Чтение 32–й страницы книги ~Зона зла~

обычные шоферюги, ждавшие своих хозяев. В автомобилях находились пастухи,
приглядывавшие за "мясными" телками, которых выгнали на асфальтовое
пастбище, на выпас.

Сами "телки", модно одетые, причепуренные, с независимым видом в
одиночку и парами стояли у парадного подъезда гостиницы "Москва".

Здесь же с таким же отрешенным видом и стреляющими глазами маячили
дежурные "топтуны" из спецслужб, бдевшие государственную безопасность.

Один из таких "фланеров" в простеньком черном костюмчике с головой,
похожей на грушу беру - сверху маленький кумполок, содержавший мозги,
снизу тяжелый подбородок боксера с отрешенным видом шел мимо Мишина. И тот
не удержался, легонько толкнул встречного плечом.

- Ну что, служба, враги демократии обнаружены?

"Топтун" на мгновение остолбенел: к подобного рода ситуациям его
подготовили плохо.

- Гражданин, вы ошиблись.

Он круто повернулся и двинулся туда, откуда только что пришел - к
Театральной площади.

Мишин сразу переключил внимание на другое. Не будучи искушенным в делах
рынка живых тел, он тем не менее легко заметил, что здесь царил
определенный порядок.

"Бриллиантовый мир" - не Казанский вокзал столицы: сюда дешевым лярвам
дорога заказана. Здесь товар разбирают и думские де-.

путаты, и сановные дяди, живущие в дорогой гостинице. А платят
"зелеными", не родным обкусанным по углам рублем.

И все же законы рынка проявляли себя и тут. Когда предложение превышает
спрос, товар из-под полы юбок стараются выложить на места повиднее.

Высокая блондинка на тонких ногах, затянутых в ажурные черные колготки,
демонстративно покачивая тощим, как кулачок, задом, журавлиным
подпрыгивающим шагом подошла к Мишину.

- Одному в такой вечер не скучно? - Она улыбнулась, открыв мелкие
острые зубки. - Может, погуляем вместе?

- Простите, мадам. - Голос Мишина полнился оожалением. - Я не бабник, я
- алкоголик.

Блондинка ничуть не смутилась. Она с независимым видом прошла мимо,
будто и не было между ними никакого разговора. Не хотите фик-фик, сэр?
Воля ваша. Было бы предложено.

Мишин два раза прошелся вдоль здания гостиницы - туда и обратно - пока
не заметил Надежду. Она вышла из зеркальных дверей и остановилась с видом
удивленной провинциалки, которая попала в Москву впервые и не знает куда
пойти.

Мишин оттолкнул плечом попавшегося на пути прохожего и ледоколом попер
прямо к даме.

- Вот ты, - он нацелил ей в грудь указательный палец, как пистолет, -
мне подходишь. Беру. Сколько?

Возбужденный непривычностью ситуации, злой на свое неумение покупать
женщин в живом виде, он говорил грубо, двигался резко.

Что-то в его поведении испугало Надежду.

- Будьте добры, - она не потеряла спокойствия. - Отойдите. Вы, должно
быть, обознались.

Мишин не увидел знака, который Надежда подала своим стражам. Но те,
кому он предназначался, его заметили сразу.

Из черного "Ауди" вылез маленький занюханный парень с серебряной
серьгой в левом ухе, с конским хвостом волос, схваченным на затылке
резинкой. Сморкнись на такого - соплей перешибешь. Но Мишин не
обманывался. Он знал: "сморчок" - фигура мелкая и работает на подхвате.
Акулы, качающие сексдоллары из половых скважин, находятся гдето рядом,
однако по пустякам не маячат, не выставляются. Как в любом деле, у
капитанов индустрии совокуплений своя иерархия, точно определенные ранги,
финансовые и силовые возможности. Гера Барабаш, в Системе известный под
кличкой Мандавоха, являл собой самый низший уровень паразитов, ютившихся в
зарослях кучерявых лобковых волос "контингента". Ему дозволялось улаживать
небольшие конфликты с рьяными сержантами милиции, наезжавшими на рынок
тел, отстегивать им по полсотни "штук" на каждое правоохраняющее рыло, и
не больше.

- В чем проблема?

Барабаш подошел и, держа обе руки в карманах, остановился между
Надеждой и Мишиным.

- Слушай, малыш, без тебя разберемся.

Мишин спокойно, одним движением руки, как котенка с колен, отбросил
Мандавоху.

