Я жил в те дни. Зинаиде Агаповне (Я думал, таких отчеств уже нет в при-
роде) лет сорокСсорок пять, не больше: все подгоняла менЯ гдеРнибудь по-
работать, С бабистая, жить было кисло. Но Зинаиды, на счастье, дома не
было. Мы расселись всласть, закурили. Михаил, как ни рассеян, сумел
прихватить в поминальном застолье бутылку водки впрок. Пили. А Вик Ви-
кыч, уже пьян, на любые слова выкрикивал в ответ свежий, свежайший афо-
ризм конца века, стоит ли кромсать брюки, господа?..
неизвестно чего. Возможно, притащилась за нами с поминок, чтобы краем
глаза подсмотреть, как живет Зинаида (какаЯ мебель, какие углы С ну и
вообще). ВремЯ от времени РаЯ машинально спрашивала:
все еще поминки!), тотчас отвечали:
Я им открыл новую бутылку, а они, сидя, как кочевники, пустили ее по ру-
кам (из горла).
лось, Ася, дочка слесарЯ Кимясова (одного из сидящих у стены) С искала
отца по этажам. Бойкая. Тоненькая, как игла.
поднять.
рукой в мою сторону:
щие, подохнут здесь, это Ясно, но Петрович (то бишь Я) должен непременно
попробовать Париж. Французы выдохлись, увяли. Но если Петрович временно
там поживет, если там бросит свое литературное семЯ хоть один настоящий
русский гений, там может возникнуть целаЯ генерациЯ андеграунда, новаЯ
экзистенция. Там все зацветет!.. С выкрикивал Михаил. И советовал, на
какой из парижских улиц снять мне дешевенькое жилье. Именно по Парижу,
хотЯ и не только по нему, гонялсЯ полгода Михаил за бросившей его же-
ной...
козел. Она уже ушла, уведЯ отцаРслесаря. (В глазах задержался, не уходил
ее юный облик.) Видно, Я спьянел: хотелось всех их выгнать и сейчас же
лечь с Асей на этой вот, на мягкой двуспальной плоскости, где в послед-
ние дни, вернее, ночи Я мучительно пасовал с Зинаидой или даже уклонял-
ся, избегал ее. КакаЯ постель! С думал Я, как Я раньше не замечал, какие
прекрасные у Зинаиды подушки, одеяло, роскошное ложе!
весел). С Се муа. Ле руа.
сидела с нами, но корявым французским ее не пронять. А вот выкрики Миха-
ила о моей гениальности на нее подействовали. Впервые услышала, какой Я
писатель (агэшник об агэшнике плохо не скажет). Она сделалась задумчива.
С Пушкин и Петрович! С кричал Михаил.
Зинаида расспрашивала: ТПочему? Я ведь считаюсь с нашим возрастом. Не
требую много...У С Лицо ее приблизилось, черты стали роднее, но ничуть
не желанней С бабушка в окошке. њувственный позыв не возник. њтоРто ме-
шало. Возможно, оберегал инстинкт. Ей менЯ не разжечь, но ведь не сегод-
ня, так завтра она подстережет и свое возьмет. А в страстные минуты в
постели Зинаида Агаповна могла оборвать последнюю струну. (Привет от Те-
телина. Я вдруг подумал: умру на Зинаиде.) Я скреб вилкой по тарелке,
поддеваЯ там остатки еды, следы белка...
да они заводят на два голоса, хочетсЯ тишины, и тишина тотчас возникает.
Молчали, только некрасиваЯ Раиса подстукивала в такт: вилкой по звенящей
тарелке. А дальше мы просто ахнули: слесарь Кимясов (опять пришел!), вы-
пив очередную стопку, попыталсЯ подпеть. Он уже падал. Он совсем не сто-
ял, да и сидеть мог только на полу. Пьянь пьянью, полслова выговорить не
мог, но песню, музыкальнаЯ душа, пел. Викыч и Михаил прибавили в голосе.
Раиса звонко лупила вилкой по тарелке. Когда слесарь Кимясов вдруг чисто
подтянул высоким и дребезжащим тенорком, нас всех проняло. Зинаида расп-
лакалась. Полный триумф.
Я не шевельнулся. Она прижалась, закинув на менЯ сбоку все три или четы-
ре ноги, но Я не повернулсЯ лицом. Не мог. Я старый. У менЯ после этого
(если без любви и порыва) подскакивает давление и сильно болит правый
глаз.
вистые ее руки безостановочно делали третьеРпятоеРдесятое. От нее пахло
настоящей бывалой бабой. ЖенщинаРтрудяга. ПосматриваЯ на нее, Я был поч-
ти уверен, что ловкий и поРсвоему красивый ее труд у плиты, мощнаЯ хол-
ка, крепкие руки, бедра сделают ее к вечеру желанной. Я даже обещал (се-
бе), что сегоднЯ уж наверняка расстараюсь, но приближалсЯ вечер и нава-
ливался, словно бы предновогодний снег, хлопьями, тяжелый, крупный, С на
меня, на мои сникшие желания. Я с ходу засыпал, а если почемуРто не мог
спать, было еще тоскливее. КакРто Я просто пролежал рядом с ней всю
ночь.
вать), и Зинаида, хитрым глазом не моргнув, тут же нашла мне дневную ра-
боту: покрасить десяток металлических гаражей.
и расплачусь за блины и супы. Поработаешь денекРдругой!.. Но как же ее
потрясло, когда Михаил и Вик Викыч декламировали:
школы слышала про Пушкина много замечательных слов, знала сказки и наи-
зусть романс ТЯ помню чудное мгновеньеУ... Пушкин и Петрович! С это ее
сразило. А менЯ забавляла ее растерянность, ее вдруг заикающаясЯ уважи-
тельнаЯ речь. Пьяному как не повыпендриваться: Я надувал щеки, хмурил
чело, изрекал и особенно нагонял на нее страх тихим кратким словом:
времени непременно говорит ТгенийУ, ТгениальноУ, Тмы оба генииУ и тому
подобное. Это (длЯ многих прочих) бритвенноРострое слово мы произносим
запросто, находясь с ним в свойских и в давних С в ласковых отношениях.
Без слова ТгенийУ нет андеграунда. (Так же, как не было андеграунда без
взаимно повязанного противостояниЯ с гебистами.)
мне щекочут левую пятку веточкой полыни. Легко. И свежо на душе. Не бо-
лее того. (Астральные позывные.) А меж тем настоящий гений, мой брат Ве-
ня, в психушке ночью жует по одной свои забытые горделивые слезки.
кости самовыражения. Мой талант это талант, но он С как пристрелка, и
сам Я С как проба. Природа пробовала мной, а уже после, через три года,
выдала наРгора Веню. Если считаться... И острого его ума мне было дано
меньше, и вполовину его таланта. И лишь малый кусочек его львиного серд-
ца; тоже на пробу.
стопку, зайдЯ к вдове. Там сидели и койРкак пили поредевшие поминальщи-
ки, уже вялые, как зимние мухи.
ками на самом дне).
Афанасьев Роман
Браун Дэн
Пехов Алексей
Бажанов Олег
Березин Федор
Сапковский Анджей