видно, а этим что ни делай, ничего не помогает.
гордился бы, я бы государю в ноги упал".
как он валится в ноги царю: "Помилуйте, ваше величество!" Но царь глядит на
него с недоверием, поджав губы.
привиделось. Он выхватил их обратно, торопливо перелистал, склонившись к
светильнику, и нашел, и принялся перечитывать.
что надобно или смерти его дождаться, или решиться оную ускорить... Но
справедливость требует также и то сказать, что ни один член из всех
теперешних мне известных не вызывался сие исполнить, а напротив того, каждый
в свое время говорил, что хотя сие Действие может статься и будет
необходимо, но что он не примет исполнение онаго на себя, а каждый думал,
что найдется другой для сего".
пошевель[253] нуться, небеса были далече, за толщей сводчатых потолков.
обращая внимания на Авросимова.
оный совершить. Разсудок может говорить, что для успеха такого-то
предприятия нужна смерть такая-то, но еще весьма далеко от сего
умозаключения до самаго покушения на жизнь. Человек не скоро доходит до
таковаго состояния или расположения Духа, чтобы на смертоубийство решиться,
во всем соблюдается в природе постепенность. Дабы способным сделаться на
смертоубийство, тому должны предшествовать не мнения, но Деяния, из всех же
членов теперешняго Союза Благоденствия ни один, сколько мне известно, ни в
каких отношениях не оказывал злобных качеств и злостных поступков или
пороков. Посему и твердо полагаю я, что ежели бы Государь Император
Александр Павлович жил еще долго, то при всех успехах Союза революция не
началась бы прежде естественной его смерти, которую бы никто не ускорил,
несмотря на то, что все бы находили сие ускорение может быть полезным для
успеха Общества Сию мысль объясняю я при полной уверенности в совершенной ея
справедливости."
худенькую руку Евгения Оболенского, и услыхал его голос:
Приятно чувствовать себя сильным, вы не находите?.. Хотя я не говорю вам
"да", учтите, не говорю, дайте срок, мне по сердцу ваша неукротимость, но я
не знаю, то есть о себе я не знаю; это, наверное, справедливо, но я не
знаю...
шутку? - спросил Пестель холодно.
Авросимову исписанные листы, теперь уже с поправкой.
Заикина бумаги ваши искать.
халата. Масло в светильнике еле слышно шипело.
улыбнулся.
проклятую дверь. [255]
клинок, изящно искривленный, заколебался в воображении Павла Ивановича,
тускло сверкнув, напомнив недавнюю юность. Он виделся недолго и исчез,
словно короткая усмешка фортуны, знаменующая ненадежность любви в этом мире.
давно во мне утвердилась, но которая, когда возникла, волосья мои подняла
дыбом.
своих сообщников так все переворотить, чтобы рабство сломать и многим
русским людям дать жить по-людски, а не по-скотски. Прав был Пестель или
нет? Злодей он или пророк? Вот оно самое главное-то и следует. Ежели он не
был прав, зачем же наш нонешний государь, я вас спрашиваю, дал народу волю?
Стало быть, Пестель был прав? Ах милостивый государь, а ежели он прав был,
ежели прав был, за что же его так позорно казнили?!"
вижу, как вы бледнеете. Но вы погодите и слушайте дальше. Значит, в сем
вопросе полковник был [256] не злодей, но пророк. Это мы с вами установили.
А государь?.. Тут сердце мое трепещет и содрогается. Он повелел казнить
пророка! Вы говорите, мол, за цареубийство, но какое же цареубийство,
которого не было? За намерения? Ах, милостивый государь мой, мы же не дети!
Злодеем или глупцом был покойный наш государь? Ежели глупцом, а Россия тому
примеры знает, значит, нельзя было великой стране на его благодеяния
рассчитывать. А ежели злодеем, ибо не внял пророку и вверг народ свой в
долгое страдание, стало быть, и сам он достоин худшей участи. Вот до чего я
додумался на досуге. Предвижу, как вы будете негодовать попервоначалу, но
поверьте мне, подумав хорошо, вы сами к тому же придете. Вы не подумайте,
ради Бога, что я себя пророком мню. Нет, нет. Но сильные мира сего страсть
как не любят пророков, ибо пророки своим предвидением их престиж умаляют. И
тут-то, в ослеплении, пророка они казнят, а уж после того переворачивают
жизнь, как пророк предсказывал, и эти предсказания выдают за свои. Спрашиваю
его: что же это, мол, вы пророка отвергли, а теперь то же самое творите, что
он велел? Предвижу ответ, что, мол, тогда не время было сие творить и
пагубно, а нынче, мол, самое время... И так мы отговариваемся, милостивый
государь, угождая собственной амбиции и тем самым замедляя движение жизни.
[257]
повествованию, печальному, но поучительному.
они выходили прочь из страшного того места. - Вы удручены-с... Это я
понимаю. По первому разу всегда так. Даже преступник, которому казематы наши
- дом родной, и тот, сударь, пребывает в долгом оцепенении, а уж коли свежий
человек-с, тому и подавно, хотя я, например, к такому порядку привык и мне,
сударь, сдается, что у нас как бы и не трудно-с. - Он вдруг засмеялся
чему-то своему: - А что, сударь, пожалуй, мало таких мест в
Санкт-Петербурге, чтобы сразу столько знатных господ знакомство со мной
водили, хотя я вам по секрету скажу-с: прежних узников я больше обихаживал -
когда мало их, на каждого щедрости моей помногу приходится. И вот некоторые
из них помнят мои благодеяния и не брезгуют здороваться, сударь, ну как там
кому сподручнее, а некоторые гордятся. Ермолов, пока тут в прежние времена в
заточении был, никак без меня не мог-с: я ровно нянька его обихаживал, а
вышел - и не замечает-с...
бумаги, тут же отправился к себе на Васильевский, дабы подготовиться к
трудному пути. [258]
скользнуло по его животу и мягко упало в снег. Он нагнулся и увидал свой
английский пистолет.
далее, но тут зловещий экипаж военного министра, взвизгнув полозьями,
вылетел из-за поворота и преградил ему путь.
наш герой вдруг успел подумать, что ежели рукопись Пестеля найдут, то
устроят вокруг нее безумство, и тогда уж полковнику ни гордость не поможет,
ни фортуна.
все они охотятся за ней, словно за последней уткой!" - подумал он
сокрушенно, видя, как распахивается оконце в экипаже.
уже всех барышень перепробовал?
странный вопрос быстро выбили дурь из его головы.
военный министр. - Интересно, это гордость у тебя или страх?
отказывался от посещения, и даже приходил, когда граф того пожелали.
смертен. Все обиды с собой унесу. Кто об том вспомнит?
след беспокоиться. Я, ваше сиятельство, никого обидеть не умею.
да не обижал?
направить... Искусить тебя... Ну как он, раскаивается?
Березин Федор
Лукьяненко Сергей
Никитин Юрий
Маркелов Олег
Сертаков Виталий
Херберт Фрэнк