казался не такой уж дорогой платой за совместную жизнь. Да, он охотно
принес эту жертву и отринул от себя мысли о том, как опасно вступать в
брак с женщиной, которая моложе тебя почти на тридцать лет. Но время
взяло свое. Хотя для своих шестидесяти одного фон Граффенлауб был еще
вполне здоров и крепок, он чувствовал, что Эрика ускользает от него, а
возможно, уже и потеряна навсегда.
наполнился горячей влагой. Он почти слышал возгласы, которыми
сопровождалось ее возбуждение. Он почувствовал, как напрягся его член, и
повернулся, чтобы увидеть ее смуглые черты, искаженные страстью, - и
войти в нее.
того, как он открыл глаза и обвел взглядом комнату. А потом снова
нахлынули горечь и одиночество.
вповалку спали люди. Иво не смущал запах, исходивший от четырнадцати
немытых тел. Полчаса назад одна пара проснулась и тихо занялась любовью,
но в последние десять минут Иво не слышал звуков, говорящих о том, что в
комнате бодрствует не он один.
столько, что обычный человек на его месте вырубился бы на полдня, но
продолжал говорить и пить почти до самого рассвета и лишь тогда
проворчал что-то напоследок и отключился. Маленький и хрупкий Иво не
жаждал схватиться с мощным торговцем героином. Иво почти всегда был под
легким кайфом от марихуаны. Иногда он дышал клеем или закидывался парой
таблеток. Он любил кокаин, хотя редко мог его себе позволить. Но героин
он ненавидел.
любил. Когда Иво сидел в тюрьме после демонстрации в Цюрихе - его взяли
за то, что он швырял в полицейских камнями, - малютка Хильда, пятнадцати
лет от роду, умерла от передозировки в дамской комнате на Цюрихском
вокзале. Ее нашли уткнувшейся лицом в унитаз. У малютки Хильды не было
документов, но ее в конце концов опознали благодаря обнаруженной при ней
тоненькой книжке стихов Иво - тридцать шесть страниц в фотокопиях.
показал сидевшему в камере Иво фотографию Хильды. Теперь они ехали в
морг на официальное опознание.
бледен, но не так уж худ: регулярная кормежка в тюрьме явно пошла ему на
пользу. Странно, но он не чувствовал враждебности к арестовавшим его
людям. Полисмены и охранники были строги, но справедливы.
И вот, в возрасте семнадцати лет, Иво поселился в бернском Доме
независимой молодежи. Он стал его негласным хранителем. Большинство
обитателей Дома составляли безвредные и беспризорные юнцы, бежавшие от
строгих законов и дисциплины, которые царили в швейцарском обществе, -
от так называемой "кондиционированной тоски капитализма". Однако
попадались и более опасные гости, пользующиеся либерализмом властей,
чтобы торговать сильными наркотиками и прочим смертельным товаром.
человека, которому уже нечего терять, он крал у них наркотик и спускал
его в канализацию, отдавая таким странным образом дань почитания своей
погибшей любви. А иногда, под настроение, сообщал и в полицию - но с
помощью сложных, обходных маневров, ни в коем случае не лично и не по
телефону, только письменно.
графитом. Он бесшумно открыл ее, выскользнул из мешка и подполз к
спящему голландцу. Через несколько секунд маленькая пачка пергаминовых
конвертиков уже перекочевала к нему в руки, и Иво на цыпочках вышел из
комнаты.
содержимое в унитаз; вскоре вода в нем покрылась толстым слоем порошка.
Вместо героина он положил в конверты сахарную пудру и снова собрал их в
пачку. Потом набросал на порошок в унитазе туалетной бумаги, но,
опасаясь шума, не стал спускать воду.
обработанную пачку в карман его потрепанной кожаной куртки. Спящий не
пошевелился. Ободренный, Иво снова выбрался из комнаты и на этот раз
рискнул спустить воду. Героин исчез в бернской канализационной сети.
сегодняшний день "бычок" с марихуаной. Скрестив ноги, он сидел на
кухонном столе и глядел в окно, за которым уже забрезжил серый рассвет.
Он напевал что-то себе под нос и слегка раскачивался из стороны в
сторону. Ему было хорошо. Сегодня он порадовал Хильду.
