жение мне весьма огорчительно. Казалось бы, многократно
обещанные милость и любовь вашего величества должны
были служить мне залогом, что никто не обидит меня
клеветою, и что виновные будут наказаны, как преступ-
ники. Прискорбно, что мои завистники и преследователи
имеют довольно силы к подобной интриге. Бог моя на-
дежда на чужбине. И как всеми я покинута. Он услышит
мои сердечные вздохи и сократит мои страданья!"
12 июля.
В 7 часов утра ее высочество благополучно разреши-
лась от бремени дочерью.
О царевиче ни слуху, ни духу.
1 августа
Получено известие о победе русских над шведами 27
июля при Гангуте; взята, будто бы, в плен целая эскад-
ра шаутбенахтом Эрншильдом. Весь день трезвон в коло-
кола и пальба из пушек. Здесь, впрочем, не жалеют по-
роха, и по поводу самых ничтожных побед, захватив три,
четыре гнилые галеры, так палят, как будто мир побежден.
9 сентября
Царь вернулся в Петербург. Опять пальба, точно в
осажденном городе. Мы почти оглохли. Бесконечные три-
умфальные шествия, фейерверки с хвастливыми аллего-
риями: царь прославляется, как завоеватель вселенной,
Цезарь и Александр. Была попойка, на которой, слава
Богу, нас не было. Опять, говорят, напились, как свиньи.
13 сентября
Дождь, слякоть. В окнах - низкое, темное, точно ка-
менное, небо. На голых сучьях мокрые вороны каркают.
Тоска, тоска!
19 сентября
Застала кронпринцессу плачущей над старыми пись-
мами царевича, которые он писал женихом. Кривые бес-
связные буквы на протянутых карандашом линейках.
Пустые комплименты, дипломатические любезности. И
она над ними плачет, бедняжка!
Мы узнали стороной, что царевич живет в Карлсбаде
incognito; сюда вернется не раньше зимы.
Чтобы забыться, не думать о наших делах, решила
записывать все. что вижу и слышу о царе.
Прав Лейбниц: "Quanto magis hujus Principis indolem
prospicio, tanto earn magis admiror.4eM больше наблюдаю
нрав этого государя, тем больше ему удивляюсь".
1 октября
Видела, как царь в адмиралтейской кузнице ковал
железо. Придворные служили ему, разводили огонь, раз-
дували меха, носили уголья, марая шелк и бархат шитых
золотом кафтанов.
- Вот оно - царь так царь! Даром хлеба не ест. Луч-
ше бурлака работает! - сказал один из стоявших тут про-
стых рабочих.
Царь был в кожаном переднике, волосы подвязаны
бечевкою, рукава засучены на голых, с выпуклыми мыш-
цами, руках, лицо запачкано сажею. Исполинского роста
кузнец, освещенный красным заревом горна, похож был
на подземного титана. Он ударял молотом по раскален-
ному добела железу так, что искры сыпались дождем,
наковальня дрожала, гудела, как будто готовая разлететься
вдребезги.
- Ты хочешь, государь, сковать из Марсова железа
новую Россию; да тяжело молоту, тяжело и наковальне!-
вспомнились мне слова одного старого боярина.
"Время подобно железу горячему, которое, ежели
остынет, не удобно кованию будет",- говорит царь.
И, кузнец России, он кует ее, пока железо горячо. Не знает
отдыха, словно всю жизнь спешит куда-то. Кажется, если
б и хотел, то не мог бы отдохнуть, остановиться. Убивает
себя лихорадочною деятельностью, неимоверным напряже-
нием сил, подобным вечной судороге. Врачи говорят, что
силы его надорваны, и что он проживет недолго. Постоянно
лечится железными Олонецкими водами, но при этом пьет
водку, так что лечение только во вред.
Первое впечатление при взгляде на него - стреми-
тельность. Он весь - движение. Не ходит, а бегает. Цесар-
ский посол '. граф Кинский, довольно толстый мужчина,
уверяет, что согласился бы лучше выдержать несколько
Сражений, нежели пробыть у царя два часа на аудиенции,
ибо должен, при тучности своей, бегать за ним во все это
время, так что весь обливается потом, даже в русский
мороз. "Время яко смерть,- повторяет царь.- Пропу-
щение времени смерти невозвратной подобно".
* * *
Его стихии - огонь и вода. Он их любит, как суще-
ство, рожденное в них: воду - как рыба, огонь - как
Саламандра. Страсть к пушечной пальбе, ко всяким опы-
там с огнем, к фейерверкам. Всегда сам их зажигает, ле-
зет в огонь; однажды при мне спалил себе волосы. Гово-
рит, что приучает подданных к огню сражений. Но это
только предлог: он просто любит огонь.
Такая же страсть к воде. Потомок московских царей,
которые никогда не видели моря, он затосковал о нем
еще ребенком в душных теремах Кремлевского дворца,
как дикий гусеныш в курятнике. Плавал в игрушечных
лодочках по водовзводным потешным прудам. А как до-
стиг до моря, то уже не расставался с ним. Большую
часть жизни проводит на воде. Каждый день после обеда
стоит на фрегате. Когда болен, совсем туда переселяется,
морской воздух его почти всегда исцеляет. Летом в
стергофе, в огромных садах ему душно; Устроил себе
мыльню в Монплезире, домике, одна сторона которого
омывается волнами Финского залива; окна спальни прямо
nа море. В Петербурге Подзорный дворец построен весь
в воде, на песчаной отмели Невского устья. Дворец в Лет-
нем саду также окружен водою с двух сторон: ступени
крыльца спускаются в воду, как в Амстердаме и Венеции.
Однажды зимою, когда Нева уже стала и только перед
дворцом оставалась еще полынья окружностью не больше
сотни шагов, он и по ней плавал взад и вперед на крошеч-
ной гичке, как утка в луже. Когда же вся река покрылась
крепким льдом, велел расчистить вдоль набережной про-
странство, шагов сто в длину, тридцать в ширину, каждый
день сметать с него снег, и я сама видела, как он катался
по этой площадке на маленьких красивых шлюпках или
буерах, поставленных на стальные коньки и полозья. "Мы,
говорит, плаваем по льду, чтоб и зимою не забыть мор-
ских экзерциций". Даже в Москве, на Святках, катался
раз по улицам на огромных санях, подобии настоящих
кораблей с парусами. Любит пускать на воду молодых
диких уток и гусей, подаренных ему царицею. И как раду-
ется их радости! Точно сам он водяная птица.
* * *
Говорит, что начал впервые думать о море, когда про-
чел сказание летописца Нестора о морском походе киев-
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Андреев Николай