хотя возможности русских в этом отношении были довольно ограничены - нас не
часто выпускали за пределы лагеря - кое-что и нам было доступно. Мы не
могли, например, побывать на вышках вместе с подносчиками пищи, но подступы
к вышкам со стороны лагеря были во многих местах доступны. А это
немаловажно, ведь надо выбрать наиболее удобные места для прорыва колючей
проволоки.
обрабатывались заключенными, а командовал ими чешский коммунист-подпольщик
Ян Геш. На эту территорию я решил проникнуть и посоветовался об этом с
Николаем Кальчиным.
только, кого включить в команду огородников.
Сергея Харина. Хорошо, если бы это можно было устроить уже завтра. Мне
потребуется часа два, не больше.
день. А работа там, сами знаете, какая. Как бы ваш желудок не растерял всю
дневную порцию кофе и хлеба!..
громадные отстойники нечистот, стекавших по канализационным трубам со всего
лагеря. Но что поделаешь! Работают же там люди и ничего: от скверных запахов
они не стали хуже.
уборной день поработать.
из легких. Однако все, что надо мне было видеть, я увидел.
30-е годы работал у нас на одной из новостроек Урала. Он мне прямо заявил,
что даст возможность все осмотреть, но и погоняет здорово на работе. И
вручив ведро для нечистот и лопату, действительно начал "гонять" по всей
территории огорода. Он проводил меня вдоль колючего забора, подводил прямо к
сторожевым вышкам, но при этом осыпал самой отборной бранью на чешском,
русском и немецком языках. Доходило дело и до пинков, к великой радости
эсэсовцев, стоявших на вышках, которые разражались радостным ржанием.
подозрения. И дело было сделано: к вечеру я уже успел кое-что прикинуть в
голове.
подвозить песок и посыпать им улицы, чистить уборные - допускались и русские
заключенные, кое-какие нужные сведения - подслушанные, подсмотренные - и они
приносили. Это мы называли: "Выходить в глубокую разведку".
присутствовал на заседаниях русского Центра и передавал нам информации
немецкой разведки о численности эсэсовцев, о расположении комнат в казармах,
о том, как открываются двери, о количестве оружия. Мы сообщали ему свои
сведения. Так руководство лагерным подпольем всегда имело в своих руках все
разведданные.
дело опытному советскому офицеру-полковнику Кузьме Евгеньевичу Карцеву.
от предателей, провокаторов и шпиков, едва ли бы удалось вырасти такой
огромной и сильной подпольной армии. И потому вместе с организацией разведки
комитеты сопротивления думали о контрразведке. По решению русского Центра с
мая 1944 года все вопросы безопасности были переданы Николаю Кюнгу.
другим. В 1944 году Николаю Кюнгу было 27 лет. В сущности он был еще молод,
но все его поведение в лагере говорило о его зрелости, серьезности,
ответственности перед своей честью, перед партией, в которой он состоял
кандидатом с 21 июня 1941 года, перед Родиной и товарищами.
месяцы, а скорее - в первые дни войны. Войну начал в пограничном гарнизоне
Бреста. В крепость прорваться не удалось. Началось отступление. Бои под
Бобруйском, Конотопом. Ранение... И плен! А дальше скитания по переполненным
лагерям военнопленных, пока летом следующего года с большой группой
военнопленных он не попал в Бельгию на каменноугольные шахты. Именно здесь
для Николая началась школа подпольной борьбы и солидарности. Саботаж - нормы
выполнялись лишь наполовину. Мелкие и крупные диверсии - портили все, что
можно было испортить: оборудование, инструменты, механизмы. И как награда за
упорстводоверие бельгийских товарищей. Они также ненавидели гитлеризм и
готовы были навредить ему. А это значило - помочь русским ребятам: не дать
им свалиться от голода, обеспечить одеждой, достать деньги, карты, компасы
на случай побега, регулярно информировать о положении на фронте.
Агитация за вступление в гитлеровскую армию усилилась. Но в лагере
военнопленных ни один человек не поставил свою подпись на вербовочном листе.
Однако 13 организаторов сопротивления, в их числе Николай Кюнг, переменили
место каторги: их перебросили в Бухенвальд.
