Чтение 32–й страницы книги ~Кристина~

Эрни все еще улыбался, вспоминая, как в первый раз попросил Ли о
свидании.

- Позвать ее на игру было довольно рискованным предложением.

- Спасибо, - сказал я. - Вот и все, что я получаю, когда выкладываюсь во
время игры.

- Ты знаешь, что я имею в виду. После того как она согласилась, меня
ужаснула одна маленькая мыслишка, и я позвонил тебе. Помнишь?

Внезапно я вспомнил. Он позвонил мне, спросил, на чьем поле будет игра, и
казался абсолютно огорошенным тем, что она должна была состояться в
Хидден-Хиллз.

- Ситуация была и в самом деле не из лучших. Я добился свидания у самой
красивой девочки в школе, я без ума от нее, и оказывается, что игра будет
выездной, а моя машина стоит в гараже Уилла.

- Ты мог поехать на автобусе.

- Теперь-то я это знаю, но тогда так не думал. Обычно все места в
автобусе были заняты за неделю до игры. Я не знал, как много людей перестают
ходить на матч, когда команда проигрывает.

- Не напоминай мне об этом, - сказал я.

- Поэтому я пошел к Дарнеллу. Я был уверен в Кристине, но у нее не было
официального разрешения на езду по улицам. Я был в отчаянии.

"В отчаянии от чего?" - внезапно и холодно подумал я.

- Он выслушал меня. Сказал, что понимает, как это для меня важно, и
если... - Эрни замялся; казалось, он о чем-то размышлял. - Ну вот и вся
история о первом свидании.

И если...

Но это было не мое дело.

"Будь его глазами", - сказал мой отец.

Но я отмел и его слова.

Мы проходили мимо места для курения, где сейчас почти никого не было,
если не считать троих ребят и двух девочек, торопливо тушивших сигареты. На
асфальте валялось множество окурков.

- Где-нибудь видел Бадди Реппертона?

- Нет, - ответил он. - И не хотел видеть. А ты? Я видел его однажды,
стоявшего возле небольшой заправочной станции в Монроэвилле. Эта станция
принадлежала отцу Дона Ванденберга. Бадди не видел меня; я просто проезжал
мимо.

- Видел, но не говорил.

- Думаешь, он умеет говорить? - бросил Эрни с презрением, которое было
несвойственно ему. - Что за говнюк!

Я вздрогнул. Опять это слово. Я вспомнил кое-что о нем и спросил Эрни,
где он нашел такой термин.

Он задумчиво посмотрел на меня. Вдруг из здания донесся второй звонок. Мы
могли опоздать в класс, но в тот момент меня волновало совсем другое.

- Помнишь тот день, когда я купил машину? - ответил он. - Не тот, когда
оставил залог, а тот, когда действительно купил ее?

- Конечно.

- Я пошел к Лебэю, а ты остался снаружи. У него была такая крохотная
кухонька с красной скатертью на столе. Мы сели, и он предложил пива. Я не
отказался, потому что очень хотел купить машину и боялся обидеть его.
Поэтому я выпил пива вместе с ним, и он начал нести всякую.., как бы ты это
назвал? Наверное, ты бы сказал "околесицу". Всякую чушь о том, как все
говнюки были против него. Так вот, это его слово, Дэннис. Говнюки. Он
говорил, что если бы не они, то он бы не продал машины.

- Что он имел в виду?

- Наверное, то, что был слишком стар для вождения машины, но он так не
сказал. Это они во всем были виноваты. Говнюки. Говнюки хотели, чтобы он
проходил медицинское обследование каждый год, и без заключения окулистов не
продлевали его водительских прав. Еще он сказал, что они не хотели разрешать
ему ездить по улице - никто не разрешал. И кто-то бросил камень в его
машину.

Все это я понимаю. Но я не понимаю, почему... - Эрни остановился у самой
двери, когда мы опаздывали в класс. Он засунул руки в задние карманы джинсов
и нахмурился. - Я не понимаю, почему он позволил Кристине дойти до такого
состояния, Дэннис. До такого состояния, в котором я купил ее. Он говорил о
ней так, как будто действительно любил ее. Я знаю, ты думаешь, что он просто
набивал ей цену, но ты ошибаешься. А потом, когда он стал пересчитывать
деньги, то неожиданно разворчался: "Эта дерьмовая машина, пусть меня
вздрючат, если я знаю, зачем она нужна тебе. Это пиковый туз". Я спросил
его, что он этим хотел сказать, а он ответил: "Все, что хотел сказать, и
даже больше того. Остальное пусть объяснят говнюки".

Мы вошли в школу. Мистер Леруа, учитель французского языка, спешно убегал
вверх по лестнице. Оглянувшись, он торопливо бросил нам: "Мальчики, вы
опаздываете", - чем напомнил белого кролика из "Алисы в Стране чудес". Мы
ускорили шаг, а когда он скрылся из виду, снова пошли медленно.

