крыша слухового окна оказалась откинутой либо снятой. На дощатом помосте
Русинов увидел ноги, а рядом - черный угловатый куб какого-то прибора с
мерцающими зелеными точками индикаторов. Послышался металлический шорох,
ноги переступили несколько раз - стоящий на помосте развернулся, и в
просвете показалась часть какой-то конструкции, установленной на штанге,-
что-то вроде штатива фотоаппарата. Затем раздался медленный и негромкий
звук, похожий на движение шестеренок.
Машина стояла за двором, возле палатки. Он сунулся в салон, на ощупь открыл
ящик и достал прибор ночного видения. Потом обогнул пасечную изгородь и стал
на пригорке, откуда хорошо было видно крышу бани.
виделось ясно и отчетливо, разве что в зеленоватом свете. Из отверстия в
крыше на месте слухового окна торчала человеческая фигура до плеч и
небольшая труба. Из трубы бил яркий лазерный луч, иглой пронизывающий
пространство. Русинов повел прибором по этому лучу и уткнулся в зеленую
"летающую тарелку" каплевидной формы. "Тарелка" вместе с лучом двигалась по
низким облакам и, когда среди туч оказывался прогал с чистым небом и
звездами, на секунду пропадала в пространстве.
зеленых "зайчиков". Пятно света от лазерного луча лежало на самом верхнем
горизонте туч и меняло конфигурацию. А Петр Григорьевич тем временем,
наверное, лихорадочно прикладывал к окуляру листки черной бумаги с
вырезанными профилями "тарелок" и менял светофильтры...
вечерам, из крупного летнего превращаясь в нудный, осенний, и наоборот.
Изредка в короткие перерывы показывалось неяркое солнце, но от его лучей
насквозь промокшая земля казалась совсем уж запущенной, раскисшей и
холодно-неуютной. И всякий раз чудилось: ну, наконец-то наплакалось вволю
небо, теперь утрет слезы и засияет. Да ничего подобного: тучи за Уральским
хребтом приостанавливались лишь для того, чтобы подтянуть строй, скопить
силы и вывалиться оттуда новой ратью.
солнечной до самого заката. Земля подсохла, подрумянилась, ненасытная морена
впитала в себя все лужи на проселке, и создалось полное впечатление, что
будто и не было этих десяти слезливых дней.
видел его издалека: дядя Коля не спеша прогуливался по берегу возле бани.
Как только он начал вставать и ходить без палочки, Русинов несколько раз
пытался прорваться к нему или хотя бы оказаться на его пути, однако
бдительный Петр Григорьевич все время был начеку и либо оказывался рядом с
Варгой, либо между ним и Русиновым. И находил причину, чтобы не подпустить к
странному "пермяку". Тут же, заметив, что Ольга и пчеловод одновременно
находятся в избе, Русинов выбрал момент и пошел к бане. Нигде поблизости
Варги не оказалось, и он открыл дверь в "палату": постель на полке была
убрана, а от каменки несло сильным жаром - через часок можно и париться...
избу.
следовало делить на "шестнадцать" и тем более не верить в его чудеса.
Теперь уж, поди, далеко...
вряд ли предупредительный и сер-добольный пчеловод отпустил бы его одного.
Значит, кто-то невидимый подошел из-за реки и увел.
возбужденный пчеловод. Он не спускал глаз с неба и поджидал, когда просохнет
взлетно-посадочная полоса...
песнями Петра Григорьевича. Пришельцы где-то в горах этой ночью отдыхали: в
небе не появилось ни одной "тарелки"...
простился без всяких напутственных слов - подал банку с медом - гостинец
гадьинскому участковому, подсадил Ольгу в кабину и помахал рукой.
не хранится. А я еще пришлю!
бьющие из земли родники да откуда-то взялись ручьи, пересекавшие дорогу в
некоторых местах. Когда же Русинов вырулил на широкий лесовозный проселок и
через несколько километров остановился перед бушующим потоком, стало
тоскливо. Под дорожным полотном лежала водопропускная труба, однако напор
был настолько мощный, что хлестало через плиты, уложенные по колеям.
одном месте может и дорогу размыть.
поток. И еще раз добрым и недобрым словом вспомнил Ивана Сергеевича: хорошо,
что взял его машину!
