Чтение 32–й страницы книги ~Донские казаки в борьбе с большевиками~

внутренний. В то же время разъезды, высланные в направлении станции Грушевской,
никакого противника не обнаружили и, видимо, за колонну красной кавалерии,
наступавшей к Новочеркасску с наиболее уязвимой стороны, были приняты не что
иное, как гурты скота.
Это известие приободрило военное командование, однако напряженное состояние в
городе продолжало оставаться.
Получив власть, Городское Управление, не будучи подготовленным к такого рода
деятельности, совершенно растерялось и, вероятно, в короткий срок, пассивно
сдало бы город большевикам, если бы на помощь не пришли казаки Новочеркасской
станицы.
Собравшись в ночь на 30 января в здании Новочеркасского станичного правления,
вместе с казаками других станиц, случайно оказавшимися в городе, они, несмотря
на многократные и категорические отказы, убедили ген. А. М. Назарова принять
временно должность Донского Атамана, облекли его неограниченными полномочиями и
заверили, что с своей стороны они приложат все усилия, чтобы поставить под ружье
всех казаков ближайших станиц.
Ген. Назаров, проезжая Дон в конце 1917 года, остался здесь по просьбе Атамана
Каледина, принял сначала в командование казачью дивизию в Усть-Медведицком
округе, затем участвовал в борьбе с большевиками в Таганрогском и Ростовском
районах и после был назначен Походным атаманом войска Донского.
Донской казак по происхождению, талантливый офицер генерального штаба, молодой,
энергичный, большой силы воли, с широкой инициативой, быстро разбиравшийся в
обстановке, ген. Назаров, за свое короткое пребывание на Дону, приобрел большую
популярность и считался всеми естественным заместителем Атамана Каледина.
На должность Походного Атамана назначили начальника Новочеркасского Юнкерского
училища ген. П. X. Попова,36) а для администра-
35) "Свободный Дон", No 2 от 3 апреля 1918 года.
36) Ген. П. X. Попов, офицер генерального штаба, служил в штабе Московского
Военного округа. В чине полковника получил Новочеркасское военное училище, в
котором оставался в продолжение всей войны, вплоть до начала гражданской борьбы.
Со строевой службой знаком был мало.
113

тивного управления привлекли к работе Областное войска Донского Правление,
находившееся до этого времени в загоне. Калединское Правительство существовать
перестало.
С назначением нового Походного Атамана характер работы штаба, в сущности,
нисколько не изменился. Только настроение офицеров стало как-то еще более
нервное и более суетливое и окончательно пропала вера в конечную победу.
Все внимание и весь интерес большинства офицеров штаба сосредоточивались,
преимущественно, на изобретении планов наиболее безопасного бегства. Подобные
соображения доминировали над всем остальным, составляя ежедневную тему
разговоров. Усиленно запасались штатским платьем и некоторые в таком виде стали
появляться в штабе. Лучшим доказательством панического настроения служит то, что
на другой день, после смерти Каледина, в штабе не досчитывалось большого
количества офицеров, в том числе и некоторых, довольно видных работников. Также
бесследно скрылись и многие, бывшие еще вчера члены Донского парламента и на
похоронах Атамана присутствовало из всего многочисленного правительственного
коллектива, только 6 человек.
Часть спешила изменить свой внешний вид, запуская с этой целью бороды и
вооружаясь темными очками. Старательно выясняли пункты скопления большевиков и
нахождение военно-революционных комитетов, дабы, в случае нужды,
предусмотрительно обойти эти места. Весьма подробно изучали пути сообщения,
часто забрасывая меня, как проехавшего большевистское царство, разнообразными
вопросами о том, как большевики осматривают, как проверяют документы, какие
удостоверения лучше иметь при себе, как надо быть одетым, за кого легче себя
выдать и т. п.
Такое тревожное настроение офицеров штаба, естественно, расплывалось во все
стороны и, казалось, не должно было ускользнуть от внимания Походного Атамана и
начальника штаба, но, к сожалению, и тот и другой были или совершенно близоруки,
или смотрели на это сквозь пальцы, не находя нужным объяснить офицерам
недопустимость их чрезмерного опасения и в то же время определенно заявить, что,
если придется отступать, то должны будут уйти все, составив один отряд, о чем
своевременно будут даны соответствующие распоряжения.
Какими мотивами руководились названные лица мне неизвестно, но, будучи сам в
штабе, я могу подтвердить, что в этом отношении они проявили удивительное
попустительство и ничем необъяснимую халатность и ничего не сделали для
поддержания бодрости духа и укрепления веры среди офицеров в конечную победу над
большевиками. Таинственность, сопровождавшая их собеседования и странная
безпечность в отношении лиц, им подчиненных, имели следствием подрыв к ним
доверия с одной стороны, а с другой -- подсказывали необходимость каждому о
своей судьбе заботиться самостоятельно.
Неуверенность в завтрашнем дне, способствовала развитию весьма своеобразных
заболеваний, а именно: офицер, подав рапорт о болезни и, следовательно,
освободившись от работы, все свободное время посвящал устройству своих личных
дел и подготовке к бегству, при этом,
114