Эрни произнес:

- Когда Бадди Реппертон хотел пустить в дело свой нож, я здорово
перепугался. - Он понизил голос и проговорил серьезно, хотя и улыбнулся:

- Я почти наложил в штаны, если хочешь знать правду... Во всяком случае,
я употребил слово Лебэя, даже не задумываясь о нем. Реппертону оно подходит,
тебе не кажется?

- Вполне подходит.

- Мне нужно идти, - сказал Эрни. - Дифференциальные исчисления, потом
автомеханические курсы, третья степень. По-моему, я его за два месяца изучил
на Кристине.

Он поспешил в класс, а я на минуту задержался в холле, глядя ему вслед. У
меня было назначено свидание с моей новой подругой, и я думал, что смогу
незаметно проскочить в одну из комнат в дальнем крыле.., я уже раз проводил
там время уроков. В старших классах это было не самым большим преступлением,
если уж иногда дела грозили обернуться убийством, как я быстро понял.

Я стоял там и старался избавиться от страха, который уже не был таким
смутным и неопределенным, как прежде. Что-то было не так, что-то было не на
месте, не как обычно. Был какой-то холод, и это был не октябрьский ветер,
дувший в школьные окна, как я хотел думать. Все было почти так же, как и
раньше, но все было готово измениться - я это чувствовал.

Я стоял, пытаясь собраться с мыслями и убедить себя в том, что мне было
не по себе из-за страха перед собственным будущим. Может быть, отчасти все
так и было. Но только отчасти. Эта дерьмовая машина, пусть меня вздрючат,
если я знаю, зачем она нужна тебе. Я увидел мистера Леруа, спускавшегося по
лестнице, и поспешил отойти в другую сторону.

***

Я думаю, у каждого или у каждой есть что-то вроде навозной лопаты,
которой в моменты стрессов и неприятностей вы начинаете копаться в себе, в
своих мыслях и чувствах. Избавьтесь от нее. Сожгите ее. Иначе вырытая вами
яма достигнет глубин подсознания, и тогда по ночам из нее будут выходить
мертвецы. Я вновь и вновь видел во сне Кристину, Эрни, сидевшего за ее
рулем, полуразложившийся труп Лебэя, подскакивавшего на пассажирском сиденье
в тот момент, когда машина с ревом вылетала из гаража и мчалась на меня,
пронзая яростными лучами своих передних фар.

Я просыпался с зажатой подушкой в зубах, и она приглушала мои вопли.

19/ НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ

После того ленча я вплоть до Дня Благодарения не говорил - по-настоящему
не говорил - с Эрни, потому что в следующую субботу получил травму. В тот
день мы вновь встречались с "Медведями Ридж-Рока" и проиграли с поистине
зрелищным счетом 46:3. Однако конца матча я не застал. На, седьмой минуте
третьей четверти я оказался открытым, получил пас и уже приготовился бежать,
когда был сбит с ног сразу тремя защитниками "Медведей". Было мгновение
ужасной боли - яркая вспышка, как будто надо мной разорвался ядерный заряд.
Затем наступила кромешная темнота.

Во тьме все оставалось довольно долго, хотя мне так не казалось. Я не
приходил в сознание почти пятьдесят часов, а когда очнулся в понедельник
двадцать третьего октября, то находился в городской больнице Либертивилла.
Рядом были мои папа и мама. Вместе с ними была Элли, выглядевшая бледной и
напряженной. Помню, что меня особенно тронули темные круги под ее глазами; я
даже не заметил, что плакали все трое. Эрни с ними не было, но вскоре он
присоединился к моей семье; он и Ли встречали моих родителей в приемной. В
тот вечер к нам приехали мои тетя и дядя, и в течение всей недели не
кончался парад родственников и друзей - меня навестила вся футбольная
команда, включая тренера Пуффера, который выглядел постаревшим на двадцать
лет. По-моему, он понял, что есть вещи похуже, чем проигрышный сезон. Тренер
был первым, кто сказал мне, что я уже никогда не буду снова играть в футбол.
Не знаю, чего он ожидал от меня - слез счастья или истерики, - такое у него
было напряженное, натянутое выражение лица. Но я вообще никак не
прореагировал на это известие. Я радовался тому, что остался жив, и знал,
что постепенно начну ходить.

Если бы меня ударили только один раз, то я, вероятно, смог бы поправиться
и вернуться к тренировкам. Но человеческое тело не создано для того, чтобы
его превращали в кашу одновременно с трех сторон. Обе мои ноги были
переломаны, левая в двух местах. Правая рука оказалась вывернутой из
сустава. Но все это было только лишь верхушкой айсберга. Я получил травму
черепа и то, что мой врач назвал "слабым повреждением спинного мозга", а это
означало, что в момент падения я был в сантиметре от того, чтобы всю
оставшуюся жизнь провести в паралитическом состоянии.

У меня было много гостей, много цветов и много открыток и писем.

Но еще у меня было много бессонных ночей, когда я не мог заснуть от боли.
Мои загипсованные и перебинтованные рука и ноги лежали на специальных
подвешенных шинах, а на пояс был положен гипсовый слепок, который все время