Чтение 32–й страницы книги ~Пером и шпагой~

- Скоморохи едут! - кричал народ, дразня обезьяну. - Фокус-покус
казать станут... Гляди, Мишутка, кудыть оне заворачивать будут?
Лопиталь раскланивался во все стороны, обезьяна торопливо щелкала
блох на лысой шкуре.
Елизавета срочно оставила Царское Село и выехала в столицу, чтобы
самолично загладить вину перед посольством, которого она так страстно
добивалась. Канцлер не придумал ничего лучшего, как запихать всю блестящую
свиту Лопиталя в пустующий дом Апраксина. Ели там французы на золоте (это
верно), но зато спали под лестницами.
Гроза началась скоро - на первом же вечернем приеме, который
Елизавета устроила для близких ко двору. Вильяме разлетелся к Елизавете -
для целования руки. Но рука императрицы, сжатая в кулак, вдруг скрылась за
фижмами.
Елизавета Петровна заговорила - тяжело и сурово:
- Господин посол Англии, разве Лондон желает иметь врагом себе всю
Европу? Ваши каперы опять не уважили в море Северном флага кораблей
российских...
Вильяме нарочно уронил платок, чтобы, поднимая его, опомниться от
этих ударов. Но, когда выпрямился с готовым ответом, Елизавета не дала ему
и рта раскрыть.
- Отныне, - говорила она, - моим министрам дел с вами не иметь! И
прошу покинуть столицу. Срок - неделя... Да будет так! И более не
домогайтесь аудиенции. Эта встреча и есть наша последняя. Прощайте ж
навсегда, господин посол Англии!
Коллегия иностранных дел правильно подсказала Елизавете момент для
нанесения этого удара. Срок англо-русских торговых трактатов подходил к
концу, и пора было выгнать англичан с Волги и с Каспия, где они со времен
Остермана хозяйничали, как дома. Англия одним махом лишалась теперь
русской пеньки, мачтового леса, дегтя, шелка-сырца, рыбьего жира, воска,
меда, табака, мехов и.., железа!
Но коллегия была уже явно ни при чем, когда Елизавета довершила свою
мысль чисто по-бабьи. Из дома графов Скавронских, где размещалось
посольство Вильямса, она вышибла англичан с их сундуками и кофрами и
впихнула туда французскую миссию.
Месть была, скажем прямо, не из красивых. Но маркиз Лопиталь
превзошел даже Елизавету: он самолично, чуть не кулаками, вытурил из дома
своего английского коллегу Вильямса.
- Здесь вам не Канада! - кричал Лопиталь, суетясь.

***

Накануне решительных событий Фридрих прописал фон Левальду очередной
рецепт, по которому следовало быстро и безошибочно излечить Восточную
Пруссию от угрозы русской армии. Иногда некоторые историки называют
стратегию Фридриха планами опереточного героя... Пусть в этом разберется
сам читатель. Вот что наказывал Фридрих фон Левальду в июне 1757 года:
- Когда русские пойдут тремя отрядами, вам следует разбить наголову
один из них, после чего остальные отступят. Русские будут спасаться в
Польше, где вы их и станете преследовать всеми своими силами!
Но, спрашивается, почему русские должны были идти именно тремя
колоннами? И почему русские должны были спасаться в Польше? Чепуха...
Очевидно, сама Екатерина, не шибко разбиравшаяся в военных делах, неверно
поняла болтливого Апраксина.
Но если планы Фридриха оказались "опереттой", то и русский план
кампании при первом же выстреле обернулся лишней бумажкой.
Все случилось не так, как думали Петербург и Берлин.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ОТКЛОНЕНИЯ

