в ближайшую неделю, он-то стал уже опытным бойцом, он сказал
это, думая, что, может быть, мне будет легче, если я буду
помнить, что не один я такой, и по-другому здесь нельзя. Но
легче не стало. И пришла неделя тоски, неделя величайшей депрессии,
когда я не мог ни есть, ни спать, а перед глазами
застыло мертвое мальчишеское лицо.
концов привыкают.
причастности к делам смерти, но вот оно снова со мной, потому
что Юра Арутюнов тоже стал моим ПЕРВЫМ, только это случилось
уже не ТАМ, где все ясно, и где легко найти себе оправдание,
заткнуть сиплый шепоток совести, это случилось ЗДЕСЬ, в
моем родном городе, в обыкновеннейшей питерской квартире, и
жертвой Бориса Орлова, крутого парня, стал человек, которого
он встречал хотя и мельком, но живым, здоровым, не помышляющем
о близком своем конце и том человеке, которому предопределено
стать его причиной.
совершенно выбит из колеи...
не могло.
себе долго предаваться бездействию. Какая-то часть разума
(кое-кто называет ее "автопилотом") продолжала функционировать
вопреки расслабляющему воздействию депрессии. И хотя я
помню дальнейшие свои действия на квартире Арутюнова доволь
но смутно, делал я, кажется, все правильно: снял куртку, рубаху,
в ванной комнате промыл рану на плече, затем отыскал
где-то бинт и перевязал сам себя, помогая зубами затягивать
узлы, потом долго отмывал с помощью подвернувшейся щетки кровавые
пятна на куртке, джинсах, ботинках. Дождался, когда они
более-менее просохнут, удостоверился, что ничего своего в
квартире не оставил, вышел на лестничную площадку и захлопнул
дверь.
отстраненности и увидел такое, что моментально, как
при смене кадров от черно-белого к цветному, вернуло меня к
нормальному восприятию реальности.
я своих топтунов из ГБ, и потому сразу почуял опасность.
В самом деле, нет ничего более отрезвляющего, чем это чувство
непосредственной опасности. Факт, для меня не требующий доказательств.
что произошло между мной и Юрой Арутюновым? Хотя откуда?
Или...
под лестницей, в самом темном углу отыскал обоих.
жизни. Я присел на корточки, пытаясь вблизи рассмотреть
их, понять, что произошло.
прерывистый вздох. Потом бородатый попробовал поднять
руку, но сил не хватило удержать, и она бессильно упала. Он
громко и часто задышал.
голосом:
мраке, потом вспомнил, полез в карман и зажег спичку.
до конца, я успел разглядеть подробности. Вельветовый
был мертв - определенно. На подобное я в свое время насмотрелся:
его убили выстрелом в затылок. Бородатому повезло больше:
дырка в животе, дырка в плече, на щеке длинная царапина - по
сравнению с вельветовым легко отделался. Взгляд бородатого казался
мутным, лицо перекошено от сильной боли.
бородатого срывался.
позвони... Орлов...
двумя телами, да еще Юра наверху...
мимо мусорных баков под арку и только там набрал на радиотелефоне
"02":
проспект, дом четырнадцать, третий подъезд. Под лестницей
два тяжелораненных человека.
при этом взглянул на часы: 16.06.
следователь по особо важным делам Сазонов Глеб Егорович. - Откройте
хоть форточку. Дышать нечем.
на тридцатидвухлетнего следователя прокуратуры Васильева
с гордым именем Борислав. Имя Васильеву не шло, не подходило
по всем статьям: в свои три с небольшим десятка он уже весил
под сто сорок, был, как результат, неповоротлив, страдал
сильной одышкой. Еще он без ума был от разных тортиков и прочей
сдобы, что обнаруживает причинно-следственную связь несоответствия
имени и облика.
два года занимались его "перевоспитанием". В основу процесса
был положен принцип: больше движения, меньше еды. Страдающего
Борислава гоняли по поводу и без повода. И на места происшествий,
куда-нибудь подальше, в Кавголово, например; и в буфет
за бутербродами, тоже - не ближний путь: через два этажа, сначала
вниз, потом - вверх; и в непрерывные командировки; или
вот форточку открыть, хотя и стол его дальше от окна, чем стол
того же Кирпичникова. Васильев вздыхал, страдал, но подчинялся.
Он давно свыкся уже с правилами игры в "перевоспитание",
но от булочек с маком отказаться не мог, и каждый месяц прибавлял
в весе еще на двести, а то и триста грамм.
встал и, колыхаясь, просеменил к окну.
города.
из пачки новую сигарету. Глеб Егорович поставил портфель,
уселся и твердой рукой пригладил седеющие волосы.
день, то новости.
ответил за Кирпичникова страдалец Борислав.
явно ничего не знает про Политех.
Я только что имел беседу с Петюней. Они там наверху совсем с
ума посходили. Требуют достать третьего сегодня же. Говорят,
звонил САМ, устроил разнос и все по нашему делу. И предупредил,
что лично проконтролирует.
Прозоров Александр
Андреев Николай
Гуревич Георгий
Свержин Владимир
Емилина Ника
Лукьяненко Сергей