Чтение 32–й страницы книги ~Возлюби ближнего своего~

Керн рассмеялся.

- Эх, Рут, если бы не ты, я бы наверняка сейчас враждовал с богом.

- А я бы валялась на кровати и выла...

В дверь постучали.

- Наверное, Брозе, - довольно мрачно предположил Керн. - И как раз в минуту нежных любовных излияний.

- Войдите! - крикнула Рут.

Дверь распахнулась.

- Нет, этого не может быть! - воскликнул Керн. - Все это - только сон! - Он поднялся так осторожно, будто боялся спугнуть привидение. - Штайнер! - еле выговорил он. Привидение ухмыльнулось. - Штайнер! - вскричал Керн. - Владыка небес, ведь это - Штайнер!

- Хорошая память - основа дружбы и гибель любви, - ответил Штайнер. - Простите меня, Рут, за то, что я вхожу с такой сентенцией, но внизу я только что повстречал своего знакомого Марилла. Так что этого не избежать.

- Откуда ты приехал? - спросил Керн. - Прямо из Вены?

- Угу. Только окружной дорогой, через Мюртен.

- Что? - Керн отступил на шаг. - Через Мюртен?

Рут рассмеялась.

- Мюртен - место нашего позора, Штайнер. Я там заболела, а этого нарушителя границ поймала полиция. Бесславный город для нас, этот Мюртен.

Штайнер ухмыльнулся.

- Поэтому-то я и здесь! Я отомстил за вас, ребятки. - Он вытащил бумажник и вынул оттуда шестьдесят швейцарских франков. - Вот! Здесь четырнадцать долларов или приблизительно триста пятьдесят французских франков. Подарок Аммерса.

Керн непонимающе посмотрел на него.

- Аммерса? - переспросил он. - Триста пятьдесят франков?

- Я объясню тебе все позже, мальчик. А пока спрячь их... - Ну, а теперь дайте мне на вас посмотреть! - Он внимательно разглядел обоих. - Щеки ввалились, чувствуется недостаток питания, на ужин - какао с водой, и никому ни слова, так?

- До крайности еще не доходило, - ответил Керн. - А когда нам бывало совсем плохо, нас всегда приглашал Марилл. У этого человека словно шестое чувство...

- Есть у него и седьмое. Картины. Разве он не водил вас в музей. Так с ним всегда расплачиваются за обед.

- Да, мы видели Сезанна, Ван Гога, Мане, Ренуара и Дега, - ответила Рут.

- Ага! Импрессионисты! Значит, он действительно кормил вас обедом. После ужина он тащит к Рембрандту, Гойе и Греко. Ну, а теперь, ребятки, одевайтесь, живо! Рестораны Парижа ярко освещены и ждут нас!

- Мы как раз...

- Это я уже вижу, - недовольно перебил Штайнер. - Немедленно одевайтесь! Я плаваю в деньгах.

- Мы уже одеты...

- Ах, вот оно что! Пальто уже успели продать какому-нибудь товарищу по вере, который наверняка вас облапошил.

- Не облапошил... - сказала Рут.

- Бесчестные евреи тоже существуют, девочка, - ответил Штайнер. - Каким бы святым мне ни казался сейчас ваш народ-мученик. Ну, пошли!

- А теперь рассказывайте, как ваши дела? - спросил Штайнер после еды.

- Мы словно в заколдованном кругу, - ответил Керн. - Париж - это не только город туалетной воды, мыла и духов; это также и город английских булавок, шнурков, пуговиц и, кажется, даже портретов святых. Торговля здесь полностью исключается. Я перепробовал тысячи вещей - мыл посуду, таскал корзины с овощами, переписывал адреса, торговал игрушками, но не разбогател на этом. Все это было работой по случаю. Рут две недели проработала уборщицей в одной фирме, а потом эта фирма вылетела в трубу, и ей вообще ничего не заплатили. За джемпер из кашмирской шерсти ей предложили такую сумму, которой ей как раз хватило, чтобы снова купить шерсть. Поэтому... - Керн расстегнул свою куртку. - Поэтому я одет, как богатый американец. В джемпере чувствуешь себя чудесно, если у тебя нет пальто. Она и тебе сможет связать джемпер, Штайнер...