находились в карантине, но встретиться довелось только в 41-м блоке,
несколькими неделями позднее.
агитацию", заполненная в карточке, сразу же привлекла к нему внимание
подпольщиков. Еще не кончился карантин, а блоковый Альфред Бунцоль уже
отправил Николая на ДАУ собирать винтовки. Видно, отправил туда не без
дальнего прицела. Николай так и понял это и вместе с другими товарищами
портил теперь не шахтное оборудование, а готовые винтовки.
Ваську Буслаева, про Минина и Пожарского, про походы Суворова и про мудрость
Кутузова. А мы тогда слушали и восхищались: "Какая память у парня!" Именно
тогда "напал" на него Сергей Пайковский и доверил первое задание - изложить
историю ноябрьской революции 1918 года в Германии. С тех пор подпольная
организация уже не упускала Николая из поля зрения. Его зачислили в команду
мусорщиков, и теперь он мог не уходить из лагеря. Мы часто беседовали с ним
и убеждались, что у нас много общего в желаниях и убеждениях. И как-то так
получилось, что в подпольной работе мы шли все время рядом: вместе начали
формировать батальон на 30-м блоке, вместе были приняты в члены русского
политического Центра.
работа очень осторожная, терпеливая, кропотливая. Именно ему в значительной
степени мы обязаны тем, что у нас не было ни одного провала.
были и националисты, ненавидевшие Советский Союз, и белоэмигранты, которые
открыто пособничали эсэсовцам, и малодушные, которые от мук голода готовы
были избавиться даже предательством.
них существовала могущественная группа Рихарда Гросскопфа, которая могла
убрать любого предателя. В лагере был известен случай, когда группа
Гросскопфа обезвредила человека, очень опасного для русских...
что он когда-то занимал крупный пост во Временном правительстве России,
после Октябрьской революции эмигрировал в Югославию и попался гитлеровцам на
каких-то связях с английской разведкой. В лагере он "прославился" на
селекции. Когда прибывал транспорт с русскими, Кутйарева вызывали к воротам.
Он обращался к заключенным с речью, предлагал офицерам выйти из строя якобы
для того, чтобы разместить их в более благоустроенных бараках. Редко кто
кидался на его провокации. Тогда Кушнарев обходил строй, выискивая более
интеллигентные, не простые лица, и указывал на них пальцем. Людей выводили
из строя, и в лагере они больше не появлялись.
за 20000 марок заманить Кушнарева в лазарет как больного и ввести ему
смертоносный шприц. 20000 марок! Где их взять в лагере, когда у заключенных
отбиралось все, что они вносили в лагерь? Правда, в эффектенкамере, где
хранились вещи узников, тоже работали свои ребята и умели припрятать часть
золота и драгоценностей. Герр Ховен удовлетворился вознаграждением и
подтвердил в комендатуре, что Кушнарев умер от сыпного тифа и тут же сожжен.
военнопленным создавать свою группу безопасности и охраняли сами русскую
организацию. И когда Кюнг принялся за это дело, у Степана Бакланова был уже
кое-какой опыт.
и уши. И он нашел надежных и осмотрительных помощников. Это - Костя Руденко
и Николай Руденко, Костя Крокинский, Михаил Хохлов, Сергей Каталидзе,
Александр Павлов и многие другие, которых в то время знал только Кюнг.
дорогой, часто побоями, длинной процедурой приема. Он и не подозревал, что
кто-то в кишащем муравейнике барака может наблюдать за ним. Он и не знает,
что о нем уже многое известно: откуда родом, где воевал, когда угодил в
плен, за что попал в Бухенвальд, только отходит от пугающей мысли, что его
везут в концлагерь, только начинает привыкать к тусклому венчику пламени над
трубой крематория. А уж номер его занесен в тайный список который ведет Петр
Саенко. Он сидит за столом и ест свою порцию хлеба и супа, а цепкие глаза
штубендиста следят, как он ест. Он ложится спать, аккуратно складывает свою
одежду и не думает, что штубендист будет непременно знать, что у него в
карманах.
завтра эсэсовцу, то считай, что жить ему осталось несколько часов.