скважины. Послышался бой часов. Я остановилась. Я так испугалась, что даже
не сосчитала, сколько они пробили. Вероятно, семь, - ведь в восемь летом
бывает уже совсем светло.
В установившейся тишине я опять принялась за дело. Через минуту ключ
упал с той стороны. Стук показался мне ужасно громким, хотя его и
заглушила ткань наволочки. Я поскорее втащила ее назад. Когда я наконец
перевела дыхание, убедившись, что вокруг все по-прежнему тихо, меня
охватила такая радость победы, в моем сердце затеплилась такая надежда! Но
приходилось сдерживаться. Я сделала из тряпки набедренную повязку.
Стараясь не шуметь, вставила ключ в скважину. Повернула раз, другой.
Толчком распахнула дверь, чтобы она не скрипнула...
Ворвавшийся поток воздуха взметнул вокруг меня перья подобно стайке
белых птиц. Ужас сдавил мне горло. Я думала, у меня будет разрыв сердца.
Прямо передо мной в кресле сидел беглец. Выспавшийся, спокойный, с
презрительной улыбкой на устах. В неверном утреннем свете он казался самим
дьяволом.
- Нет, вы только посмотрите на нее! Посмотрите-ка на эту лицемерку!
Он медленно поднялся. Я и не надумала отпрянуть, запереться в чулане -
нет. Меня словно парализовало. Он смотрел мне прямо в глаза и, подойдя
совсем близко, одной рукой неспешно, без грубости, сдернул прикрывавший
меня кусок материи и бросил его за спину.
Я и не пыталась удерживать его. Перья взвились к потолку. Теперь, когда
я стояла лицом к лицу с ним, голая, на меня начало находить что-то вроде
икоты. Он поднял ту же руку и распустил мне волосы. То, что я
почувствовала, как они рассыпались по плечам, довело меня в моем нервном
напряжении до полного исступления. Я взвыла как ненормальная и бросилась
на него с кулаками. Я была на пределе, на пределе неистовства, на пределе
слабости...
Он не дал мне сдачи, только удержал меня. Слезы застилали мне глаза, я
не видела его, но даже пойманная за руки продолжала кричать. Я кричала бы
до скончания века, не в силах остановиться, если бы страшный голос,
донесшийся снаружи, неизвестно откуда именно, не прервал меня:
- Внимание! Дом оцеплен! Прекрати, бандит, истязать эту женщину, или я
прикажу стрелять.
Беглец сейчас же отпустил меня, чтобы подобрать нож, оставленный на
сиденье кресла. Его взгляд выразил такое замешательство, такую тоску, что
я почувствовала себя отмщенной за долгие мучения. Запыхавшаяся, с горящими
щеками, я все-таки не могла сдержаться и торжествующе захохотала.
Мне предстояла новая пытка.
За оградой сада, взгромоздясь на подножку военного грузовика, стоял
капитан Котиньяк в окружении вооруженных пехотинцев. На тротуаре
столпились соседи в пижамах и халатах, и он кричал на них в мегафон:
- Разойдитесь, разойдитесь! Дайте солдатам Республики исполнить свой
долг.
Все это мы с моим мучителем увидели из-за полуоткрытой ставни кухни. Он
подтащил меня сюда голую, зажав мне рукой рот. Я почти падала на него.
Теперь настал его черед бояться. Он повторял словно заклинание: "Нет, это
неправда. Этого не может быть". В лучах утреннего солнца к дому мчался еще
один грузовик. Некоторые солдаты соскочили на землю, не дожидаясь, пока он
остановится. Вот их уже десять, пятнадцать, двадцать. Котиньяк пошел им
навстречу, ругая за то, что они не приехали раньше.
- Окружайте дом!
Из машины вытащили тяжеленный пулемет и установили на мостовой. У меня
над ухом беглец беспрестанно повторял:
- Да они просто спятили, суки. Они спятили.
Он закрыл ставни, на мгновение повернулся ко мне лицом, и я увидела,
что он не знает, что ему делать. Он больше не зажимал мне рот рукой.
- Они никогда не решатся стрелять ни из этой штуки, ни из ружей. Если
вы будете действовать в открытую, мы останемся целыми и невредимыми.
- Мы? - воскликнула я. - Они пришли за вами! За вами, и только за вами!
- Пуля - дура. Если они начнут поливать из пулемета, от вашей хибары
тоже ничего не останется, уж я-то Скотиньяка знаю.
Его слова на меня подействовали, он это понял.
- Слушайте внимательно, Каролина. Они же меня не видели. Они не знают
точно ни кто я, ни что у меня за намерения. Не знают, вооружен я или нет.
Вы для начала высуньтесь в окно и крикните им, что все в порядке, что вы
просто-напросто поссорились с дружком. Пусть они у...
Я не дала ему закончить: завопила что было мочи. Он снова разозлился,
грубо зажал мне рот, так что я не могла ни вырваться, ни укусить его.
Теперь-то я знаю, что в этот момент сделала самую большую глупость в моей
жизни и отныне все в ней пошло кувырком.
- Видно, с вами надо говорить по-другому, - произнес он нехорошим
голосом. - Если вы такая дура, то вопите, вопите сколько влезет. - Он
поднес мне к горлу нож. - Ну же, вопите.
