голос и в глубине души обрадовалась - так нужна была ей сейчас поддержка.
руку.
что это произойдет так неожиданно и именно с этим юношей. Но до отхода
поезда оставался еще целый час, и влюбленные решили прогуляться по откосу,
под высокими деревьями, до конца острова; время от времени они
оборачивались и шепотом спрашивали друг у друга.
затихал, приобретая в ночной тишине напевную мягкость; они уходили все
дальше и дальше, в прохладу деревьев, еще не успев остыть от пекла, в
котором обедали, и огоньки ресторана один за другим гасли за листвой.
Перед ними была стена мрака, настолько плотная, что нельзя было различить
даже следа тропинки. Однако они шли с удовольствием, без всяких опасений.
Постепенно глаза их привыкли к темноте, и они увидели справа стволы
тополей, подобные мрачным колоннам, возносящим вверх пронизанные звездами
купола ветвей; налево же в ночной тьме поблескивала вода, временами
похожая на оловянное зеркало. Ветер стихал; слышно было лишь журчание
реки.
заговорить. - Вы не можете себе представить, какое вы доставили мне
наслаждение, что согласились погулять со мной.
осмелился признаться ей в любви. Он уже давно хотел написать ей, но она,
вероятно, никогда бы не узнала о его любви, не будь этой сообщницы-ночи,
певучей воды и деревьев, которые осеняли их своим тенистым покровом.
Дениза не отвечала; она шла все так же под руку с ним, все той же
неуверенной поступью. Он попытался заглянуть ей в лицо, как вдруг услышал
легкое всхлипывание.
огорчил вас?
что сердце ее готово разорваться. А теперь, в сумраке, она не в силах была
совладать с собой; рыдания начинали душить ее, стоило ей только подумать,
что если бы на месте Делоша был Гютен и если бы эти слова любви произносил
он, у нее не стало бы сил противиться. Это признание, которое она наконец
решилась сделать самой себе, привело ее в смущение. Лицо ее запылало от
стыда, словно она уже побывала под этими деревьями в объятиях молодого
человека, хваставшего своими приключениями с распутными девками.
сержусь на вас. Только, пожалуйста, не говорите со мной больше, как
сейчас... То, о чем вы просите, невозможно. Я знаю, вы славный человек, и
я охотно буду вашим другом, но не больше... слышите - другом!
кротко, но с глубоким сокрушением:
для меня. Дома меня колотили. В Париже я всегда был козлом отпущения.
Знаете, когда не умеешь отбивать чужих любовниц и у тебя не хватает
ловкости, чтобы зарабатывать, как другие, что ж, тогда надо поскорее
околеть где-нибудь в углу... О, не беспокойтесь, я не стану вас больше
мучить! Но вы ведь не можете запретить мне любить вас, не правда ли? Я
буду вас любить, ничего не требуя, как собака... Таков уж, видно, мой
удел, такой уж я неудачник.
излияний выяснилось, что они земляки - она из Валони, а он из Брикбека,
что в тринадцати километрах от ее родных мест. Это по-новому связывало их.
Отец Делоша, бедный судебный пристав, до болезненности ревнивый, постоянно
бил мальчика, воображая, будто это не его сын; отцу противны были длинное
бледное лицо и белокурые волосы ребенка, - таких, по его словам, ни у кого
в их роду не бывало. Разговорившись, молодые люди принялись вспоминать
широкие пастбища, обсаженные живой изгородью, тенистые тропинки,
терявшиеся под вязами, дороги, окаймленные дерном, словно аллеи парка.
Вокруг них ночь еще не совсем сгустилась; они различали прибрежный камыш,
кружево древесной листвы, выделявшееся черными пятнами на фоне мерцающих
звезд; и такое умиротворение сошло на них, что они позабыли свои горести,
- обездоленность сблизила их, словно двух закадычных друзей.
живостью спросила:
покраснев, она ответила:
что не хочу!.. Он мой земляк. Мы просто вспоминали Валонь.
положительно не знали что и думать. Делош распростился с ними на площади
Бастилии: как все продавцы, служившие за стол и квартиру, он ночевал в
магазине и должен был являться туда к одиннадцати часам. Не желая
возвращаться вместе с ним, Дениза, которой разрешено было пойти в театр,
вызвалась проводить Полину и Божэ. Последний, чтобы быть поближе к своей
любовнице, поселился на улице Сен-Рок. Взяли извозчика. По дороге Дениза
узнала, что ее подруга намеревается провести ночь у молодого человека, и
была этим совершенно ошеломлена. Оказывается, делалось это очень просто -
надо было только сунуть пять франков г-же Кабен; все девицы так поступали.
