Чтение 32–й страницы книги ~Дурдом~

- Что теперь? Мне сматывать удочки?

- Не разобравшись во всем? Ничего не узнав? - пронзил меня взглядом
профессор. - Ваша воля.

- А если они опять решат начинить меня каким-нибудь препаратом для
бешеных лошадей? - нервно спросил я, поглаживая гладкую кожаную поверхность
моей любимой электронной записной книжки.

- Я указал персоналу на то, что любые препараты вам категорически
запрещены. В открытую на насилие ваш противник вряд ли решится. Все-таки у
меня не какая-нибудь Государственная Дума, а приличное заведение.

- Вам так нравится моя компания?

- Просто я не меньше вас хочу выяснить, что происходит в моей клинике.
Так вы остаетесь? - испытующе посмотрел он на меня.

Как же мне хотелось ответить "нет". Но я сам подписался на этот бой. И
нехорошо после первого же удара сломя голову бежать с ринга. Противник
проявил себя. Значит, я на правильном пути. Остается только стиснуть зубы и
примериться, как нанести ответный удар.

- Остаюсь...

Тянулся очередной дурдомовский день. Если у меня теперь и было ощущение
пребывания в доме отдыха, то только в таком, который стоит на склоне
готового рвануть в любой момент вулкана.

После тихого часа я полулежал в моем любимом кресле в холле рядом с
выключенным из сети телевизором. Утром розовенький, с расплывшейся на весь
экран личиной бывший премьер бойко рассуждал об инфляционных ожиданиях,
падении денежной массы, лизингах, колсантингах и залоговой политике.

Завидев экс-премьера, тихий и вечно улыбающийся маньяк вдруг птицей
забился о бронированное стекло с громовым ревом:

- Ветчина "Хам"! Того и гляди захрюкает!

Его оторвали, тут же лечащий врач огласил приговор, который
незамедлительно привели в исполнение - виновник был помещен на этаж "эфирных
отказников". Досталось и другим, прямо как в песне Высоцкого - "и тогда
главврач Маргулис телевизор запретил". Запретил, правда, не надолго, до
вечера.

К этому времени улягутся страсти после такой выходки и в ящике привычно
задвигаются живые марионетки из многотысячной серии "Санта-Барбары".

Напротив моего кресла плешивый дедок, согнувшись на табуретке,
сосредоточенно перелистывал невидимую газету, цокал языком и озадаченно
качал головой:

- Что ж деется?! Во христопродавцы!

На диване рядом устроился морщинистый, похожий на гнома пациент,
ожесточенно выдергивающий волосы из бороды, как старик Хотабыч. Я слышал,
что он жутко корит и проклинает себя за то, что не может никак сдержаться и
раскачивает земную ось, отчего происходят землетрясения и гибнут ни в чем не
повинные люди. Рядом с ним неподвижно сидел неразговорчивый узбек, положив
широкие ладони на колени, и пялил немигающие глаза на черный экран "Сони".

- И тут обман, - на соседнее кресло плюхнулся Самуил Кутель - человек без
желудка. - Выключили телевизор. Перед спектаклем Мольера.

Кугель в последние дни начал резко выкарабкиваться из черной депрессии.
После той памятной беседы в первый день в столовой я несколько раз пытался
вызвать его на разговор, но у меня ничего не получилось. Он был слишком
поглощен переживаниями по поводу своих внутренностей. Сегодня он сам искал
разговора.

- Как ваше здоровье? - спросил я.

- Много лучше, - он ощупал свой живот и удовлет-вореннно отметил. -
Похоже, стал немножко отрастать желудок. Глядишь, и кишки появятся.

- Рад за вас. Кстати, мне тоже нравится Мольер. "Тартюф", "Мещанин во
дворянстве"...

- "Брак поневоле", "Мнимый больной", "Скупой", - начал монотонно
перечислять Кугель. Он не успокоился, пока не назвал последнюю пьесу
великого драматурга, что заняло немало времени. Но куда спешить в дурдоме?
Поспешишь - психа насмешишь.

- Я боготворю театр, - наконец вставил я словечко. - Конечно,
классический. Хотя есть и интересные авангардные коллективы.

***

- Авангардные?! Тлен и претенциозное разложение!

- Ну почему. Я был в театре "На завалинке у Грас-ского"...

- Грасского?! - завопил Кугель. - Этого сумасшедшего "истребителя
сумасшедших"!

- Что вы имеете в виду?

- Он считал, что сам вполне нормален, хотя нормальных здесь не держат. За
редкими исключениями, как, например, в моем случае. Или в вашем, - он с
сильным сомнением посмотрел на меня. - Грасский считал, что ненормальные для
очищения земли подлежат уничтожению.

- Слышал что-то такое. Он вроде бы даже пытался организовать на это дело
других больных - Шлагбаума, Касаткину... ? Революционера и "Мата-Хари"? Вы
смеетесь. Да, они общались с ним, но чуть ли не ноги о него вытирали. У них
был другой авторитет.

