Чтение 32–й страницы книги ~Два капитана~

- Катька, разве твой отец отправился на Северный полюс?

Должно быть, она не ожидала такого вопроса, потому что я услышал в
ответ удивленное, сонное мычанье. Потом она сказала:

- Н-н-нет. А что?

- Ничего. Он хотел от крайней точки Нансена добраться до полюса на
собаках. Эх, ты!

- Почему "эх, ты"?

- О своем отце таких вещей не знаешь. Ты сегодня свободна?

- Иду с Киркой в Зоопарк.

Гм, в Зоопарк! Валька давно звал меня в Зоопарк посмотреть его
грызунов, и это было просто свинство, что я до сих пор не собрался!

Я сказал Кате, что встречу ее у входа.

Кирка была та самая Кирен, которая когда-то читала "Дубровского" и
доказывала, что "Маша за него вышла". Она стала теперь огромной девицей с
белокурыми косами, завязанными вокруг головы. По-прежнему она смотрела
Кате в рот и слушалась каждого слова. Только иногда вместо возражений она
начинала хохотать, и так неожиданно громко, что все вздрагивали, а Катя
привычным терпеливым жестом затыкала уши.

Я условился с Валькой, что он встретит нас у входа, но его почему-то
не было, а брать билеты было просто глупо, раз он хвастался, что может
провести нас бесплатно.

Наконец он пришел. Он покраснел, когда я знакомил его с девицами, и
пробормотал, что боится, что "грызуны - это вам неинтересно". Катя вежливо
возразила, что, напротив, очень интересно, если судить о грызунах по той
речи, которую он произнес в защиту Евгения Онегина. И мы чинно прошли мимо
сторожа, которому Валька три раза сказал, что он - сотрудник лаборатории
экспериментальной биологии и что это "к нему".

Тогда Зоосад был не то, что теперь. Многие отделения были закрыты, а
другие представляли собою самые обыкновенные, покрытые снегом поля. Валька
сказал, что на этих полях живут песцы, что у них есть норы и т.д. Но мы не
видели никаких песцов и вообще, ничего, кроме снега, так что пришлось
поверить Вальке на слово.

Ему не терпелось показать нам своих грызунов, и он не дал нам
посмотреть тигра, слона и других интересных зверей, а через весь Зоосад
потащил к какому-то грязноватому дому. В этом доме жили Валькины грызуны.
Не знаю, что каждый из нас понимал под этим словом. Во всяком случае, мы
сделали вид, что так и думали, что грызуны - это обыкновенные мыши.

Их было очень много, и все они были чем-то заражены, как с гордостью
объявил нам Валька. Он сказал, что в его ведении находятся также и летучие
мыши и что он кормит их с рук червяками. В общем, это было довольно
интересно, хотя в доме страшно воняло, а Валька все говорил и говорил без
конца.

Мы слушали его с уважением. Особенно Кирен. Потом ее вдруг затрясло,
и она сказала, что ненавидит мышей.

- Дура, - тихо сказала ей Катя.

Кирен засмеялась.

- Нет, правда, гадость, - сказала она.

Валька тоже засмеялся. Я видел, что он обиделся за своих мышей. Мы
поблагодарили его и двинулись дальше.

- Вот скука! Посмотрим хоть обезьяны, - предложила Кирен.

И мы пошли смотреть обезьян.

Вот где была вонь! И не сравнить с Валькиными грызунами! Кирен
объявила, что не будет дышать.

- Эх, ты, а как же сторожа? - сказала Катя.

И мы посмотрели на сторожа, который стоял у клеток с глупым, но
значительным видом.

Это был Гаер Кулий! С минуту я сомневался - ведь я его больше десяти
лет не видел. Но вот он выступил вперед и сказал своим густым противным
голосом:

- Обезьяна-макака...

Он!

Я посмотрел на него в упор, но он меня не узнал. Он постарел, нос
стал какой-то утиный. И кудри были уже не те - редкие, грязные, седые. От
прежнего молодцеватого Гаера остались только усы кольцами да угри.

- На груди и брюхе животного, - продолжал Гаер с хорошо знакомым мне
назидательно-угрожающим видом, - вы найдете сосцы, известные как органы
молочного развития ихних детей.

Он, он! Мне стало смешно, и Катя спросила меня, почему я улыбаюсь. Я
шепнул:

- Взгляни-ка на него.

Она посмотрела.

- Знаешь, кто это?

- Ну!

- Мой отчим.

