И что тогда на самом деле надо от меня Хозяину Ливня?" - подумала Агата, забыв о том, что великан способен читать се мысли, как открытую книгу. Однако тот ничем не ответил - то ли погруженный в себя, то ли решил не обращать внимания на ее страхи и неуверенность. Тем временем они вышли к лестнице. Начался подъем; вновь навалилась удушливая кислая вонь. Агата пошатнулась; будь что будет, дальше она идти не может!
Могучие руки оторвали ее от ступеней. Миг - и она обнаружила себя сидящей на старом, покрытом ржавчиной наплечнике. Гигант размеренно шагал, ноги его поднимались и опускались с размеренностью часового механизма.
Агата обнаружила, что удобнее всего сидеть, ухватившись за торчащий сбоку шлема острый обломок рога какого-то давным-давно исчезнувшего чудовища, И, хотя после всего увиденного касаться чего бы то ни было на Хозяине казалось совершенно невозможным. Агата все-таки положила ладонь на этот рог - теплый, шершавый и как будто бы сам по себе живой.
Подъем занял куда меньше времени, чем спуск.
Гигант шагал сразу через несколько ступенек с быстротой скачущей во весь опор лошади.
- Так что взволновало тебя, о Дочь Дану? - прогудел Хозяин из-под шлема, когда они очутились в комнате Агаты, Поневоле сбивчиво девушка принялась рассказывать.
- Ты можешь остановить их? - полным надежды вопросом закончила она. Сейчас ей не было дела до того, добро или зло стоящее перед ней существо, оно обладало Силой, и этим все было сказано. Сейчас Агата попросила бы помощи хоть у самих богов Хаоса.
Хозяин Ливня долго молчал.
- Не в силах моих сокрушить мощь легионов Империи, - признался он наконец с мрачной торжественностью.
У Агаты упало сердце.
- Но ведь ты.., ведь ты...
- Я повелеваю Смертным Ливнем, Сеамни. - Хозяин внезапно заговорил без вечной своей напыщенности. - Но я и раб своего служения. В этом замке рождаются несущие смерть облака.., рождаются из разлагающейся плоти убитых тем же самым Смертным Ливнем. Ты видела, как это происходит. Сеамни, Потом некогда бывшее живой плотью выпаривается на жару - от огня, где горят кости. Облака эти копятся долго, целый год, чтобы на один-единственный месяц обрести свободу и устремиться по раз затверженному, отмеренному в небесах курсу...
- Но в эту осень Ливень шел всего неделю! - в исступлении воскликнула Агата. - Пошли его снова! Пошли его на юг! Пусть он упадет на головы хумансов как давно заслуженная ими кара!
- Повернуть Ливень на юг? - недоуменно повторил Хозяин.
- Ну да! Да! Да!!! Там никто не ждет его, там нет столь прочных крыш и каменных убежищ вдоль дорог, там ты соберешь обильную жатву, Сила твоя возрастет неизмеримо! - вскричала Дану, Хозяин Ливня молчал. Тишина затягивалась, становясь просто невыносимой; и наконец Хозяин Ливня сказал - очень медленно и очень тихо, так, что Агата едва-едва разобрала его слова:
- Ты можешь повести Смертный Ливень на юг сама, о Дочь Дану.
***
Тави надо было как можно скорее убираться отсюда. Два трупа в одноцветных плащах говорили сами за себя. Не так много времени потребуется магам Радуги, чтобы разобраться что к чему и выслать подкрепление. А ей, Тави, нужно догнать этого проклятого гнома. Сидри придется ответить за смерть Кан-Торога - и хорошо бы поставить этого подземного недомерка-предателя перед Кругом Капитанов. Тогда долг Тави перед мертвым будет исполнен целиком и полностью.
Однако взять след гнома оказалось куда как нелегко. Что-то постоянно мешало, сбивало с толку, отвлекало внимание. Поневоле пришлось пустить в ход магию, что давало лишние шансы тем же волшебникам Радуги настичь ее, Тави, Но и магия не слишком помогала. Внутренний взор Тави неизменно натыкался на слепящий свет, целый сноп колючих и острых лучей, устремленный ей прямо в глаза; размытая фигура Сидри мелькала за деревьями, и все, что мота понять волшебница, - гном идет в том же направлении, что и она, опережая се как будто бы совсем ненамного.
