что он пристрастился к бутылке, чтобы не давать выход самому страшному.
я должен был бы расплатиться за то, что буду допущен в тот цирк, в котором
Аделия Лортц была инспектором манежа. Ей нужен был третий, потому что эта
третья направила свет прожектора на Аделию как раз тогда, когда та больше
всего хотела действовать в темноте. Эта третья и должна была стать моей, так
как ей больше не разрешалось посещать библиотеку, и Аделия сомневалась, что
сможет оказаться поблизости от нее. Тем третьим "Плохим беби" была Тэнси
Пауэр, дочь помощника шерифа.
почти слышалась мольба.
наши встречи. Тэнси Райэн, которая раньше была Тэнси Пауэр. Очень многие из
тех, что в детстве посещали "Час сказки", сейчас так или иначе связаны с АА.
убийству Тэнси Пауэр... и это не самое ужасное. Но пусть лучше б уж было.
8
поднялся, чтобы пойти за ней.
ей нужно немного времени, чтобы прийти в себя. И тебе бы нужно было, если бы
ты неожиданно узнал, что один из членов определяющей для твоей жизни
организации однажды был близок к убийству твоего лучшего друга. Пусть она
побудет там. Она вернется -- Сара сильная.
волосы у висков еще не высохли -- и несла поднос с тремя стаканами чая со
льдом.
сказал Дейв.
точно, я просто больше не могла терпеть".
поступком. И все равно, лед говорил со стеклом стаканов взволнованным языком
коротких, отрывистых фраз. Сэм снлва встал и взял поднос из ее дрожащих рук.
Она посмотрела на него с благодарностью.
Расскажи все до конца.
9
-- продолжал Дейв, -- "потому что к тому времени у меня не было возможности
видеть своими глазами то, что происходило. Где-то в конце 1959 года Аделия
сказала, что мне больше нельзя ходить в Публичную библиотеку. Она сказала,
что если увидит меня там, то выставит оттуда, а если я буду торчать
поблизости, натравит на меня полицейских. Она сказала, что я становлюсь
слишком жалким и потрепанным на вид, и люди начнут болтать, если увидят, что
я захаживаю туда.
это?"
идиот".
понял, как низко я пал. Ты видела, в какой яме я был все те годы с тех пор,
как мы с тобой стали ходить на встречи АА, Сара, но ты никогда не видела
меня падшим настолько низко. И я рад этому.
было разрешено видеться с ней, а единственное время -- после наступления
темноты. Она велела мне добираться к ней если по дороге, то не ближе, чем до
Ордей фарм. Оттуда мне надо было идти напрямик через поле. Она говорила, что
узнает, если я буду пытаться обманывать ее в этом, и я верил ей -- когда эти
ее серебристые глаза становились красными, Аделия видела все. Я, как
правило, появлялся между одиннадцатью и часом дня -- это зависело от того,
сколько у меня было выпить, я обычно промерзал до костей. Не могу многое
рассказать о тех месяцах, но могу сказать, что в 1959 и 1960 в штате Айова
была чертовски холодная зима. Было много ночей, когда, я полагаю, и трезвый
человек замерз бы там, в этих кукурузных полях.
хотя к тому времени уже наступил июль 1960 года и стояла адская жара. Помню,
как выглядела в ту ночь луна, огромная и красная, она повисла над полями.
Казалось, что все собаки округа Хоумстед кидались на луну.