- У меня хватит шерсти еще на один, - подтвердила Рут. - Но только шерсть темная. Вы любите темный цвет, Штайнер?

- Еще бы! Мы же живем в темноте. - Штайнер закурил сигарету. - Ладно, я подумаю... Вы заложили свои пальто или продали?

- Сперва заложили, потом продали.

- Так я и предполагал. Обычное явление. Вы уже были когда-нибудь в кафе "Морис"?

- Нет, только в "Эльзасе".

- Чудесно! Тогда пойдемте в "Морис". Там есть некто Дикман. Он знает обо всем. И о пальто - тоже. И о все" мирной выставке, которая состоится в этом году.

- О всемирной выставке?

- Да, мальчик, - ответил Штайнер. - Ведь на выставке должна найтись работа. И документы там не будут спрашивать так строго.

- Откровенно говоря, когда ты приехал в Париж, Штайнер? Ведь ты уже обо всем прекрасно информирован.

- Четыре дня тому назад. А до этого был в Штрассбурге. Должен был закончить там кое-какие дела. А вас нашел через Классмана. Встретился с ним в префектуре. У меня есть паспорт, ребятки. И через несколько дней я перееду в отель "Интернасьональ". Мне нравится это название.

Кафе "Морис" было похоже на кафе "Шперлер" в Вене и кафе "Грейф" в Швейцарии. Это была типичная биржа эмигрантов. Штайнер заказал кофе для Рут и Керна, а потом подошел к одному пожилому человеку. Некоторое время они разговаривали друг с другом. Потом человек внимательно посмотрел на Рут и Керна и ушел.

- Это Дикман, - объяснил Штайнер. - Он знает обо всем. Всемирная выставка действительно будет. Керн. Сейчас уже строятся заграничные павильоны. Строительство оплачивают иностранные правительства. Частично они привозят своих рабочих, но для самых простых работ - земляных и так далее - они нанимают людей здесь. Вот тут-то для нас и откроются большие возможности. Так как деньги выплачиваются иностранным комитетом, французы мало беспокоятся о том, кто там работает. Завтра утром мы отправимся туда. Там уже работает кое-кто из эмигрантов. Мы дешевле французов, и в этом наше преимущество.

Вернулся Дикман. На руке он нес два пальто.

- Думаю, что они подойдут.

- Примерь-ка! - сказал Штайнер Керну. - Сперва ты, а потом Рут. Сопротивление бесполезно.

Пальто оказались впору. На женском пальто был даже маленький потертый меховой воротничок. Дикман слабо улыбнулся.

- Выбрал на глаз, - сказал он.

- Это лучшее, что ты можешь предложить из своего хлама, Генрих? - спросил Штайнер.

Дикман взглянул на него немного обиженно.

- Пальто хорошие. Конечно, не новые. Вот это, с меховым воротником, раньше носила графиня. Разумеется, из эмигрантов, - добавил он, заметив взгляд Штайнера. - Воротник енотовый, не то что там какой-нибудь кролик, Йозеф!

- Хорошо. Мы их возьмем. Завтра я еще зайду, и мы поговорим.

- Не обязательно. Ты можешь взять их и так... У нас же свои счеты.

- Чепуха!

- Нет, не чепуха. Возьми их и забудь об этом. Тогда я здорово сел в лужу, черт возьми!

- Ну, а как вообще идут дела? - спросил Штайнер.

Дикман пожал плечами.

- На себя и детей хватает. Но противно жить в постоянных конвульсиях.

Штайнер рассмеялся.

- Только не становись сентиментальным, Генрих! Я - шулер, бродяга, я занимаюсь подделкой документов, за мной числится нанесение увечий, сопротивление государственной власти и еще всякая всячина - и тем не менее совесть моя чиста.

Дикман кивнул.

- Мой меньшой заболел. Грипп. Высокая температура. Но высокая температура для детей не опасна, правда?