"Ну, погоди же, - взъяривала себя Тави. - Погоди же, ты... - и она добавляла в адрес гнома такое словосочетание, которое заставило бы покраснеть даже видавших виды кормщиков. - Прежде всего я выщиплю по волоску всю твою жалкую бороденку, а потом..." "Потом" получалось весьма разнообразным, причем некоторым ее задумкам позавидовали бы даже опытные палаческих дел мастера.
Осенний день угасал. Час проходил за часом, а почти бежавшая Тави до сих пор так и не догнала гнома, И, что еще хуже, не видела она и его следов - обыкновенных, заметных глазу, а не магии.
"Куда же ты провалился, выродок?!" - бранилась волшебница, однако никакие ругательства не помогали. Сидри исчез.
"Нет, так нельзя", - остановилась Тави. Чего доброго, она может и в самом деле потерять гнома, дать ему скрыться с Алмазным Мечом, упустить самую драгоценную добычу во всем населенном мире - да она скорее сама отдастся в руки Семицветья, пусть ее насилуют хоть всем Арком, если после этого она настигнет Сидри!
Зато когда Алмазный Меч попадет ей в руки... О, это будет славная резня! Власть Семицветья рухнет, каждый сможет заниматься колдовством, маги будут сами вольны выбирать себе учеников и объединяться в Гильдии с Орденами, но никогда, никогда, никогда больше у них не будет никакой власти.
Власть, разумеется, останется только у нее, Тави. Хотела б она посмотреть, как Император сможет отвергнуть се условия, когда у нее в руках засверкает Алмазный Меч!..
А для этого надо всего лишь догнать коротконогого, почти ничего не смыслящего в магии гнома. Но, скоро уже ночь; и где же Сидри? Тави замерла. Так дальше продолжаться не могло, она должна понять, что происходит!
...Молодая волшебница не успела даже разложить все ингредиенты для действа предметной магии. Порыв горячего ветра обжег щеку, небо над головой из темно-темно-синего стало внезапно лимонно-желтым, а из-за окружавших Тави деревьев стали одна за другой появляться фигуры в алых плащах; первым шел рыжебородый волшебник, тот самый, которого она так опрометчиво посчитала мертвым. Лицо его покрывала смертельная бледность, видно было, что каждое движение причиняет ему почти что невыносимую боль; однако он упрямо шел вперед. Его ненависть и жажда мщения окатили Тави жгучей волной; неудивительно, что маг ненавидел ее так сильно - если принять во внимание, какой именно части тела лишило его заклинание молодой волшебницы.
Чародеи Арка не пожалели сил. Чтобы перебросить на такое расстояние целую орду магов. Орден должен был до дна опустошить свои кладовые Мощи; минет не одна неделя, пока чародеи Арка войдут в полную силу.
Тави не стала ждать, пока ее свяжут по рукам и ногам. Она бросила заклятье, словно опытная вышивальщица вонзила иглу в свое рукоделие - с такой же точностью и аккуратностью.
Волшебница использовала одно из самых грозных, самых свирепых заклятий. Не огонь и не молния - потоки чистой Силы опытному магу легко отклонить, - не вызов полчищ ночных демонов - на это у нее самой не хватило бы ни сил, ни решимости, - но Смещение миров.
Эти чары относились к числу наиболее тайных и запретных. Они ни много ни мало разрывали на долю секунды саму ткань мироздания, сводя воедино различные миры, так что те, на кого это заклятье было направлено, оказывались в совершенно иных вселенных. И уж там они могли полагаться только на удачу - магия их родного мира не действовала в иных слоях реальности.
Это заклятье Тави берегла на черный день, когда ее и впрямь окружат со всех сторон и не будет никакого иного выхода. Глупо было тратить его на тех двух магов - тем более что, раз использованное, заклятье потом могло не отзываться и не срабатывать долгие недели и месяцы. Мироздание не слишком любит, когда его тревожат.
Ответом на се чары был многоголосый вопль ярости и отчаяния. Тут и там возникали вытянутые светящиеся конусы, скрывшие в себе подступавших магов Арка. Почти никто из них не успел отбить заклятие Тави - кроме двоих.
Одним из них оказался рыжебородый волшебник. Сила его ненависти одолела чары, ему даже не пришлось прибегнуть к противозаклятью - он просто раздвинул плечом светящиеся стены ловушки и пошел дальше, прямо на сжавшуюся возле ствола Тави.
Вторым оказался совсем молодой маг; красный плащ он сбросил, оставшись в черной кожаной куртке, украшенной серебряными шипами. В отличие от рыжебородого этот обнажил меч.