умеет делать деньги, доставляя людям удовольствие, по которому сходят с
ума столько мужчин и женщин? С человеком, который увел Клауса на этот
раз, было что-то не так. Непонятно, что. Никаких видимых причин для
тревоги не было, одно лишь смутное беспокойство. Иво стоял недалеко от
них, но не разглядел того человека как следует. Было темно, и он заметил
только светлые волосы, светлую бороду и усы. Он слышал разговор и смех.
Потом они ушли от него в темноту, и тот блондин обнимал Клауса за плечи.
Хлопнула дверца машины - судя по звуку, машина была не из дешевых, -
потом заурчал мотор, и вскоре наступила тишина. Клаус не вернулся через
пару часов, как обещал. Иво пришлось спать одному. Клаус был другом Иво.
себе". Ах, если б это было так! Иво напевал и раскачивался в такт
мелодии. Завтра он подумает, где искать Клауса, - а может быть,
послезавтра; а может, он объявится сам.
ледяного душа.
соблюдал распорядок дня. В половине седьмого он уже завтракал за
маленьким столиком в стиле бидермейер <Стиль мебели в Германии и Австрии
первой половины ХIХ века> у окна, выходящего на реку Ааре. На нем были
свежая белая сорочка ручной работы, черный шелковый галстук и
темно-серый фланелевый костюм. Туфли фон Граффенлауба свидетельствовали
о любви его камердинера к военной аккуратности: они не просто блестели,
а буквально сияли. Носки на нем были шелковые, светло-серого цвета.
знаменитый своими изделиями из стекла> стояла одна-единственная красная
роза. Ровно в б часов 55 минут фон Граффенлауб должен был вставить ее в
петлицу, накинуть темно-синее кашемировое пальто и взять "дипломат";
когда же часы пробьют семь, он распрощается со слугами и покинет свой
дом на Юнкернгассе, чтобы отправиться в контору на Марктгассе. Быстрым
шагом он мог дойти от дома до конторы всего за десять минут, но хотя
древний город Берн давно был изучен им вдоль и поперек, фон Граффенлауб
до сих пор прогуливался по нему с удовольствием. Регулярно утром и
вечером, если позволяла погода, он совершал небольшой крюк, растягивая
время прогулки до получаса и появляясь в конторе ровно в семь тридцать.
собору пятнадцатого века. Между его стеной и крепостным валом находилась
так называемая Площадка. Отсюда удобно было глядеть на реку, которая
быстро катила внизу свои воды, холодные и бурные от тающего снега.
стороны реки, оперся на него вытянутыми руками, глубоко вдохнул и
выдохнул. Свежий, прохладный утренний воздух словно разом очистил его
легкие. Вдали виднелись увенчанные снегом вершины Бернского нагорья.
- изящный железный мост девятнадцатого века, который соединял старый
средневековый город с более новым жилым районом Кирхенфельд. Взгляд фон
Граффенлауба скользнул по воде к старым сваям внизу. Его внимание
привлекла какая-то суета на берегу.
помощи и несколько обыкновенных на вид автомобилей. Он увидел, как
полисмены в форме вытаскивают из реки что-то похожее на человеческое
тело. Там, где должно было находиться лицо утопленника, мелькнуло белое
пятнышко; затем труп накрыли одеялом. Но пятнышко разрослось перед его
глазами, заполнив все поле зрения. Это было лицо его мертвого сына. Он
отвернулся. К горлу подкатила тошнота, руки стали холодными и липкими.
Фон Граффенлауба вырвало за парапет, и по его телу прошла конвульсивная
дрожь.
***
с петлей. Буизар привез ее из Соединенных Штатов, с конференции глав
полицейских управлений. Он объяснял всем, что это сувенир, точная копия
веревки, которая применялась палачами в ту пору, когда новая технология
в форме электрического стула, газовой камеры и подкожного впрыскивания
яда еще не завоевала большей части современного мира.
подумал Медведь. Буизар уверял, что палачи делали на веревке узел из
тринадцати петель, но как Медведь ни старался, ему ни разу не удавалось
насчитать больше двенадцати. Глядя на веревку краем глаза, он снова
принялся считать. Если верить знаменитому английскому палачу Пиррпонту,
это все равно был неэффективный способ повешения. Как правило,
стандартный американский узел и стандартная высота падения в пять футов
приводили к медленной смерти через удушение.
Круз Андрей
Контровский Владимир
Роллинс Джеймс
Лукин Евгений
Куликов Роман
Смоленский Вадим