Он с надеждой посмотрел на Штайнера. Тот кивнул головой.

- Малыши быстро встают на ноги, Генрих. Можешь не опасаться.

- Сегодня я пойду домой немного раньше.

Штайнер заказал себе порцию коньяку.

- А тебе взять, мальчик? - спросил он у Керна.

- Послушай, Штайнер... - начал Керн.

Тот сразу же замахал рукой.

- Не говори ничего. Это - рождественские подарки, и они мне ничего не стоят. Вы же сами видели... Порцию коньяку, Рут? Будете?

- Да.

- Новые пальто! В перспективе - работа! - Керн выпил коньяк. - Жизнь снова нам улыбается!

- Не обманывайся! - усмехнулся Штайнер. - Позднее, когда ты вдосталь наработаешься, это время - время вынужденного безделья - будет казаться тебе самым чудесным временем в твоей жизни. И ты будешь рассказывать своим внукам удивительные истории, внукам, сидящим у дедушкиных ног. И история эти будут начинаться так: "давным-давно, когда дедушка жил в Париже..."

Мимо них прошел Дикман. Он устало махнул им на прощание рукой и направился к выходу.

- Занимал когда-то пост бургомистра, был социал-демократом. - Штайнер посмотрел ему вслед. - Имеет пятерых детей, а жена умерла. Чудесный нищий. С достоинством. И обо всем знает... Правда, немного сентиментален, как это часто бывает у социал-демократов. Поэтому и политики они плохие.

Кафе стало заполняться посетителями. Появились люди, ночующие в кафе, чтобы занять угловые места на ночь. Штайнер выпил коньяк.

- Здешний хозяин великолепен - пускает всех спать, кто подыщет себе место. Бесплатно. Или буквально за гроши. Если бы в Париже не было таких вот ночлежек, многим пришлось бы очень тяжело.

Он поднялся.

- Ну, пойдемте, ребятки!

Они вышли из кафе. На улице было холодно и ветрено. Рут подняла енотовый воротник своего пальто и крепко прижала его руками. Потом с улыбкой посмотрела на Штайнера. Тот кивнул.

- Тепло, малютка Рут? В мире ведь все зависит от капельки тепла.

Он поманил старую цветочницу, которая брела мимо. Та сразу поспешила им навстречу мелкими шажками.

- Фиалки, - прокаркала она. - Свежие фиалки с Ривьеры.

- Какой город! Фиалки посреди улицы, в декабре! - Штайнер купил букетик и протянул его Рут.

- Бесполезное фиолетовое счастье! Но душу согревает. - Он подмигнул Керну, - Еще один жизненный урок, как сказал бы Марилл.

Они сидели в столовой всемирной выставки. В этот день им выдали жалованье. Керн разложил тонкие бумажные деньги вокруг своей тарелки.

- Двести семьдесят франков! - мечтательно произнес он. - И заработаны всего за неделю. Третий раз я уже получаю жалованье! Прямо сказка какая-то!

Мгновение Марилл с улыбкой смотрел на него. Потом поднял рюмку и повернулся к Штайнеру.

- Давайте выпьем по глотку дряни за эти бумажки, дорогой Губер! Удивительно, какая власть у них над человеком. Наши предки в древние века испытывали страх от грома и молнии, боялись тигров и землетрясений; средневековые отцы - вооруженных воинов, эпидемии и господа бога, а мы испытываем дрожь от печатной бумаги - будь то деньги или паспорт. Неандертальцев убивали дубинками, римлян - мечом, средневекового человека - чумой, а с нами можно расправиться с помощью жалкого клочка бумаги.

- Но эти клочки бумаги могут также возвратить человека к жизни, - добавил Керн и посмотрел на банкноты французского банка, лежавшие вокруг его тарелки.

Марилл покосился на Штайнера.

- Что ты скажешь об этом ребенке? Растет, правда?

- Еще бы! Прямо расцветает под суровыми ветрами чужбины. Теперь уже в состоянии убить одним языком.