Божэ радушно принял гостей в своей комнате, обставленной старинной мебелью
в стиле ампир, которую прислал ему отец. Когда Дениза высказала желание
заплатить за себя, он сначала обиделся, но в конце концов принял
пятнадцать франков шестьдесят, которые она положила на комод. Зато он
решил во что бы то ни стало угостить ее чашкой чаю, разжег заупрямившуюся
спиртовку и сбегал в лавочку за сахаром. Било полночь, когда он наконец
налил чашки.
кончаются позднее.
ней сняла платье и осталась в нижней юбке и корсете, с обнаженными руками;
она готовила постель - сняла одеяло, потом принялась взбивать подушки. Эти
приготовления к ночи любви, производившиеся в присутствии Денизы,
волновали и смущали девушку, вновь пробуждая в ее израненном сердце
воспоминания о Гютене. Впечатления этого дня отнюдь не были для нее
благотворны. Наконец в четверть первого она рассталась со своими друзьями.
Вышла она от них совсем сконфуженная, - в ответ на ее невинное пожелание
доброй ночи, Полина задорно крикнула:
улицу Нев-Сент-Огюстен. Г-жа Кабен обычно отодвигала засов и, взглянув на
пришедшего, отмечала время его возвращения. Вестибюль был слабо освещен
ночником, и Дениза, оказавшись в полумраке, почувствовала какую-то
неуверенность и даже смутную тревогу: выйдя из-за угла улицы, она видела,
как в дверь скользнула тень мужчины. Это, по-видимому, был Муре,
возвращавшийся с какого-нибудь вечера; мысль, что он здесь, в темноте, и,
быть может, поджидает ее, пробудила в ней один из тех странных приступов
беспричинного страха, который Муре все еще вызывал в ней. И в самом деле,
кто-то ходил во втором этаже, слышно было, как скрипели башмаки. Тогда
Дениза, совсем потеряв голову, толкнула дверь, которая вела в магазин; эту
дверь оставляли открытой для сторожей, время от времени совершавших обход.
Дениза очутилась в отделе ситцев.
продавщиц. Но чтобы попасть туда, надо пройти через весь магазин. Она
предпочла этот дальний путь, несмотря на то что в галереях было совершенно
темно. Газовые рожки не были зажжены; горели одни масляные лампы,
подвешенные к люстрам на большом расстоянии друг от друга; эти
разрозненные огоньки, тонувшие в ночном мраке и похожие на желтые пятна,
напоминали фонари в рудниках. Длинные тени пробегали по магазину, в
полумраке едва можно было различить груды наваленных товаров, которые
принимали жуткие очертания и казались то рухнувшими колоннами, то
притаившимися животными, то подстерегающими грабителями. Тяжелая тишина,
прерываемая доносившимся издали дыханием, еще шире раздвигала границы
потемок. Наконец Дениза поняла, где она: слева был бельевой отдел - от
белья исходил бледный отсвет, вроде того, какой исходит от домов в летние
вечера; она хотела было проскользнуть через зал, однако споткнулась о
груды ситца и решила, что лучше пройти через трикотажный и шерстяной
отделы. Но доносившийся оттуда трубный звук испугал ее - это храпел Жозеф,
рассыльный, спавший среди траурных одеяний. Она бросилась в зал;
стеклянная крыша его пропускала сумеречный свет, и зал казался огромным,
полным видений, населяющих ночью церковь; шкафы замерли в неподвижности,
контуры громадных метров вырисовывались в виде опрокинутых крестов. Теперь
Дениза уже бежала: В отделах приклада и перчаточном она снова чуть не
споткнулась о спавших вповалку сторожей и почла себя в безопасности,
только когда нашла наконец лестницу. Но наверху, перед отделом готового
платья, ее снова обуял страх: она заметила фонарь; его мигающий глазок
двигался; то был обход: двое пожарных отмечали свое посещение на
контрольных часах. Минуту она стояла, ничего не понимая, глядя, как они
проходят через отдел декоративных тканей и шалей, затем полотняный; ее
пугали их странные движения, скрежет ключей и убийственный грохот