бешеной вьюге. Ту неделю -- да, пожалуй, целый месяц -- она была вялой и
сонливой, но только не в ту ночь. В ту ночь сна у нее не было ни в одном
глазу, и она кипела от ярости. В таком виде я ее не видел с вечера того дня,
когда мистер Лэвин велел ей снять картинку с Красной Шапочкой, потому что
она вызывала у детей страх. Сначала она даже не заметила меня. Там, внизу,
она расхаживала взад и вперед голая, в чем мать родила, если она вообще
когда-либо родилась, опустив голову и сжав руки в кулаки. Она совсем
обезумела от злости. Обычно она укладывала волосы в старомодный пучок, когда
была дома, но они были распущенными, когда я вошел в дом через кухонную
дверь, и от ее быстрой ходьбы они развевались сзади. Слышно было, как они
издавали слегка потрескивающий звук, как будто были наэлектризованы. Ее
кроваво-красные глаза светились, как огни на железной дороге. (В старые
времена их размещали вдоль путей, когда в каком-нибудь месте было нарушено
движение.) Так вот ее глаза были как эти огни. Ее тело лоснилось от пота, и
хотя сам я был "хорош", я чувствовал запах, который исходил от нее, от нее
несло, как от рыси во время течки. Помню, что видел, как большие маслянистые
капли скатились с ее груди и живота. А бедра просто блестели от пота. Это
была одна из тех тихих, удушливых ночей, которые бывают иногда в наших
местах летом, когда стоит такой насыщенный запах зелени, что распирает грудь
и кажется, будто с каждым глотком воздуха проглатываешь шелковистые волоски
кукурузы. В такие ночи хочется, чтобы грянул гром, засверкала молния и пошел
ливень, но их нет. По крайней мере, хотелось бы сильного ветра, и не потому
что он бы немного охладил вас, а просто легче было бы перенести шелест
кукурузы, звук, с которым она выбивается из-под земли со всех сторон от
тебя, куда ни посмотри. Это как звук, с которым немощный старец утром
пытается встать с постели, не потревожив жену.
но и страх -- кто-то посеял в ней чувство страха Суда Господня. И эта
перемена в ней становилась все заметнее. С ней произошло что-то такое, что
привело ее в раж. Не то, чтобы она стала выглядеть старше; просто она была
уже не та. Волосы поредели и стали как у ребенка. Под ними проглядывала кожа
головы. А над кожей лица как бы образовался новый слой кожи -- тонкая,
призрачная паутинка -- у щек, около ноздрей, в уголках глаз, а еще между
пальцами. Лучше всего это было заметно в том месте, где была складка. И
когда Аделия ходила, эта паутинка слегка колыхалась. Вы хотите услышать
чтонибудь совершенно невероятное? Когда теперь у нас в городе устраивают
окружную ярмарку, я страшно не люблю оказываться рядом с прилавками, где
продают волокнистые конфеты. Вы знаете на каком аппарате они их делают?
вставляет в него бумажный рожок и накручивает на него розовое сахарное
волокно. Вот такой начинала выглядеть у Аделии кожа -- из-за тонких нитей
волокнистого сахара. Мне кажется, я знаю, что это было. Она делала то же
самое, что гусеницы перед тем, как уснуть. Она закутывала себя в кокон.
вперед. И она не замечала меня довольно долго. Пыталась обойти те
препятствия, на которые наткнулась. Два раза грохнула кулаком об стену, да
так сильно, что пробила ее насквозь -- обои, штукатурку и обшивку. Звук был
такой, будто кости ломаются, но, видимо, ей было совсем не больно, и не было
нисколько крови. И каждый раз она пронзительно кричала, но не от боли. То,
что я слышал, был вопль обозленной и обессиленной кошки... но, как я сказал,
помимо злости, в нем был еще и страх. И что же вы думаете она выкрикивала?
Имя того помощника шерифа.
насквозь пробивала стену. "Провались ты пропадом, Джон Пауэр! Я отучу тебя
совать нос в мои дела! Хочешь посмотреть на меня? Чудесно! Так я научу тебя,
как это делать! Я научу тебя, мой малыш!" И снова начинала ходить, почти
бегом, при этом так грохотала по полу босыми ногами , что весь дом ходил
ходуном. Ходила и что-то бормотала про себя. Потом рот искривлялся, глаза
начинали излучать красный свет, ярче обычного, и снова -- бах! по стене
кулаком, так, что пробивала в ней дыру, и оттуда с легким шуршанием сыпалась
раздробленная штукатурка. "Джон Пауэр, только попробуй!" -- злобно рычала
она. "Только попробуй перейти мне дорогу!"
оказалась у двери на кухню и неожиданно увидела меня. Она впилась в меня
своим взглядом, рот стал вытягиваться и принимать форму конуса -- только на
этот раз он весь был покрыт дымчатой паутинкой, -- и я подумал, что мне
пришел конец. Если она не могла добраться до Джона Пауэра, значит на его
месте окажусь я.
упал прямо рядом с дверью. Она увидела это и остановилась. Красный свет в ее
глазах потух. Она изменилась в мгновение ока и уже говорила со мной так,
будто она закатила костюмированный вечер с коктейлями и я пришел на-него, а
не посреди ночи к ней домой, где она расхаживает голой и время от времени
прошибает дыры в собственных стенах.
Акунин Борис
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Белов Вольф
Суворов Виктор