- Я знал его еще ребенком, - заметил Марилл. - Нежным и нуждающимся в утешении. Это было всего несколько месяцев назад.

Штайнер рассмеялся.

- Он живет в неустойчивом столетии, когда легко погибают, но и быстро растут.

Марилл выпил глоток легкого красного вина.

- Неустойчивое столетие! Людвиг Керн - молодой вандал времен Второго Великого переселения народов!

- Сравнение неудачное, - заявил Керн. - Я - молодой полуеврей времен второго выхода из Египта!

Марилл осуждающе взглянул на Штайнера.

- Твой ученик, Губер, - сказал он.

- Нет, афоризмам он научился от тебя, Марилл! Впрочем, надежный недельный заработок всегда делает человека остроумным. Да здравствует возвращение блудных сынов к жалованью! - Штайнер повернулся к Керну. - Спрячь деньги в карман, мальчик. Иначе они улетят. Деньги не любят света.

- Я отдам их тебе, - ответил Керн. - Вот они и улетят. И все равно я тебе еще останусь должен.

- Что-то непонятное ты говоришь, мальчик. Я еще не настолько богат, чтобы давать деньги в долг.

Керн взглянул на него. Потом сунул деньги в карман.

- До которого часа работают сегодня магазины? - спросил он.

- А зачем это тебе?

- Ведь сегодня канун Нового года.

- До семи, Керн, - ответил Марилл. - Хотите купить водки на сегодняшний вечер? Тогда здесь, в столовой, это обойдется дешевле. Есть отличный ром с Мартиники.

- Нет, речь идет не о водке...

- А-а, понимаю! В последний день года вы, наверное, захотели вступить на тропу буржуазной сентиментальности, так ведь?

- Приблизительно. - Керн поднялся. - Хочу сходить к Соломону Леви. Может быть, сегодня он тоже настроен сентиментально, и у него можно будет что-нибудь выторговать.

- В наши времена вы ничего не выторгуете, - ответил Марилл. - Но все равно, валяйте, Керн, действуйте! Привычка - ничто, импульс - все! Только не забудьте: в восемь часов - ужин старых воинов эмиграции у "Матушки Марго".

Соломон Леви был живым, вертлявым человечком с жидкой козлиной бородкой. Он хозяйничал в темном сводчатом помещении, заставленном часами, музыкальными инструментами, подержанными коврами, картинами, писанными маслом, домашней утварью, гипсовыми карликами и зверюшками из фарфора. В витрине была выставлена дешевая имитация: искусственный жемчуг, старые украшения в серебряной оправе, карманные часы и разнообразные старые медали.

Леви сразу узнал Керна. В его памяти было записано все, словно в гроссбухе. И благодаря своей памяти он уже провернул ряд выгодных сделок.

- Что у вас? - сразу же спросил он, готовый к бою. Он был уверен, что Керн опять собирается что-нибудь продать. - Вы пришли в плохое время.

- Почему? Разве вы уже продали кольцо?

- Продал ли я кольцо? Продал ли я кольцо? - сразу заголосил Леви. - Вы спросили меня, продал ли я кольцо? Или я ослышался? Ошибся?

- Нет, вы не ошиблись.

- Молодой человек, - отчетливо сказал Леви, - вы что, не читаете газет? Живете на луне и не знаете, что происходит на земле?.. Продал ли я кольцо? Кому нужен сейчас такой старый хлам! А каким тоном это было сказано! Таким тоном только Ротшильд может сказать! Вы знаете, что сейчас значит - продать? - Он специально замолчал, а потом продолжил патетически: - Это значит, приходит незнакомый человек и хочет что-нибудь купить. И вынимает из кармана свой кошелек... - Леви вытащил свое портмоне. - ...открывает его... - Леви открыл портмоне. - ...выкладывает чистоганом наличные... - Он вынул бумажку достоинством в десять франков. - ...кладет ее на стол... - Он разгладил бумажку и положил ее на стол. - ...а затем - самое главное... - Голос Леви поднялся до фальцета. - ...надолго разлучается с ней!

Леви положил деньги обратно в портмоне.

