Чтение 32–й страницы книги ~Анелька~

- Чего же ты плачешь, детка? - спросила дама, нагнувшись к ней. Она тут
же отшатнулась, когда в лицо ей ударило горячее дыхание больной. Но, глянув
в белое, облитое лихорадочным румянцем лицо Анельки, в ее большие кроткие и
печальные глаза, подумала о безмерном несчастье, постигшем этого ни в чем не
повинного ребенка, и не могла удержаться от слез.

Анелька закрыла глаза. Казалось, она дремлет, утомленная разговором.
Дама опять намочила платок и положила ей на лоб, затем вышла в сени.

- Кшыстоф, - сказала она камердинеру, - сейчас же садись в бричку и
поезжай домой.

- Слушаю, вельможная пани.

- Пусть поставят кровать в той гостиной, что окнами в парк. Пошли в
местечко за лекарем и вызови телеграммой из Варшавы еще одного - управляющий
даст тебе адрес.

Камердинер поклонился, но не уходил, желая, видимо, высказать свое
мнение.

- Ты хочешь мне что-то сказать?

- Да. Я полагаю, что вельможной пани нельзя здесь оставаться одной, без
всяких услуг, - важно изрек Кшыстоф.

- Да ведь мы все отсюда уедем, как только больная немного успокоится.

- Не пристало вельможной пани возить больных, это дело докторов и
монашек.

Дама покраснела и с минуту была в нерешимости, словно признавая
авторитет Кшыстофа в таких вещах. Но вместе с тем ей не нравились эти
замечания, и она ответила сухо:

- Делай, что я сказала.

- Раз вельможная пани велит, я поеду, но снимаю с себя всякую
ответственность, - сказал Кшыстоф, чопорно поклонившись. - Однако лошадям
надо дать отдохнуть.

Пани вернулась к Анельке, раздумывая, почему ей неприлично ухаживать за
больными. Она села у топчана и растроганно всматривалась в лицо девочки.

"Как она похожа на него! - мысленно говорила она себе. - Тот же рот...
Да, видна его кровь... Бедный! Я постараюсь вознаградить его за все, что он
выстрадал".

В ее воображении встал красивый отец Анельки, и теперь она уже без
колебаний решила ухаживать за больной. Ведь это его ребенок, она это сделает
для него!

Кучер, замотав вожжи, спустился с козел торжественно, как небожитель,
сошедший с небес в нашу юдоль слез, и, по привычке всех кучеров, сложил руки
на животе. Кшыстоф подошел к нему, поглаживая холеными пальцами свои
английские бакенбарды.

- Вот так имение! - сказал кучер презрительно, кивком головы указывая
на облезлую избу.

Кшыстоф с высокомерным состраданием поднял брови и, уставившись на одну
из блестящих пуговиц его ливреи, сказал:

- Судьба играет человеком, как хочет! Верите ли, я здесь чувствую себя
заброшенным в какие-то Гималаи!

- Вы, наверное, здорово скучаете по Варшаве?

Пан Кшыстоф махнул рукой.

- И по Парижу, Вене и так далее! Но что поделаешь? Вот бывший мой пан
сейчас в Африке. Если он может жить там, так я могу жить здесь.

Наступило молчание.

- И стоит нашей пани гоняться за таким помещиком! - Кучер подбородком
указал на хлев.

Но Кшыстоф возразил, подумав:

- Ну, не скажите... Правда, дела у него расстроены... но имя, связи,
шик!

- Так, значит...

- Он настоящий пан! Княжеского рода... Если бы не он, я бросил бы эту
службу. При нем я почувствую себя человеком: совсем другое положение, и от
людей почет! У вас тоже будет тогда на пуговицах настоящий герб, а не
какой-то там лев с факелом - ведь это же одна комедия!

- Ага! - промычал кучер.

- Так-то! - заключил пан Кшыстоф. - А пока до свиданья! Еду приготовить
все к приему детей и разослать нарочных за докторами.

Он дотронулся двумя пальцами до полей круглой шляпы.

- Адью! - отозвался кучер, уважительно кланяясь старшему товарищу.

Камердинер, шествуя медленно и важно, подошел к дому и, натягивая
снятые минуту назад перчатки, крикнул вознице в бричке:

- Подавай!

Бричка подкатила с грохотом.

- Лети вовсю, хотя бы лошадей загнал! Только через плотину поезжай
осторожно.

- А если и вправду загоню лошадей? Что тогда? - спросил возница.

- Раз я говорю, что можно загнать, значит имею на то причины, - с
достоинством отпарировал Кшыстоф.

