ненной ясностью) принялся тащить из бокового кармана шинели бумаги, ко-
торые он давеча пересматривал у себя в номере.
дым движением руки, держащей бумаги, - не то, что вообще нет, а у ме-
ня... Никак починить не могут, приходится керосин жечь.
грязную посуду и неторопливо положил бумаги.
голову с редкими, прямыми, белокурыми волосами, подстриженными ежом.
переложил револьвер в карман шинели; барабан щелкнул и этот короткий
стук вдруг взметнул Главецкого с его места.
ясь на дверь и приседая.
Озноб! Зубами!
да. Тут действительно не... тепло.
от лампы.
дейского отряда, - негромко и невнятно бормотал Главецкий, - мною был
получен приказ занять позицию...
читал Главецкий, - заняв позицию, вырыли одиночные окопы... да это не то
совсем, - пробормотал он, не оборачиваясь.
вольвером вперед.
ну; он дрожал, все лицо его дергалось.
вольвер.
не, приседал вниз, на пол и снова приподнимался.
нажал снова; курок коротко стукнул, - а Главецкий все приподнимался,
дергая головой и защищаясь руками.
и, схватив Главецкого за плечо, с бешенством ударил его в висок, тяжелой
рукояткой револьвера, - и в ту же минуту сломанное, смятое тело, сползло
вниз по стене и упало мешком к его ногам на пол.
неподвижно; ничего не было слышно, только явственно и четко стучало у
него сердце, да все также звенела на столе закоптелая керосиновая лампа.
кими, до сумасшествия размеренными движениями вытащил у него из заднего
кармана брюк затрепанный кожаный бумажник; в первом же отделении, рядом
с воинским билетом, лежала бумага военно-полевого суда, та самая, кото-
рую показывал ему на углу Болотной Главецкий.
тил, что, расстегиваясь давеча, он оборвал верхний крючок на шинели,
крючок болтался на ниточке.
ниточку и завязал крючок в кончик носового платка.
он направился к двери и вдруг бросился назад: где-то неподалеку ленивый
женский голос, четко выделяя каждое слово, напевал знакомую песенку:
ги, отыскал стол и, резко обернувшись, потушил лампу. Синеватый свет фо-
наря полосами ложился на пол, и в этом свете видно было скорченное тело,
как-будто покрытое мутной, беловатой простыней, сглаживающей его очерта-
ния. И только с неподвижной четкостью выглядывал из-под этой простыни
кусок зеленоватой, острой, судорожно вытянутой руки.
чок и вытянулся тут же в тени, стараясь тянуться все выше и выше, подни-
маясь на носки, крепко прижимая к телу вздрагивающие руки.
другой стороны двери, нужно, чтобы когда этот человек, который поет там,
в коридоре, чтобы, когда он войдет, дверь, распахнувшись, закрыла его,
Шахова.
громче, шаги отдавались все ближе, уже здесь в чуланчике слышно было,
как кто-то шарит руками и подходит к двери и по двери шарит руками...
нужно...
залась), Шахов сделал наконец один шаг за спиной женщины и вдруг неслыш-
но и легко выскользнул из комнаты.
уйду, не заметят. Нет, не бежать, итти спокойно как-будто просто так
иду, как-будто ничего не случилось"...
дрожащий огонек спички.
ворон, потерявший, должно быть, подругу, ковылял по боковой дорожке
бульвара, засыпанной почерневшими листьями.
крыло, пошел прочь.
еще несколько шагов и снова остановился. Какой-то солдат, с мешком в од-
ной руки и винтовкой в другой, прошел мимо него, где-то гулко выстрели-
ли, гнусавая женщина окликнула его раз, другой, третий, - а он все стоял
неподвижно, как человек, внезапно забывший все: и откуда пришел, и куда
идет, и как зовут, и для чего он стоит здесь, на бульваре, поглаживая
лоб рукой и блуждая растерянными глазами.
ло, правый глаз был как бы вставлен в раскаленную круглую рамку.
дальше.
- и это вдруг огорчило его чрезвычайно.
данно забыл об этом и, засунув руки в обшлага шинели, быстро пошел по
направлению к Сенатской площади.
сад, он уселся на скамейку против бюста Жуковского (старенький военный в
генеральской шинели с любопытством посмотрел на него и предупредительно
отодвинулся на край скамейки) и с бессмысленным вниманием принялся изу-
чать изречение, золотыми буквами высеченное на пьедестале.
но и очень громко запел общеизвестный боевой марш; он пел, бодро притоп-
тывая ногой, и, казалось, непременно хотел обратить на себя внимание со-
седа.
вигаясь к Шахову ближе, - теперь дипломаты не могут того делать, что мы,
старая гвардия делали! Например, газетное дело. Падает с каждым днем!
Помилуйте, теперь, чтобы провести закон никакой поддержки печати не нуж-
но. Ну что там эсэры! Он думает, что он - эсэр, так мужик тут же и поне-
сет ему свои капиталы. Шалишь, братец, шалишь!
бровью.
неурядицы главным образом из за того, что одно министерство занялось де-
лами другого; скажем, министерство по иностранным делам стало руководить
торговлей и промышленностью, а департаменту полиции почему-то поручили
просвещение и иностранные дела; разумеется, произошли пустяки какие-то,
путаница.
уставился прямо в лицо Шахову тускловатыми, голубыми глазами). Сокраще-