- И за что? За какую-нибудь дрянную вещицу! Это наличные-то деньги! Я сейчас лопну от смеха! Евреи этого не делают... Может быть, только какие-нибудь безумцы... Или я, несчастный, с моей страстью к сделкам... Ну, так что у вас на этот раз? Много я заплатить не смогу... Да, даже месяц тому назад было совсем другое время!

- Я ничего не продаю, господин Леви. Я хочу взять обратно кольцо.

- Что? - Леви на мгновение закрыл рот, словно овсянка, попавшая в сеть. Для Леви сетью оказалась бородка. - А-а, понимаю, вы хотите сделать обмен. Нет, молодой человек, нам это уже знакомо! Неделю назад я уже попался на этом! Отдал хорошие часы... Правда, они больше не ходили, но часы есть часы, а я обменял их на бронзовый чернильный набор и вечную ручку с золотым наконечником. И что вы думаете? Обманули меня, доверчивого дурака, - вечная ручка не действует. Сознаюсь, часы тоже ходили самое большее четверть часа, но это же не одно и то же. Часы тем не менее остаются часами, а ручка, которая не пишет... Вы понимаете? Это же все равно, что ее вообще нет... Ну, а вы что хотите обменять?

- Абсолютно ничего, господин Леви. Я пришел купить... Купить!

- За деньги?

- Да. За наличные...

- А-а, понимаю!.. На какие-нибудь венгерские или румынские. Или на обесцененные австрийские. Или, может быть, на инфляционные билеты, кто в них разбирается! Недавно вот приходил один с густыми усами, как у Карла Великого...

Керн вынул из кармана бумажку достоинством в сто франков и положил бумажник на стол. Леви застыл, а потом даже присвистнул.

- Вы - при деньгах? Первый раз вижу такое! Молодой человек, полиция...

- Заработал! - перебил его Керн. - Заработал честным трудом! Ну, где кольцо?

- Минуточку! - Леви умчался и вскоре вернулся, держа в руке кольцо, оставшееся Рут от матери. Он протер его рукавом, подышал на него, снова почистил и положил на кусок бархата, словно это было не колечко, а алмаз в двадцать каратов. Редкостная и чудесная вещица, - благоговейно произнес он. - Настоящая редкость!

- Господин Леви, - сказал Керн. - В свое время вы мне дали за него сто пятьдесят франков. Если я заплачу вам сейчас сто восемьдесят, вы заработаете на нем двадцать процентов. Предложение хорошее, не правда ли?

Но Леви, казалось, не слышал слов Керна.

- В такую вещь можно влюбиться! - восторженно говорил он. - Это - не какая-нибудь современная дрянь. Товар! Настоящий товар! Я хотел оставить его себе. У меня есть маленькая коллекция, личная...

Керн выложил на стол еще восемьдесят франков.

- Деньги! - с презрением произнес Леви. - Что значат деньги в наше время! Ведь они так обесценены. Материальные ценности - другое дело! От них получаешь двойную радость! И золото как раз повысилось в цене, - задумчиво продолжал он. - Четыреста франков! Это еще дешево за такую вещь. Любитель наверняка заплатит и больше!

Керн испугался.

- Господин Леви...

- Я - тоже человек, - решительно заявил тот. - И мне тоже хочется доставить вам радость. Не буду наживаться на вас в канун Нового года. Триста франков - и кольцо ваше! Хотя, разлучаясь с этой вещью, душа моя истекает кровью!

- Вы требуете с меня в два раза больше! - возмутился Керн.

- В два раза больше! Вы сами не понимаете, что говорите, молодой человек. Что такое в два раза больше? Это то же самое, что в два раза меньше, как говорит рабби Михаэл из Говородки. Вы когда-нибудь слышали, что такое издержки? А это - большие деньги. Налоги, плата за помещение, топливо, сборы, потери... Вам это ни о чем не говорит, но мне этого вполне хватает. И все эти расходы начисляются каждый день и на это колечко!

- Я же нищий эмигрант...

Леви лишь отмахнулся.