Ступив на подножку, он застегнул перчатки, потом приподнял сзади
пальто, уселся поудобнее и глубоко вздохнул.

Стоявший у хлева Заяц снял рваную соломенную шляпу:

- Счастливого пути вельможному пану!

Это польстило Кшыстофу. Он дружелюбно хмыкнул, полез в карман и, бросив
мужику злотый, сказал:

- Ты хорошо присматривал за детьми, друг, и мы тебе за это благодарны.
Смотри же, хозяйство держи в порядке, и мы постараемся тебя вознаградить.
Ну, пошел!

Бричка тронулась, проехала мимо Зайца, согнувшегося в поклоне чуть не
пополам.

- Вот это паны! - пробормотал он. Никогда еще он не получал такой
щедрой подачки.

Увидев издали коляску и лошадей, Юзек забыл о рыбе и, бросив сито,
побежал на хутор. Он был уверен, что это приехали отец с матерью, а главное
- ему хотелось поскорее рассмотреть экипаж.

Он влетел во двор, красный, растрепанный, и, не спросив ни у кого
позволения, стал карабкаться на козлы.

- Куда, малый! - прикрикнул на него кучер.

- Я хочу покататься, - объяснил Юзек, хватаясь за вожжи.

Лошади тронулись. Кучер едва успел сдержать их и рассердился.

- Хочу кататься! Хочу кататься! - твердил Юзек.

На этот шум из дома вышла приезжая пани, - она уже справлялась у
хозяйки, где мальчик, - и Юзек бросился к ней, крича:

- Отчего он не едет, когда я ему приказываю?

Вдруг он остановился в смущении, увидев перед собой незнакомую женщину.
А ей понравился этот смелый мальчуган, который, несмотря на бедность и
заброшенность, не понимал, как может кучер не выполнить его приказа.

"Вылитый отец!" - подумала она и, подойдя, нежно поцеловала Юзека.

- А где мама? - спросил оробевший мальчик.

- Мамы нет.

- И папы тоже нет?

- Нет. Но ты скоро его увидишь.

- А... а вы кто?

- Я? - переспросила дама с улыбкой, скрывая замешательство. - Я ваша...
родственница. - И опять поцеловала его.

Юзеку понравился экипаж, кучер в ливрее и элегантный туалет дамы. Он
поздоровался с ней уже как со старой знакомой, проявив необычный для него
восторг.

- Вы наша родственница? - сказал он. - Вот хорошо! Тетя, наверное? У
нас тут уже была одна тетя, но ту привез мужик в телеге... Я ее не хочу... А
вы тоже тетя, а?

- Можешь называть меня мамой... мамой-крестной, - сказала дама, с
трудом скрывая волнение.

- Мамой? Хорошо. Значит, вы будете моя вторая мама. А покататься можно?

- Петр! - крикнула дама кучеру. - Покатай панича.

Юзек мигом забрался на козлы рядом с кучером. Держась руками за вожжи,
пока они объезжали кругом двор, он воображал, что сам правит, и был этим
очень доволен.

Дама смотрела на него с гордостью и восхищением. Ее радовала мысль, что
в ее гнезде поселится этот львенок.

Холодные компрессы настолько помогли Анельке, что уже можно было
сказать ей о предстоящем отъезде. Весть эту она выслушала равнодушно и дала
себя одеть.

Дама с жалостью и чем-то вроде стыда рассматривала ее гардероб,
состоявший из плохо выстиранного белья и отрепьев, бывших некогда платьями.

Наконец дети были готовы к отъезду - так как Юзека одевать не нужно
было, - и пани объявила Ягне, что ей придется ехать с ними.

- Одевайся же скорее, голубушка, если есть во что, нам времени терять
нельзя, - добавила пани.

Ошеломленная Ягна побежала искать мужа. Он стоял перед домом и все еще
созерцал коляску.

- Слушай-ка, вельможная пани велит мне ехать! - сказала она ему с
плачем.

- Куда?

- А я знаю? С детьми - и все. Ой, горе мое!

Пани, услышав ее причитания, вышла из сеней, чтобы успокоить бедную
женщину. Заяц поклонился ей в ноги и стал умолять:

- Смилуйтесь, пани, оставьте мне мою бабу. Я без нее тут и дня не
высижу, а вы ей приказываете ехать в такую даль...

Пани удивилась:

- Какая даль, что это ты выдумал? Я живу за милю отсюда, в Вульке...
Как только паненка поправится, я отошлю тебе жену, а пока нужно, чтобы за
больной ходил человек, к которому она привыкла.

- В Вульке? Это в усадьбе, что ли? - спросил Заяц.