вспоминал дорогою о своих многочисленных одиноких
странствованиях с самой юности и о том, как много гор, хребтов
и вершин пришлось ему перейти.
сердце, -- я не люблю долин, и, кажется, я не могу долго сидеть
спокойно.
пережить, -- всегда будет в ней странствование и восхождение на
горы: в конце концов мы переживаем только самих себя.
случайности; и что могло бы теперь еще случиться со
мной, что не было бы моей собственностью.
домой; возвращаются и все части его, бывшие долго на чужбине и
рассеянные среди всех вещей и случайностей.
своей и перед тем, что давно предназначено мне. Ах, я должен
вступить на самый трудный путь свой! Ах, я начал самое одинокое
странствование свое!
который говорит ему: "Только теперь ты идешь своим путем
величия! Вершина и пропасть -- слились теперь воедино!
величайшей опасностью, теперь стало твоим последним убежищем!
тебе должно быть сознание, что позади тебя нет больше пути!
красться по твоим следам! Твои собственные шаги стирали путь за
тобою, и над ним написано: "Невозможность".
будешь научиться взбираться на свою собственную голову: как же
иначе хотел бы ты подняться выше?
сердце! Теперь все самое нежное в тебе должно стать самым
суровым.
чрезмерной осторожности. Хвала всему, что закаляет! Я не хвалю
землю, где течет -- масло и мед!
себя: эта суровость необходима каждому, кто восходит на
горы.
вещах больше, чем фасад их!
всех вещей; и потому должен ты подниматься над самим собою, все
выше и выше, пока даже твои звезды не окажутся под
тобой!
лишь это назвал бы я своей вершиной, лишь это осталось
для меня моей последней вершиной!"
утешая свое сердце суровыми изречениями: ибо сердце его
сокрушалось, как никогда еще прежде. И когда он достиг вершины
горного хребта, он увидел другое море, расстилавшееся перед
ним, и он остановился и долго молчал. А ночь на этой высоте
была холодная и ясная и усеяна звездами.
ж! Я готов. Началось мое последнее уединение.
ночное недовольство! Ах, судьба и море! К вам должен я теперь
спуститься!
долгим своим странствованием; поэтому я должен спуститься ниже,
чем когда-либо поднимался я:
поднимался я, до самой черной волны его! Так хочет судьба моя.
Ну что ж! Я готов.
однажды. Тогда узнал я, что выходят они из моря.
самого низкого должно вознестись самое высокое к своей вершине.
---------------------------------------------------------------------------
но когда он достиг близости моря и наконец стоял один среди
утесов, усталость от пути и тоска овладели им еще сильнее, чем
прежде.
Чуждое, сонное смотрит его око на меня.
оно грезит. В грезах мечется оно на жестких подушках.
предчувствий!
досадую я на себя самого.
охотно избавил бы я тебя от тяжелых грез! --
горечью над самим собой. Как! Заратустра! сказал он, ты еще
думаешь утешать море?
блаженный в своем доверии! Но таким был ты всегда: всегда
подходил ты доверчиво ко всему ужасному.
мягкой шерсти на лапах -- и ты уже готов был полюбить и
привлечь к себе.
ко всему, если только оно живое! Поистине, достойны
смеха моя глупость и моя скромность в любви! --
вспомнил о своих покинутых друзьях -- и, как бы провинившись
перед ними своими мыслями, он рассердился на себя за свои
мысли. И вскоре смеющийся заплакал -- от гнева и тоски горько
заплакал Заратустра.
находится на корабле, -- ибо одновременно с ним сел на корабль
человек, прибывший с блаженных островов, -- всеми овладело
великое любопытство и ожидание. Но Заратустра молчал два дня и
был холоден и глух от печали, так что не отвечал ни на взгляды,
ни на вопросы. К вечеру же второго дня отверз он уши свои, хотя
и продолжал молчать: ибо много необыкновенного и опасного можно
было услышать на этом корабле, пришедшем издалека и
собиравшемся плыть еще далее. Заратустра же любил всех, кто
предпринимает дальние странствования и не может жить без
опасности. И вот, пока слушал он других, развязался его
собственный язык, и лед сердца его разбился -- тогда начал он
так говорить:
когда-либо плавал под коварными парусами по страшным морям, --
привлекается звуками свирели ко всякой обманчивой пучине,
можете вы угадать, там ненавидите вы делать
выводы, --
призрак, представший пред самым одиноким.
мрачный и суровый, со стиснутыми зубами. Уже не одно солнце
закатилось для меня.
одинокая, не желавшая ни травы, ни кустарника, -- эта горная
тропинка хрустела под упрямством ноги моей.
в прах камень, о который спотыкалась моя нога, -- так медленно
взбирался я вверх.
-- духу тяжести, моему демону и смертельному врагу.
делая хромым и меня; вливая свинец в мои уши, свинцовые мысли в
мой мозг.
мудрости! Как высоко вознесся ты, но каждый брошенный камень
должен -- упасть!
пращою, ты сокрушитель звезд! Как высоко вознесся ты, -- но