- Врешь!

- Честное слово.

Она недоверчиво подняла брови, потом замигала и стала слушать.

- В следующей клетке вы найдете человекообразного обезьяну-гиббона,
поражающего сходством последнего с человеком. У этого гиббона бывает
известное помраченье, когда он, как бешеный, носится по своему помещению.

Бедный гиббон! Я вспомнил, как и на меня находило "помраченье", когда
этот подлец начинал свои бесконечные разговоры.

Я взглянул на Катю и Киру. Конечно, они подумают, что я сошел с ума!
Но я перестал бы себя уважать, если бы прозевал такой случай.

- Палочки должны быть попиндикулярны, - сказал я негромко.

Он покосился на меня, но я сделал вид, что рассматриваю гиббона.

- В следующей клетке, - продолжал Гаер, - вы найдете бесхвостую
мартышку из Гибралтара. По развитию она, как дети. Она имеет карман во
рту, куда обыкновенно кладет про запас лакомые куски своей пищи.

- Ну, понятно, - сказал я, - каждому охота схватить лакомый кусок. Но
можно ли назвать подобный кусок обеспечивающим явлением - это еще вопрос.

Я сам не ожидал, что помню наизусть эту чушь. Кирка прыснула. Гаер
замолчал и уставился на меня с глупым, но подозрительным видом. Какое-то
смутное воспоминанье, казалось, мелькнуло в его тупой башке... Но он не
узнал меня. Еще бы!

- Мы их обеспечиваем, - уже другим, угрюмо-деловым тоном сказал он. -
Каждый день жрут и жрут. Человек иной не может столько сожрать, как такая
тварь.

Он спохватился.

- Посмотрите на них с заду, - продолжал он, - и вы увидите, что эта
область является у них ненормально красной. Это не кожа, а твердая кора,
вроде мозоль.

- Скажите, пожалуйста, - спросил я очень серьезно, - а бывают
говорящие обезьяны?

Кирен засмеялась.

- Не слыхал, - недоверчиво возразил Гаер. Он не мог понять, смеюсь я
или говорю серьезно.

- Мне рассказывали об одной обезьяне, которая служила на пароходной
пристани, - продолжал я, - а потом ее выгнали, и она занялась воспитанием
детей.

Гаер снисходительно улыбнулся.

- Каких детей?

- Чужих. Она била их подставкой для сапог, - продолжал я, чувствуя,
что у меня сердце застучало от этих воспоминаний, - особенно девочку,
потому что мальчик, чего доброго, мог бы дать и сдачи.

Я говорил все громче. Гаер слушал, открыв рот. Вдруг он испуганно
захлопнул рот и заморгал, заморгал.

- После обеда нужно было благодарить ее... - я отмахнулся от Киры,
которая испуганно схватила меня за локоть. - Хотя эта подлая обезьяна не
работала, а жила на чужой счет и только с утра до вечера чистила свои
проклятые сапожищи. Впрочем, потом она поступила в батальон смерти и
получила за это двести рублей и новую форму. Она говорила речи! - Кажется,
я заскрежетал зубами.- А когда этот батальон разгромили, она удрала из
города и унесла все, что было в доме.

Наверное, я уже здорово орал, потому что Катя вдруг стала между
Гаером и мной.

Гаер пробормотал что-то и прислонился к клетке. Он узнал меня. Губы у
него так и заходили.

- Саня! - повелительно сказала Катя.

- Подожди! - Я отстранил ее. - И это счастье, что он удрал. Потому
что я бы его...

- Саня!

Помнится, меня поразило, что он неожиданно вскрикнул и схватился
руками за голову. Я опомнился. Неловко улыбаясь, я посмотрел на Катю. Мне
стало стыдно, что и так орал.

- Пошли, - коротко сказала она.

Мы шли по Зоопарку и молчали. Я видел, что Кирка испуганно хлопает
глазами и держится от меня подальше. Катя что-то шепнула ей.

- Подлец! - пробормотал я.

Я еще не мог успокоиться.

- Сегодня же передам через Вальку заявление в Зоопарк. Зачем они
держат такого подлеца? Он - белогвардеец.

- Я теперь тебя боюсь, - сказала Катя. - Ты, оказывается, бешеный.
Вон, даже губы побелели.

- Это потому, что мне хотелось его убить, - сказал я. - Ладно, черт с
ним! Поговорим о чем-нибудь другом. Как вам понравились гиббоны?

Глава восьмая