предстояло еще много, а я хотел сотворить свое чудо непременно до
полуночи, исходя из следующего делового соображения: чудо, сотворенное на
пользу церкви в воскресенье, ценится в шесть раз дороже такого же чуда,
сотворенного в будни. За девять часов вода поднялась до своего обычного
уровня; иными словами, она стояла в двадцати трех футах от края колодца.
Мы погрузили в воду маленький железный насос - один из первых,
изготовленных на моей Фабрике возле столицы; мы пробуравили каменный
резервуар, стоявший возле наружной стены часовни, в которой помещался
колодец, и вставили в отверстие обрезок свинцовой трубы - как раз такой
длины, что конец его достигал дверей часовни и мог выбросить за порог
струю воды, хорошо видную всей той толпе, которая должна была, по моим
расчетам, заполнить не меньше двухсот пятидесяти акров вокруг часовни.
прибили к крыше, потом насыпали в бочку ровный слой пороха в дюйм толщиной
и понатыкали в порох ракет всех сортов, какие у нас только были, - а было
их у нас немало. Мы воткнули в порох провод, соединенный с карманной
электрической батареей, затем сложили весь наш запас бенгальского огня на
четырех углах крыши - в одном углу синий, в другом зеленый, в третьем
красный, в четвертом фиолетовый - и тоже соединили каждый угол с батареей.
Мы убрали эту платформу взятыми напрокат яркими коврами и водрузили на ее
верхушку трон самого настоятеля. Когда чудо предназначается для народа
невежественного, следует особое внимание обращать на мелочи: каждая мелочь
должна поражать публику; не меньшее внимание следует уделить тому, чтобы
вашим почетнейшим посетителям были предоставлены все удобства. Если эти
условия соблюдены, вы можете смело приступать к делу. Я знаю цену мелочам
и удобствам, ибо я знаю природу человека. Пышностью чуда не испортишь.
Пышность требует много хлопот, много труда, порой много денег, но в конце
концов она всегда окупится. Итак, мы протянули провода под землей от
часовни до платформы, а под ней спрятали батарею. Вокруг платформы мы
отгородили веревкой пространство площадью в сто квадратных футов, чтобы
держать толпу подальше, и на этом кончили работу. Мой план был таков:
впуск публики с 10:30; представление - ровно в 11:25. Я не прочь был бы
брать плату за вход, но, разумеется, это было неудобно. Я приказал моим
ребятам явиться в часовню не позже десяти, когда еще никого не будет,
чтобы во-время пустить в дело насос. И мы отправились ужинать.
и за последние три дня народ валом валил в долину. Вся нижняя часть долины
была занята огромным лагерем. Сбор у нас будет великолепный, об этом
беспокоиться нечего. Едва начало смеркаться, глашатаи обошли всю долину,
оповещая всех о предстоящей попытке вернуть воду, и ожидание стало еще
лихорадочнее. Глашатаи объявили, что ровно в 10:30 настоятель со своими
приближенными совершит торжественный выход из монастыря и займет свое
место на платформе и что до тех пор никто не смеет переступить черту,
объявленную мною под запретом; когда настоятель усядется, колокола
перестанут звонить - и это будет знак, что все желающие могут подойти.
показалась торжественная процессия, во главе которой шел настоятель. Я
увидел их только тогда, когда они подошли к веревке, так как ночь была
черная, беззвездная, а зажечь факелы я не позволил. Вместе с настоятелем
явился Мерлин и уселся на платформе в первом ряду; как видите, он на этот
раз сдержал свое слово. Я не мог разглядеть толп, стоявших за веревкой, но
знал, что они уже там. Едва смолкли колокола, эти толпы ворвались огромной
черной волной и разлились по всему свободному пространству; они продолжали
прибывать еще в течение получаса, потом застыли, замерли; можно было
пройти несколько миль по мостовой из человеческих голов.
всегда полезно немного помучить публику ожиданием. Наконец среди всеобщего
безмолвия хор мужских голосов запел прекрасный латинский гимн, сначала
тихо, потом все громче, и торжественная мелодия величаво звучала в ночи.