В другом случае тот мог бы и залупиться, поиграть ножичком-"лягушкой",
который носил в кармане, сказать нечто угрожающее, отчего у дешевого
фраера кровь начинает стынуть в жилах. Но в решительности, с какой его
отодвинули, в силе и уверенности руки, сделавшей это, Мандавоха уловил
некий намек на толстые обстоятельства. Шеф торговли передками Сазон
Толстогубый не раз предупреждал: не лезьте в скандалы с люберами, не
конфликтуйте с солнцевскими, не собачьтесь с долгопрудненскими. В городе
все давно было поставлено чин-чинарем, районы разбиты на отделения
милиций, а хлебные территории разделены на зоны влияния между братвой. И в
этой сложной дележке не ему, Мандавохе, качать права. Пусть решает, как
быть, старший кутка - Лысый Шнобель.

Мандавоха осадил без дерганья, не зарыпел, не окрысился, а только
сделал едва приметное движение рукой. Сразу раскрылась дверца черного
"Ниссана", и наружу выбрался живой монумент - бригадир мандовки Шнобель,
толстозадый русак с оловянными глазами и железными кулаками. В два шага
подгреб к Мишину, оглядел его, не узнал, но обострять отношений не стал.

- В чем проблема?

Шнобель улыбнулся, открыв белый ряд металло-керамических зубов, ровных
и аккуратных, как у эстрадной дивы.

Мишин понял: с этим надо говорить. Сказал спокойно, тоном, снимающим
напряжение:

- Вот решил поскакать, а кобылка артачится.

Шнобель посмотрел на Надежду, бросил взгляд на Мишина.

- Мужик, может, выбрать что попроще?

И скакай , пока женилка не съежится. А?

- ‚-мо"! - Мишин возмущенно повысил голос. - Человек анчоусов возжелал,
а ему свиной хрящ предлагают!

Что такое "анчоусы", Шнобель не знал, но понял - это нечто изысканное и
дорогое. А коли человек претендует на дорогое, то наверняка понимает:
придется платить по крутому тарифу.

- Не потянешь, мужик. Не твой фасон.

- Может, здесь у вас по талонам?

- А хватит наличных?

- Если покажет сертификат качества.

- Покажет. - Шнобель открыл зубы в улыбке. - В законе. - Он посмотрел
на Надежду. - Птаха, верно я говорю?

Та промолчала, должно быть уже не радуясь, что позвала подмогу. Надо
было самой отшить, а теперь за торгом уже наблюдает публика.

- Скольки?

- Триста, и тащи ее куда хочешь.

- Сдурели?! За такую цену я двух баб арендую.

- Брось! Проституток найдешь. А такую вряд ли.

- Это почему?

- Она у нас мастер по гребле международного класса. Любые мечты, любые
желания.

Сто семь позиций. Двадцать четыре удовольствия. Тибет, минет, сонет...

Шнобель говорил, а сам с ухмылкой глядел на женщину. Было видно, что он
ни во что ее не ставит и ему наплевать, какие чувства у кого вызывают его
рассуждения. Ни продавец, ни покупатель, вслух обсуждая достоинства и
недостатки продаваемой вещи, не обязаны заботиться о том, нравятся или нет
их слова самому товару, даже если он живой и мыслящий.

Мишин ушел бы от подобного разговора, но он происходил на виду у
Надежды, и ему хотелось уязвить ее как можно сильнее. Судя по всему, это
удавалось.

- Ладно, беру.

Шнобель взглянул на Надежду и улыбнулся поощряюще: если фраер
согласится, придется ей раскрывать кошелку. Рынок знает одно: достойную
цену.

- Ты понял - триста.

- Забито, я сказал. - Мишин выпятил нижнюю губу и небрежно сплюнул. -
Мать, поскакаем.

Шнобель, безмолвно обращаясь к Надежде, вскинул брови и развел руками:
мол, ничего не поделаешь, кисонька, надо работать. Все куплено, оплачено,
значит, положено обслужить.

На Покровку, где Надежда держала свою вторую квартиру, они доехали на
ее темнокрасной "Шкоде-Фелиции".

Поднялись на лифте на седьмой этаж. Она пропустила его в квартиру,
вошла за ним. Закрыла дверь.

Он обернулся, схватил ее и потащил в комнату. Она была готова ко
всякому и не испугалась. Знала - возбужденная кровь у возжелавшего женщину
мужика отливает в низ живота и недостаток кислорода в мозгах туманит ему
сознание. В таких случаях верх над всем берут бредовые фантазии, и ее дело
подыграть клиенту, помочь ему побыстрее закипеть и паром выйти в свисток.

Надежда яростно сопротивлялась, билась в его крепких руках, бормотала
проклятия, просила ее оставить. А он горел огнем, дрожал от напряжения.
Его душили злость на нее и торжество отмщения. Эта сука в его руках, он
волен растоптать ее, унизить...

Мишин доволок ее до постели. Они упали. Все сплелось, смешалось в
чувствах и действиях.

Его влекло к цели желание, становившееся все более нестерпимым.