внимания, как они сразу начнут докучать вам, и это становится ужасным...
Протянешь им мизинец, они ладонь захватят... Протянешь ладонь--руку
захватят. Смейтесь, смейтесь, мадемуазель, да только я-то знаю, как это
бывает. Двадцать лет служу в этом театре! Уж сколько влюбленных барышень я
повидал на своем веку в этой каморке... И свихнувшихся молодых людей... И
стариков... Я всегда принимал цветы и записки, но никогда не пропускал
никого из них наверх. Чего нельзя, того нельзя!
су. Весь театр прослышал об этом. Однажды одна из актрис сказала Женни:
внешность...' Прямо создан, чтобы играть в "Подсвечнике" или "Любовью не
шутят".
цветы и робко попросил: "Пожалуйста, передайте мадемуазель Женни Сорбье..."
Это была трогательная картина. Видно, юноша умен и не хотел казаться
смешным, но все же он не мог скрыть волнения... Я даже на минуту пожалела,
что он не мне носит фиалки, уж я отблагодарила бы его и утешила... Заметь,
он ничего не просил, даже не добивался разрешения увидеть тебя... Но будь я
на твоем месте...
сюда. К тому же и каникулы подоспели. Ты уедешь, так что нечего опасаться,
что он начнет тебе досаждать...
когда они молоды и им нет числа, а потом гоняться за ними спустя тридцать
лет, когда их останется совсем немного и все они обзаведутся лысиной...
чтобы он сам вручил их мне после третьего акта... Я играю в "Мизантропе". По
роли я переодеваюсь всего один раз. Я поднимусь в свою уборную и там приму
его... Нет, лучше я подожду его в коридоре, у лестницы или, может быть, в
фойе.
мальчик прикован к своей Политехнической школе.
Женни играла Селимену с особым блеском, вся во власти горячего желания
понравиться незнакомцу. Когда наступил антракт, она ощу-
ждать. Вокруг нее сновали завсегдатаи театра. Директор о чем-то беседовал с
Бланш Пьерсон, слывшей в те времена соперницей Женни. Но нигде не было видно
черного мундира. Охваченная нетерпением, взволнованная, Женни отправилась
искать капельдинера.
передать их... Или тут какое-нибудь недоразумение?
схожу к швейцару?
когда пойду домой.
течение шести месяцев я едва замечала робкую преданность этого юноши. И
вдруг сейчас только потому, что мне недостает этих знаков внимания, которыми
я всегда пренебрегала, я волнуюсь, словно жду любовника... "Ах, Селимена,
как сильно пожалеешь ты об Альцесте, когда он покинет тебя, охваченный
нестерпимым горем!"
полгода он не явился в театр -- именно в тот самый день, когда мадемуазель
согласилась его принять.
меня... Вы никому не сказали? Нет? Ну и я тоже молчал... Я даже жене ничего
не говорил...
А может быть, ему наскучило все это... Может быть, он захворал... Поглядим в
следующую среду...
обратиться к директору Политехнической школы?
уедете на гастроли, где вас ждут новые успехи... Разве не грех говорить,
будто вам не везет!
очень я привыкла к своим фиалкам.
этой поездке. В какой бы гостинице ни остановилась Женни, ее комната всегда
утопала в розах. Когда она возвратилась в Париж, она уже позабыла о
романтическом студенте.
просил принять его по личному делу. Письмо было написано, очень корректно, с
большим достоинством, и не было никакой причины отказывать в свидании. Женни
предложила полковнику навестить ее в один из субботних вечеров. Он пришел,
одетый в черное штатское платье. Женни встретила его с той очаровательной
непосредственностью, которой ее наделила природа и научила сцена. Но во всем
ее поведении, естественно, проскальзывал немой вопрос: что нужно от нее
этому незнакомцу? Она терпеливо ждала объяснений.
Я не мог объяснить в письме цель своего визита. И если я позволил себе
просить вас о свидании, то, поверьте, не мужская дерзость тому причиной, а
родительские чувства... Вы видите, я одет во все черное. Я ношу траур по
сыну, лейтенанту Андре де Женеврьер, убитому на Мадагаскаре два месяца
назад.
от всего сердца, но только..."
знал вас и восхищался вами. Вам
сейчас,--чистейшая правда. Он любил и боготворил вас больше всех на свете...
этом?..
тайны. Все началось в тот день, когда он пошел вместе с ней смотреть "Игру
любви и случая". Возвратившись домой из театра, дети мои с восхищением
отзывались о вас: "Сколько тонкости и чистоты в ее игре, сколько волнующей
поэзии!.." Они говорили еще много такого, что наверняка было справедливо, я
в этом не сомневаюсь... И все же страстность, присущая молодости, ее
готовность идеализировать... Мой бедный мальчик был мечтателем, романтиком.
месяца в месяц каждую среду приносил вам букетик фиалок, был мой
сын--Андре... Это я тоже узнал от своей дочери. Надеюсь, подобное
ребячество, наивный знак восхищения не рассердил вас?.. Он ведь так сильно
любил вас или, быть может, тот созданный его воображением образ, который он
носил в своем сердце... Стены его комнаты были увешаны вашими портретами...
Сколько усилий стоило его сестре раздобыть у ваших фотографов какой-нибудь
новый портрет!.. В Политехнической школе приятели посмеивались над его
страстью. "Напиши ей обо всем!"--говорили они.
не были отправлены. Мы нашли их после его смерти.
показала мне эти письма -- почерк тонкий, стремительный, неразборчивый.
Почерк математика, зато стиль поэта.
меня за необычный визит... Мне казалось, что я обязан сделать это в память о
сыне... В чувстве, которое вы ему внушали, не было ничего непочтительного,
легкомысленного... Он считал вас олице-
великой любви.