Я замотала головой, давая понять, что нет, больше я вопить не стану.
Тогда он бесцеремонно потащил меня в прихожую Открывая замки, он держал
меня на почтительном расстоянии от двери, угрожая острием ножа.
- Умоляю, - забормотала я, - не выводите меня в таком виде, умоляю.
Он подобрал с пола распоротую подушку и швырнул ее мне. Я прикрылась
спереди, придерживая ее двумя руками.
Потом он распахнул дверь и вытолкнул меня за порог. Перья разлетались
во все стороны. Меня всю пронизывал ветер с улицы, я никогда еще так
болезненно не ощущала своей наготы. Свет больно ударил мне в глаза. В
толпе любопытных зашептались. Я отметила с отчаянием, что толпа эта растет
и солдаты с трудом оттесняют ее от ограды.
Наконец установилась абсолютная тишина.
- Эй, Котиньяк, - воскликнул беглец, - взгляните-ка сюда на нее,
взгляните! Если хотя бы один из ваших засранцев, хотя бы один, слышите, на
беду, проникнет в сад, знайте, вы видите ее живой в последний раз.
Ответом ему был только шум прибоя вдалеке. Я зажмурилась, чтобы не
видеть всех этих глаз, в безмолвии наблюдавших за моим несчастьем, потом
меня втащили назад, в тепло дома, дверь захлопнулась, замок щелкнул, меня
отпустили, и я, упав на колени на пол, выплакалась всласть.
КАРОЛИНА (4)
Ставни кухни закрыты.
Сейчас, наверное, полдень, хотя не знаю.
Он позволил мне надеть комбинацию и туфли, немного причесаться. Я даже
помылась под умывальником. Он отвернулся, но мог бы и не отворачиваться -
мне было совершенно все равно.
Когда ему хотелось побыть одному, он запирал меня в карцер. Похоже, он
проверил все окна в доме. Какая глупость! Толпа волновалась и шумела прямо
за воротами у ограды. Время от времени он приоткрывал ставень и выглядывал
на улицу, я не смотрела. Я их слышала. Они смеялись, переговаривались,
будто пришли на представление. Притащили аккордеон, шарманку. Они
запрудили улицу. Вот бы их рассовать по клеткам как зловредных животных!
Трудно себе представить, но перед моим домом собрался чуть ли не весь
город - мужчины, женщины, собаки, дети, старики Купальщики, что
возвращались с пляжа, останавливались здесь прямо в купальниках. Появились
торговцы жареным картофелем и мороженым.
В каком-то смысле это действовало на беглеца успокаивающе. Охрана
только толпами и занималась. Котиньяк напрасно надрывался, пытаясь
разогнать эту ярмарку, а мне было тошно, что вместо чудовища я видела
рядом с собой товарища по несчастью, единственную опору.
Я пожарила то, что оставалось в морозилке. У меня со вчерашнего дня ни
крошки во рту не было. Когда мы сели за стол, я увидела свою согнутую
пополам вилку. С минуту наблюдала, как он ест руками, а потом и сама
принялась есть точно так же.
- Вот видите, Ляжка, - проговорил он с набитым ртом, - не так уж это и
трудно.
В стенном шкафу он нашел бутылку вина. Налил нам обоим. Раньше вино
пила только моя помощница.
- Мне не было и семи, - продолжал он, - а я уже знал: все, что кроме
киношки и аспирина называют отражением цивилизации, - сплошное рабство.
- Не называйте меня Ляжкой.
- Хорошо, Каролина. Выпейте, это вас взбодрит.
Чуть позже, когда мы кончили есть, он тихо сказал мне:
- Я никогда не думал, что дело примет такой оборот. Сожалею, что
доставил вам столько неприятностей.
Я пожала плечами. Мне было зябко даже в потемках кухни. Он прикрыл
окно, чтобы не слышать шума толпы, и продолжал:
- А вы красивая, Каролина. Что бы там обо мне ни рассказывали, я не
взял ни одной женщины силой, но в эту ночь я чуть было не сделал это.
- Напрасно лишили себя удовольствия, - сказала я, разумеется, с
горечью.
Все горожане с сочувственными лицами перемалывали предположения о том,
что он тут со мной выделывает, да не один раз, а десяток, и не как-нибудь,
а с аппетитом. И тут сорока-парикмахерша не жалела красок, уж это
наверняка. Я заметила, что из нас двоих он смутился больше. Опустил темные
глаза и принялся что-то искать в кармане. Вытащил мятую пачку английских
сигарет. Я встала, чтобы принести спички. Когда я к нему подошла, одна
бретелька сползла у меня с плеча - я самую малость помогла ей сползти.
Поднесла к сигарете спичку, и моя грудь оказалась как раз на уровне его
лица. Я чувствовала, что сердце у меня бьется в горле. И при каждом вздохе
грудь высоко вздымается. Так и стояла я возле него и ждала, пока он
закурит. Даже если бы огонь жег мне пальцы, я бы не тронулась с места. И
говорить я не могла, иначе сказала бы Бог знает какие глупости, лишь бы
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Белогорский Евгений
Березин Федор