Это был самый удачный из всех изобретенных мною эффектов. Когда гимн
смолк, я поднялся на платформу, выпрямился во весь рост, широко распростер
руки и, закинув голову, стоял неподвижно минуты две, - этим способом
всегда можно достигнуть полнейшей тишины. Затем медленно произнес страшное
слово ["страшные слова" янки представляют шуточные комбинации из сложных
немецких слов-фраз; первое переводится приблизительно так:
"Константинопольская компания по производству волынок"; второе: "Гнусные
попытки нигилистов взорвать динамитом театральную кассу"; третье:
"Жалостная комедия свадьбы верблюжьего пастуха, состоящего на тропической
транспортной службе Трансваальской армии"; четвертое: "Мастер,
изготовляющий мраморные памятники мавританке, матери убийств, учинившей
всеобщую резню в Мекке"; последнее "страшное слово" - бессмысленный набор
звуков], при звуке которого все содрогнулись, а многие женщины попадали в
обморок:
коснулся одного из электрических проводов, и потонувшие во мраке толпы
озарил мертвенно-синий свет. Как это было эффектно! Раздалось множество
криков, женщины кинулись в разные стороны, подкидыши падали в обморок
целыми взводами. Настоятель и монахи торопливо крестились и, потрясенные,
бормотали молитвы. Мерлин держал себя в руках, но изумление пробрало его
до самых мозолей, он никогда еще ничего похожего не видывал. Пора было
приниматься за новые эффекты. Я поднял руки и, словно в предсмертных
муках, простонал:
людской Атлантический океан, когда алое адское пламя присоединилось к
голубому! Через шестьдесят секунд я крикнул:
распростер руки и громовым голосом выкрикнул все разрушительные слоги вот
этого слова слов:
синий, зеленый, фиолетовый! - четыре неистовых вулкана струили вверх
широкие клубы ослепительного дыма, озаряя радужным светом, ярким, как свет
полудня, всю долину до самых отдаленных ее концов. Вдали, на фоне неба,
виден был столпник, застывший на своем столбе, - впервые за двадцать лет
он перестал кланяться, как болванчик. Я знал, что ребята мои уже возле
насоса и ждут только знака. И я сказал настоятелю:
рассеяться. Будьте готовы. Ухватитесь за что-нибудь руками.
смертный не рассеет их. Если рассеять чары мне удастся, вы сразу об этом
узнаете, ибо святая вода хлынет из дверей часовни.
пересказать мои слова тем, кто, стоя в задних рядах, не мог расслышать их,
и затем, приосанясь, нелепо размахивая руками, воскликнул:
извергнуть в небеса все адские огни, которые еще таятся в нем, рассеять
свои чары, умчаться отсюда в преисподнюю и лежать там связанным тысячу
лет. Его собственным грозным именем заклинаю:
ослепительных огненных стрел с пронзительным свистом взлетел к зениту,
рассыпаясь в небе ливнем алмазов! Вопль ужаса пронесся над толпой, но
сразу же его заглушили неистовые крики радости - ибо из дверей часовни, у
всех на виду, в сиянии таинственных огней, хлынула освобожденная вода!
Старый настоятель не мог произнести ни слова, слезы душили его. Он молча
обнял меня и чуть не задушил в объятиях. Его объятия были красноречивее
всяких слов. И гораздо опаснее, вдобавок, ибо в этой стране ни один доктор
не стоил и ломаного гроша.
целовали, и ласкали, словно живую, и называли ее нежными прозвищами, как
друга, который долго пропадал без вести, считался погибшим и вдруг
вернулся домой. Да, на это было приятно смотреть; я стал лучшего мнения об
этих людях, чем был прежде.
духа, Мерлин лишился чувств и с тех пор так и не мог окончательно прийти в
себя. Никогда прежде не слышал он этого имени, - как и я, - но сразу
узнал, что оно настоящее; какое бы дурацкое имя я ни придумал, он признал
бы его настоящим. Впоследствии он говорил, что даже родная мать этого духа
не могла бы произнести его имя лучше, чем я. Он никак не мог понять, каким
образом я остался жив, а я не открывал ему этой тайны. Такие тайны
разбалтывают только молодые чародеи. Мерлин потратил три месяца, стараясь
с помощью колдовства разгадать трюк, дающий возможность произнести это имя
и остаться в живых. Но ничего у него не вышло.
Куликов Роман
Суворов Виктор
Лукин Евгений
Орлов Алекс
Посняков Андрей
Шилова Юлия