некуда, неловко повернула было назад и, поскользнувшись, во весь рост
упала на мокрый асфальт. Ранец ее перелетел через улицу, и книги
рассыпались у моих ног. Визг тормозов, пронзительный крик - и колеса
грузовика, который вез чугунные болванки из доков, со скрежетом наехали на
нее.
пострадавшую. Не удержался и я. Хоть я и не любил выказывать на людях свои
профессиональные познания, но тут я протиснулся сквозь толпу и опустился
на колени возле пострадавшей девочки. Она лежала неподвижно и тихонько
стонала; несмотря на грязь, покрывавшую ее лицо, видно было, что она
смертельно бледна. Полисмен поддерживал ее голову, а со всех сторон
теснились, напирая на него, сердобольные люди, и каждый стремился дать
какой-то совет.
поспешно передали доску со стоявшего подле грузовика. Среди поднявшихся
тотчас шума и суматохи, девочку положили на эти импровизированные носилки
и внесли в маленький врачебный кабинет, затерявшийся среди лавчонок на
противоположной стороне улицы; там ее уложили на кушетку. Человек двадцать
любопытных зашло вместе с нами. Полисмен немедленно вызвал по телефону
карету скорой помощи. Затем, подойдя к кушетке, возле которой я стоял, он
сказал:
десять минут.
запачканную, порванную блузку девочки. Треснувший по швам лифчик сполз
вниз, обнажив плоскую грудку. Повреждено было левое плечо: сложный перелом
сустава. Ее изуродованная левая рука безжизненно повисла, но куда страшнее
был непрерывно увеличивавшийся синий кровоподтек под мышкой. Нащупав пульс
девочки, я с тревогой взглянул на ее лицо, ставшее теперь совсем белым, -
ее закатившиеся глаза пристально смотрели в одну точку.
из соседней аптеки - пожилой мужчина в белой куртке.
Несомненно, повреждена артерия, но слишком высоко, чтобы можно было
наложить жгут, а кровотечение столь обильно, что легко может повлечь за
собой роковой исход еще прежде, чем прибудет скорая помощь.
подошел к небольшому эмалированному шкафчику с инструментами, стоявшему в
углу, вынул скальпель, щипцы Спенсера и стеклянную банку с кетгутом для
наложения швов. Бутыль с эфиром стояла на нижней полке. Я налил немного на
кусок марли и приложил ее к носу девочки. Она слегка всхлипнула и замерла.
йоду и протер той же едкой жидкостью распухшую подмышку пострадавшей.
Полисмен и фармацевт смотрели на меня, вытаращив глаза. В дверях стояла
группа молчаливых зрителей. Не обращая на них внимания, я взял скальпель и
всадил его в отекшую руку девочки.
кровоточащую дыру в разорванной артерии. Немедленно я наложил щипцы. Затем
не торопясь, спокойно перевязал сосуд. Это было совсем нетрудно, и на все
потребовалось минут пять. Убрав эфирную маску, я снял щипцы, слегка
затампонировал рану и забинтовал ее крест-накрест, чтобы вернее
предохранить от загрязнения. Пульс у девочки уже стал лучше, дыхание
ровнее и глубже. Я взял жесткое серое одеяло, лежавшее в ногах кушетки, и
хорошенько закутал в него худенькое тельце. В больнице ей, очевидно,
сделают переливание крови, может быть, введут физиологический раствор, но
настоящая опасность уже была позади.
я обернулся и заметил коренастого крепыша с копною ярко-рыжих вьющихся
волос, который недружелюбно смотрел на меня.
вот наконец маленькая пациентка удобно устроена и осторожно увезена;
полисмен закрыл блокнот, торжественно пожал мне руку и ушел. Фармацевт
отправился в свою аптеку, последние зеваки разошлись, по улице снова с
ревом и грохотом понеслись машины. Доктор Мейзерс и я остались одни.
его кровью. А мне даже не собираетесь платить за это.
ответ. Все его ногти были коротко обгрызаны.
Это было удостоверение об окончании общего курса, свидетельствовавшее о
том, что Мейзерс - врач самой низкой квалификации.
резко повернулся к своему письменному столу и взял "Медицинский
справочник". Полистав его с характерной для всех его движений энергией, он
быстро отыскал мою фамилию.
того как он читал перечень моих степеней и наград, лицо его все
вытягивалось. Он закрыл книгу, сел в свое кожаное вращающееся кресло,
сдвинул на затылок котелок, который до сих пор не потрудился снять, и уже
совсем по-иному посмотрел на меня.
городе. Три тысячи чистоганом. Максимум. Все врачи терпеть меня не могут.
Ведь я у них хлеб отнимаю. А народ меня очень любит.
и небрежно сунул ее в рот. Его самоуверенность была просто поразительна.
Одет он был кричаще, но в традиционном стиле врачей, практикующих на дому:
широкие полосатые брюки, короткий черный пиджак, стоячий воротничок и
галстук с бриллиантовой булавкой. Однако подбородок у него отливал
синевой: ему явно не мешало побриться.
вы его лишились - пьянство или женщины?
прием и ночные вызовы. Мне хочется немножко вздохнуть посвободнее. А то
эта практика убьет меня.
в "Глобусе" и избавит от позорной необходимости обивать пороги Агентства
по приисканию работы для медиков. У меня будет время и для научных
исследований, если, конечно, я смогу наладить это на аптекарском
отделении.
Предупреждаю: у меня были и до вас помощники. И ни один из них ни к черту
не годился. Они у меня живо вылетали.
окликнул меня:
тщательно отобрав нужные банкноты, передал мне через стол три фунта и три
шиллинга.
банкноты так же бережно, как он положил их.
3
больных в кабинете на Тронгейтском перекрестке. К моему приходу передняя
бывала уже битком набита пациентами - женщины в шалях, дети в лохмотьях,
рабочие из доков - и начинался изнурительный прием, который частенько
затягивался до одиннадцати ночи, а потом надо было еще пойти по двум-трем
срочным вызовам, о которых сообщал мне аптекарь Томпсон, перед тем как
закрыть свое заведение. Работа была тяжелая. Доктор Мейзерс не
преувеличивал, говоря, что у него огромная практика. Я довольно быстро