вид у него был блаженный.
получилось?
продолжала. Нагнувшись, он поцеловал ее. Конни почувствовала: вот как
нужно целовать. Пусть целует ее так всю жизнь.
простодушным любопытством спросила она.
такой разговор.
вгляделась в его лицо, и вновь внутри все зашлось - и вновь от страсти.
Изо всех сил воспротивилась она вновь нахлынувшему чувству, ибо поддаться
- значит потерять к себе всякое уважение.
косыми закатными лучами.
домой, да и хозяину, вроде бы, прибавить больше нечего. Ничего не
осталось. Медленно брела Конни к усадьбе; она поняла, что перемена в ней
произошла глубокая. В недрах плоти народилась иная женщина - страстная,
мягкая, податливая, души не чающая в егере. Настолько он ей люб, что ноги
подгибаются, не хотят нести прочь. Все ее женское естество ожило, пришло в
движение, открылось, не опасаясь своей уязвимости и беззащитности. В
слепом обожании мужчины - любовь всякой простой души. Будто у меня во
чреве дитя, казалось ей, и оно уже шевелится! Так все и было. Только
понесла она не во чреве, а в душе, до сей поры запертой и тоже, как и
чрево, ненужной. А сейчас она наполнилась новой жизнью; Конни почти
ощущала ее бремя, но бремя любимое и дорогое. "Вот был бы у меня ребенок,
- мечтала она, - или был бы этот мужчина моим ребенком!" И жарче бежала
кровь в жилах. Поняла она и другое: родить ребенка вообще и родить от
мужчины, о котором тоскует плоть, - далеко не одно и то же. В одном случае
- она обычная женщина, в другом - совершенно иная, не похожая на былую
Конни. Словно она прикоснулась к самой сути женского естества; к самому
начатку жизни.
всю жизнь страшилась этого чувства, ибо оно лишало сил. Спасалась она и
сейчас: если ее обожание слишком велико, она просто потеряет себя,
исчезнет как личность, станет рабыней, как самая последняя дикарка. Но
рабыней становиться нельзя. И она страшилась своего чувства к Меллорсу,
однако бороться с этим чувством пока нет сил. Но побороть его можно. В
сердце у Конни закалилась железная воля, которая в два счета справится с
очевидным плотским влечением. Уже сейчас можно бы ополчиться на него - во
всяком случае, Конни так казалось, - подчинить страсть своей воле.
блистательным божеством - олицетворением фаллоса без какого-либо намека на
чувства человеческие. Кто он? Так, услужливый божок. Потеха женской плоти!
И незачем подпускать какие-то высокие мотивы. Он всего лишь служитель
храма, где царит Фаллос, - он его хранитель и носитель, а она - Жрица.
мужчина сократился до своего презренного естества, стал лишь обладателем
фаллоса. Ну, а когда он свою службу сослужит, его можно хоть в клочья
разорвать. И она почувствовала в руках, во всем теле силу настоящей
вакханки, быстрой, как ртуть, самки, способной одолеть самца. Но на сердце
было тяжело. Не хочется больше повелевать и верховодить. Все это
бессмысленно и мертво. А обожание дает ей несметные богатства. Чувство это
беспредельно, несказанно нежно, глубоко и... незнакомо. Нет, нет, прочь
железная, несгибаемая воля. Устала Конни быть сильной, тесно душе в этих
сверкающих доспехах. Сбросить их и окунуться в жизнь, чтобы снова во чреве
взыграла радостная, бессловесная песня: обожаю и преклоняюсь! А бояться
этого мужчины еще не время...
миссис Флинт меня чаем напоила. А какая у нее дочка! Такая прелесть!
Волосы - как рыжая паутинка. Мистер Флинт уехал на рынок, а мы чаевничали
втроем - миссис Флинт, я и малышка. Ты небось не знал, что и подумать.
заглянула, - не без ревности ответил Клиффорд. Он не увидел, а, скорее,
почуял какую-то перемену в жене, какую - он пока не знал, но решил, что
это из-за малышки. И все горести и хворобы жены потому, что у нее у самой
нет ребенка, подумал Клиффорд, нет чтобы этак - раз! - и произвела на свет
божий в одночасье.
к нашему приходскому священнику наведаться, - сказала миссис Болтон.
Болтон и голубые, с поволокой, неброско красивые - Конни. Миссис Болтон
почти не сомневалась, что у Конни есть любовник. Но вот как она его нашла
и где? И кто он?
замедлила ответить миссис Болтон. - Я уже говорила сэру Клиффорду, что ее
милости полезно на людях бывать.
ж славная девчушка, уже с норовом. Волоски пушистые, легкие, словно
паутина. И рыжие-прерыжие. Смотрит смело, не стесняется, глаза голубые,
как у куклы. Не девочка, а прямо пират маленький.
блондины, - поддакнула миссис Болтон.
чай.
неотрывно смотрели на мужа, но видела она не его, а кого-то другого.
даже свободнее себя будет чувствовать без сэра Клиффорда.
миссис Болтон. Но кто он? Кто? Может, миссис флинт принесет и отгадку.
оставшийся у нее на теле, - как самые дорогие реликвии, почти что святыни.
ужина, а ей так хотелось побыть одной. Но она лишь пытливо взглянула на
мужа и подчинилась.
чтобы я почитал вслух? Или еще чего-нибудь?
шиком, сейчас же блеску поубавилось, он это чувствовал и досадовал. С куда
большим удовольствием он послушал бы радио. А Конни шила крохотное
шелковое платьице - из своего старого желтого - для дочки миссис Флинт.
Она успела выкроить его еще до ужина и сейчас, не слушая громогласного
чтеца, безмолвно сидела, а в душе ее разливалось тихое благоговение.
малинового звона.
вслед за словами.
великолепно!
перед этим внешним тихим спокойствием жены. Никогда не видел он жену
такой. Теперешняя Конни буквально завораживала, не было сил противиться ее
чарам, ее колдовской аромат одурманил и сковал Клиффорда. Он продолжал
читать (а что еще ему оставалось!), гнусавя и грассируя, а ей казалось,
что это ветер гудит в дымоходах. Ни одного слова из Расина она так и не
поняла.
вздохом тянущий ветви с набухшими почками навстречу солнцу, теплу. И рядом
с ней, в этом лесу мужчина, даже имени которого она не знает. Его несут
вперед чудесные сильные ноги, меж ними - чудесная тайна мужского естества.
В каждой клеточке своего тела ощущала Она этого мужчину, в каждой капельке
крови - его дитя. Мысль об этом нежила и согревала, как лучи закатного
солнца.
тысячи и тысячи почек. И в сплетенье ветвей, что суть ее тело, притихли,
заснули до поры птицы желания.
Василенко Иван
Андреев Николай
Каргалов Вадим
Роллинс Джеймс
Прозоров Александр
Шилова Юлия