказала. Она назвала
юность Луизы безоблачной и была права. И я вдруг подумал, что то же самое
можно сказать и обо мне. Помимо опыта, приобретенного в Харроу и Оксфорде, я
ничего не знал о жизни за пределами своих пятисот акров земли. Что значило
для такой женщины, как кузина Рейчел, переезжать с места на место, менять