весточки не послал. Русинов за это время трижды ездил в Ныроб на почту (но
как будто за свежим хлебом)- ни телеграммы, ни письма. Условились, что
писать он будет от имени бывшей жены... Вторая посланная Ивану Сергеевичу
телеграмма была короткой: "Обеспокоен молчанием. Как здоровье Алеши. Есть
змеиный яд. Саша". Если первая телеграмма не дошла по какой-нибудь причине
либо Иван Сергеевич не приехал за ней на дачу к бывшей жене, то, получив
вторую, Алеша сам должен был отвезти ее в Подольск и в случае каких-то
неожиданностей ответить отцу заранее условленной телеграммой.
предстоящий поиск Кошгары, на которую Русинов возлагал свою очередную
надежду.
было, даже когда он открыл для себя закономерность "перекрестков Путей":
карта при всей ее заманчивости являлась все-таки чисто теоретическим
изобретением и требовала несколько лет работы, чтобы сопоставить ее
важнейшие предпосылки с исследованиями на местности. Для этой цели нужно
было создавать отдельный институт. В одиночку же, вооружившись лопатой и
ломом, можно получить лишь такие результаты, как после раскопок на пасеке.
Закономерность существования астральных мест, которые знали древние арии и
благодаря которым сложилась особая, Северная цивилизация, была открыта
Русиновым практически за кабинетным столом. Далее требовалось проверять
выводы и уточнять систему доказательств, но уже непосредственно в этих
астральных местах. Русинов успел съездить куда поближе - в Новгород, Изборск
и Белозерск, куда сели княжить варяги Рюрик, Трувор и Синеус. Они прекрасно
знали, в какие города следует сесть, чтобы в руках оказались все нити
управления государством. Беспорядок на Руси начался оттого, что правившие
князья утеряли знания, а значит, и потеряли способность управлять. Они
оказались незрячими в мире путей и перекрестков, или, как тогда называли
слепых, темными, а для светлой Руси требовались Светлейшие князья. "Варяг",
а первоначально "варага" означало буквально "движение между небом и землей".
Кошгара. Только в чьей, если в прошлом году в том районе побывал Савельев?
переехали вспухшую реку Березовая, и вот тут-то началось. Дорога ныряла с
холма на холм, а в каждом распадке гудели потоки. Отсыпанное камнем полотно
не размывало, но вода, устремляясь с гор в Колву, катилась поверху, и чем
дальше, тем глубже становились эти временные речки. Напитанная влагой,
морена изливала сейчас из своего чрева многие тысячи ключей и родников,
которые собирались в пересохшие еще весной русла, и потоки воды казались
неестественными, потому что вокруг было сухо и светило яркое солнце.
речку, въехал на середину и мотор вдруг заглох. Корпус машины загудел от
напора воды, под ногами в кабине забулькало. Русинов открыл капот - лопасти
вентилятора захватили воду и забрызгали свечи зажигания, высоковольтные
провода и крышку трамблера. Он дал тряпку и попросил Ольгу протереть воду, а
сам открутил вентилятор. Двигатель зачихал, заискрил и все-таки запустился
на трех цилиндрах. Выхлопная труба бурлила, как реактивная. Ехать вперед
нечего было и думать - поток был еще глубже, дорога шла под уклон. Русинов
включил заднюю передачу и с натугой выехал на сухое. Спрыгнув на землю,
обошел машину: отовсюду текла вода...
дню и ничуть не расстраивалась, наоборот, повеселела, ибо всю дорогу
настороженно молчала. Несколько раз Русинов пытался разговорить ее,
спрашивал об отце, о Варге; она же отвечала нехотя и отворачивалась, глядя
сквозь окошко дверцы с опущенным стеклом. Она равнодушно взирала на мощные
потоки, даже когда машину заносило при переездах, а тут, выпрыгнув из
кабины, сразу же побежала к речке. Похоже, не боялась ни воды, ни огня...
мелководью.- Когда еще придется? Несмотря на вьющихся комаров, Ольга
разделась и решительно улеглась на песчаный холм у дороги: вокруг все было
изрыто бульдозером - видимо, часто ремонтировали размытое полотно. Русинов
походил взад-вперед, поглядывая в лесной просвет дороги,- пусто и тихо
кругом...
обращалась к нему подобным образом, это означало, что у нее ироничное
настроение, готовое в любой момент скатиться к сарказму.
Шилова Юлия
Маккефри Энн
Прозоров Александр
Андреев Николай
Доценко Виктор
Посняков Андрей