ЗАНАВЕС

С самого начала войны союзники тишком договорились:
"Будем опасаться слишком больших успехов России в этой войне!" Именно
так сказал Людовик, и Вена ему поддакнула.
Не надо думать, что русская армия составляла громадный лагерь, - нет,
Апраксин имел под рукой всего 65 187 солдат и 19325 лошадей (не считая
верблюдов).
Фридрих имел постоянную оглядку назад - на Россию.
- Что там слышно в Петербурге? - спрашивал он. Депеши Вильямса и
доносы шпионов успокаивали его: на Неве торжественно открыта Академия
художеств; Апраксин завяз за Ковно; Елизавета опять не вышла к столу,
занедужив...
- Кампания будет горячей! - сказал Фридрих, надвинув шляпу. - А
потому разгрузите лазареты в Богемии и Дрездене, чтобы нам не возиться с
калеками... Скоро будет не до них!
На пустынном шоссе в Саксонии отряд цесарских пандуров разгромил
лазаретный конвой. Посреди дороги одиноко застряла коляска. Австрийский
офицер дернул дверцу. Из кареты вырвался выстрел - прямо в лицо. Пандуры,
окружив возок, обнажили сабли:
- Эй, вылезай по чести... Кто там стреляет? Из коляски вышел раненый
прусский офицер. Он сдернул с головы парик и швырнул его себе под ноги.
- Венские котята! - прорычал он, выдернув шпагу. - Я адъютант
великого короля Фридриха - генерал Манштейн... Ну, что же вы не
разбегаетесь при звуках моего имени?
Град пуль пронзил его насквозь, и Манштейн умер посреди дороги, в
пыли, фонтанируя кровью (но шпаги из руки не выпустил). Так погиб человек,
которому никак нельзя отказать в смелости; главаря прусского шпионажа в
России не стало... Фридрих очень сожалел о гибели своего адъютанта, и
вдова Манштейна подарила королю записки своего мужа о России.
- О России? - блеснули глаза короля. - Как это кстати!
Теперь эти мемуары Манштейна, ставшие знаменитыми, можно прочесть в
любой приличной библиотеке. А тогда они были идеологическим оружием, и
король Пруссии пока еще сомневался, в какую сторону повернуть это оружие,
- за войну с Россией или за мир с Россией.
Он решит этот сложный вопрос позже. А сейчас из балтийской мглы,
ершистые от пушек в бортах, уже выплывали к берегам Пруссии белогрудые
русские фрегаты и прамы. Первые выстрелы в этой войне Россия доверила
своему флоту.

МЕМЕЛЬ

- Вот и Мемель, - сказал адмирал Мишуков, опуская трубу. - Эскадр -
на шпринг! Канонирные палубы обсушить. Крюйт-каморы проветрить. Команде -
по две чарки. Кашу сей день варить с потрохами телячьими... Дать сигнал на
"Вахтмейстер": капитану бомбардиров Вальронду явиться на борт флагмана!
Ветер, дунувший из-за Куришгафской косы, сорвал жиденький паричок
адмирала, и заплескались седые волосы моряка, кое-как обкромсанные
ножницами...
А на серой взбаламученной воде рейда мотало бомбардирские корабли с
зарифленными парусами. Захлестывало пеной "Селафаила", "Дондера" и
"Юпитера". Рвало с якорей прам "Дикий бык", гневный и щетинистый от
пушечной ярости. А на фрегате "Вахтмейстер" в нитку тянуло над рейдом
брейд-вымпел начальника бомбардиров - Александра Вальронда.
Там уже отвалил вельбот, шли на веслах, выгребая в пене и в песнях, и
скоро на борт к адмиралу поднялся капитан третьего ранга Вальронд: лицо
красное - будто ошпарено, глаза распухли от соли и ветра, круглые - как у
кота. Возле голенастых ног бомбардира крутился кортик офицерский, а на нем
- золотом: "Виватъ Россия".
- Саня, - сказал ему в каюте Мишуков, - назавтре штурм... Готовы ли?
- И налил пузатую чарку перцовой. - Твоя! Пей, а я полюбуюсь. Еще смолоду
зарок дал: после семидесяти лет в рот ее, проклятой, не брать!
- Дошли, - рапортовал Вальронд, - таким побытом... На "Юпитере" фок
снесло, он же, падая, две стеньги переломил. На "Гаврииле" восемь кнехтов
с планширем за борт кувырнулись. Все сгнило, кусками валится. На волне
кранцы било. Ядра пушечные по декам раскатились. Воду из трюмов качаем
ведрами. Не флот у нас, а - труха!
- Не труха у нас, а - флот, Санька! - отвечал ему Мишуков. - Ежели б
трухой были, так до Мемеля не дошли б! А за то, что вы моряки не
трухлявые, вот тебе ишо чарочка-отправочка. Выпей, голубь, во славу божию
и ступай фарватер мерить...
Вальронд выпил не кривясь, пошел прочь - на дек. Кованные медью
ботфорты бомбардира глухо били в палубный настил, звеня застежками, будто
шпорами. Когда же перелезал через фальшборт, вздернулись рукава мундира,
шитого не по росту, и стали видны на локтях свежие заплатки... Парады в
Петербурге остались, а здесь - под Мемелем - и так сойдет!

***

Русские моряки в те времена были бедны, как церковные крысы. Платили
им самый мизер, да и того годами от казны не доплачешься. Шли на флот
больше дворяне мелкотравчатые - дети и внуки моряков или те, кто знал,
почем фунт лиха, - и был корпус морской предан службе своей до исступления.
Это была почти каста, сознательно отгородившаяся от дворцовых интриг,
презиравшая золоченые шатры сухопутных полководцев. Годами качались они на
палубах, редко сходя на берег; ели солонину из бочек; сажали в гаванях лук
и редьку; а жен своих, чтобы не тратиться на два стола, иногда держали под
палубой, возле самых пороховых бочек...
На рассвете 20 июня эскадра пошла на прорыв в Куришгафскую заводь. В