- Кто ? - спросил я, почувствовав, что вышел на след.

Меня всего подвело от ожидания, пока Кугель, задумчиво смотря вдаль,
ощупывал свой живот.

- Точно, подрастает желудок...

- Кто у них был авторитет? - попытался вернуть Кугеля к теме.

- А их ненормальных поймешь? - Кугель почесал живот, похлопал по нему. -
По кличке называли. "Товарищ Робеспьер ".

Ох, как же мне это надоело! "Товарищ Робеспьер". Точно, выйду я отсюда
(если выйду) и придется самому становиться на учет в райпсихдиспансер!
Доведут.

- Я же вам говорил, тут мафия правит, - он продолжал щупать живот. - Нет,
я вам скажу, желудок точно сегодня побольше вчерашнего. И это не обман!..

Так, значит, Грасского держали тут не за властителя дум, а за обычного
недоумка, о которого такие волки, как "Революционер" и "Мата Хари", вытирали
ноги. Отлично. Еще один элемент встал в нашем конструкторе на свое место.
Есть еще несколько лишних деталей, которые не укладываются пока в общую
конструкцию, но это не страшно - и они встанут куда нужно.

Все, отдых закончен. Приступаем к завершающему этапу.

Погостили - пора и честь знать. Домой надо. А то там Клара одна, она от
скуки и одиночества еще завербуется в ЦРУ или МОССАД и изменит уже не только
мне, но и Родине. Следующим утром я передал через Дульсинского на волю
шифровку. Теперь оставалось ждать дальнейших событий.

А ждать их пришлось недолго. Всего лишь до вечера...

Темнело. Закатное солнце валилось куда-то за леса. Свет в кабинете не
горел, отдав его во власть синих сумерек.

Расслабленно растекшийся в кресле профессор Дульсинский жестом пригласил
меня присесть.

- Не люблю яркое освещение, двухсотсвечовые лампы, - произнес лениво он.
- Мне нравятся мягкие полутона, скрадывающие остроту углов. Нравится
пастельная игра цветов. А вам, мой любезный друг?

- Когда как, - неопределенно ответил я, поглаживая пальцами кожу
электронной записной книжки.

- Яркий свет хорош в операционной. Но я же не хирург, - голос его был
бархатный, вкрадчивый как в рекламе бормашины "Сампекс". - Прочь лирику. У
меня для вас новости. Мне удалось прояснить некоторые моменты.

- Люблю приятные сюрпризы.

- Все любят...

Я резко откинулся в бок, пытаясь уйти от сокрушительного удара возникшего
неожиданно и бесшумно, как привидение, противника. Среагировал я слишком
поздно и понимал, что не успею ничего сделать. Но удара не последовало.
Просто у меня с треском вырвали из рук записную книжку. Теперь ее держал
резко отскочивший в сторону голубоглазый зомби Марсель. Он подошел к столу и
протянул ее профессору.

- Качественная вещь, - деловито, как скупщик краденого, оценил мое личное
имущество профессор, и у меня возникло подозрение, что возвращать книжку он
мне не намерен.

- Что вы себе позволяете? - нашел я в себе нахальство непонимающе и
уязвленно возмутиться творящимся Произволом.

- Чудо техники, - профессор возвратил книжку Марселю, тот отнес ее в
соседнюю комнату, откуда донеслось тяжелое лязганье сейфа. - От греха
подальше, . - теперь голос профессора был извиняющимся. - Не люблю, когда
мешают откровенному разговору. Скажите, мой дорогой друг, вы на самом деле
считаете меня крупным преступником или просто льстите моему самолюбию?

- Что за чепуха? - упорно продолжал возмущаться я.

- У меня есть дурная привычка, - признался он. - Это неуемное
любопытство.

"И еще вреднее - золотая клептомания", - про себя добавил я.

- Иногда, к моему стыду, она подавляет врожденный такт, - продолжил
профессор. - Я попросил моих добрых знакомых пропустить записки, которые вы
передава ли с моей помощью, через компьютер. Это у вас в МУРе выдумывают
такие хлипкие шифры?..

- Шифр как шифр, - обиделся я за контору.

- Много времени его взломать не понадобилось. Читаю последнее послание и
узнаю из него жгучую новость - оказывается, сопредседатель международной
ассоциации психиатров, доктор медицинских наук, профессор Дульсинский свил в
своей клинике осиное гнездо. Создал преступный синдикат. Прямо Кафка
какой-то.

- В вашем компьютере шайбы зашли за ролики. Ничего подобного я не писал,
- возмущаться, так уж до конца, Ничего не изменишь, но хоть попрепираешься.

- Не старайтесь без нужды. Не будьте смешным, - посоветовал мне
профессор.

- Не буду. Я вас не обвинял, а всего лишь предлагал версию для работы.