переодевшись до неузнаваемости он, однако, по несколько раз в день, бывал в
штабе, узнавал новости и, в зависимости от изменений обстановки, вносил
коррективы в свои намеченный план. В числе других "заболел" и 2-й
генерал-квартирмейстер генерального штаба подп. П. и мне было приказано вступить
в исполнение его обязанностей. Видя, что при дальнейшем развитии такой
"эпидемии" я рискую остаться в своем отделе в единственном числе, я, собрав
офицеров, категорически объявил им, что всякого "больного" замеченного мною в
штабе, буду рассматривать, как умышленно уклоняющегося от исполнения своего
долга и в соответствии с этим, применять меры воздействия.
"Кто болен, -- пусть сидит дома и не показывается ни на улицу, ни в штаб. Вы
должны знать, господа, добавил я, -- что о времени ухода штаба, если то будет
вызвано обстоятельствами, я буду знать заранее и потому смогу вас предупредить
своевременно".
Говоря так офицерам, я, конечно, был глубоко убежден, что меня, как 2-го
генерал-квартирмейстера, начальник штаба, о своих намерениях поставит в
известность, когда будет то необходимо, а я предупрежу офицеров. Но к глубокому
моему огорчению, я в этом жестоко ошибся и, как увидит читатель, со мной сыграли
некрасивую и даже, я бы сказал, преступную шутку.
Собравшийся 4-го февраля под председательством Е. Волошинова довольно
малочисленный из-за неприбытия многих членов Войсковой Круг37) единогласно
подтвердил избрание ген. Назарова Донским Атаманом и настойчиво призывал его
исполнить перед казачеством свой долг до конца. На эти категорические просьбы
ген. Назаров, как известно, ответил пророческими словами: "Я свой долг исполню
до конца -- исполните и вы свой".
Жертва Каледина, казалось, не пропала даром. Моральное значение выстрела было
огромно. Он заметно оживил настроение, пробил казачью совесть, прояснил сознание
необходимости продолжения борьбы и отстаивания всеми силами Донской земли от
большевистского нашествия и, в общем, создал большой духовный подъем.
Я слышал, как казаки говорили: "Не дожил Атаман Алексей Максимович. Сами его
загубили и хоть теперь должны будем искупить наш грех".
Такому настроению особенно в первый момент много способствовали и решительные
мероприятия казаков Новочеркасской станицы, энергично принявшихся за дело,
объявивших всеобщую мобилизацию, подтвержденную затем Войсковым Кругом,
составивших сразу боевую дружину, чем дали другим хороший пример. Со всех
ближайших станиц в Новочеркасск потекли казаки, главным образом, старики, чтобы
с оружием в руках отстоять родной край. Шли одиночным порядком, шли целыми
отрядами, вооруженные чем попало, иногда под командой офицеров. Можно было
думать, что в казачьем сознании наступил психологический перелом, произошел, как
будто, сдвиг, началось выздоровление от "непротивления" большевизму, что
побудило Донского
37) На крестьянский съезд в этот день никто не прибыл, почему он и не состоялся.

115

Атамана просить Добровольческую армию задержаться в Ростове и даже обещать ей
помощь людьми.
Однако, этот сильный духовный порыв продолжался недолго, и постепенно замирая,
вскоре совсем погас. Произошло это по моему мнению, во-первых, потому, что серая
казачья масса с одушевлением шедшая на защиту города, не встретила у населения
ни радушия, ни ласки.
Городские обыватели остались -- "сердцем хладные скопцы". Во-вторых, не нашли
казаки в городе даже и самого элементарного, казенного приема. Не были
заготовлены помещения для их распределения, часто отсутствовала горячая пища, не
хватало вооружения, а фактически оно в наличии было, по несколько дней казаки
оставались на улице, предоставленные самим себе и большевистской пропаганде,
формирование шло слабо, во всем царила ужасная бестолочь.
В общем, надо признать, что штаб Походного Атамана, не сумел одухотворить
движение и использовать такой благоприятный момент для увеличения сил обороны.
И, конечно, главная вина лежит на начальнике штаба полк. Сидорине, оказавшемся
не на месте и совершенно неспособным к творческой и организаторской работе.
Таковым был и походный Атаман ген. П. X. Попов.
В своих "Воспоминаниях" ген. Лукомский, бывший тогда представителем
Добровольческого командования при Донском Атамане ген. Назарове, говорит:") "В
Новочеркасск тысячами стали стекаться донцы для формирования новых частей.
Казалось, что Дон ожил. Но, в значительной степени, вследствие того что штаб
Донского войска оказался в это время не на должной высоте... скоро подъем прошел