Тави поняла, что надо бежать. Эта пара была смертельно опасна: рыжебородый - своим отчаянием, черный - холодным презрением и силой, немалой магической силой. Тави как на ладони видела его прошлое - низкое рождение, нищета и голод, случайно встреченный маг, что заметил в простолюдине способности к чародейству, и вся последующая жизнь, проведенная в убеждении, что он не такой, как все, что он лучше и дворян, и простолюдинов, что ему предназначена высокая судьба и нужно лишь не зевать, в подходящий момент ухватив птицу удачи за хвост.
Против двух таких врагов ей было не устоять. Сблокировать сразу два заклятья она бы не смогла; или, если бы чары начал творить рыжебородый, маг в шипованной куртке довершил бы дело мечом. И тут не помогла бы даже вся знаменитая школа Вольных.
Тави сотворила отвлекающий фантом и ринулась наутек, под защиту облетевших стволов. Деревья никогда особенно не любили магов Радуги; конечно, стоила такая помощь немного, но все же лучше, чем ничего.
Рыжебородый разразился чудовищными проклятиями. Тави исчезла с линии огня за долю мгновения до того, как волшебник дал волю тщательно выверенному и сбалансированному заклятию. Там, где только что стояла Тави, из-под земли вынырнули две пары чудовищных огненных клешней, вынырнули и защелкали в ожидании обещанной добычи.
В этом беда всех сильных чар - они требуют точной привязки к месту. Впрочем, это заклятье отличалось изощренностью - дымящиеся пласты земли отвалились, на поверхность выбралось существо, больше всего напоминавшее исполинского морского рака, вот только клешней он имел не две, а целых четыре. Свитое из тугих пламенных струй тело превышало добрых семь футов, и еще на четыре фута вперед тянулись многосуставчатые клешни.
Если бы маг накрыл Тави своим заклятием, ее не спасла бы никакая защита.
Девушка бросилась бежать, петляя как заяц. Она не сомневалась, что сейчас в игру вступит второй маг, и потому старалась не оставаться на месте ни единого мгновения и ни в коем случае не бежать по прямой - это верный путь в магический капкан.
На бегу она чутко ловила мельчайшие биения магии, стараясь угадать направление атаки и характер заклятия. За спиной уже мелькала огненная спина выпущенного в погоню за ней чудовища, но сейчас это не слишком волновало Тави. Чудовище могло оказаться только приманкой, средством отвлечь ее, в то время как главный удар последует совсем с другой стороны.
...Рак настиг се на берегу лениво текущего ручья с низкими, топкими берегами, сплошь покрытыми желтым мертвым папоротником да поваленными гнилыми стволами. Тави легко перемахнула через поток, набрасывая за собой покрывало-обманку; рак со всего разгона вылетел за ней следом, защелкал клешнями, судорожно засучил лапами; покрывало расступилось под ним, огненное тело провалилось в ручей, взметнулись клубы пара, а в них Тави с торжеством увидела искаженную яростью полузвериную-полуптичъю морду - пасть льва, а глаза и перья - орлиные.
Это был ее излюбленный прием - когда на тебя выпускают чудовище, противопоставь ему свое. Подобные чары требовали очень хорошего знания необозримого магического бестиария, потому что каждой твари требовалось противопоставить не просто кого угодно, а ее и только ее "истинного врага" - на языке магов.
Тави знала такого "врага" выпущенного на нее страшилища.
Тварь в облаках пара взвыла, зашипела и с размаху хватила полупрозрачной лапой по рачьей спине, так что во все стороны брызнули капли жидкого огня. Ответом было разъяренное щелканье клешней.
Чем закончится эта битва, Тави досматривать не стала. Схватки между "истинными врагами", как правило, приводили к гибели обоих противников. Она мчалась дальше, от всей души молясь сразу и Темным, и Светлым богам, прося о том, чтобы маги потеряли ее след в поднявшейся неразберихе.
Впрочем, куда там. Оба се врага оказались для этого недостаточно глупы.
Они не стали пытаться вмешиваться в битву двух призраков, И рыжебородый, и маг в кожаной куртке перемахнули через ручей на разумно далеком от места схватки расстоянии. Отрыв от Тави они сократили - в отличие от девушки у них не было нужды петлять.
Тави чувствовала упорно сходящиеся на ней опорные магические линии создаваемого заклятия. Это вновь оказался рыжебородый; оно и понятно: второй маг ждет ее ошибки, ждет, чтобы она сама атаковала магией, но такой глупости она не сделает. Сейчас Тави следовало лишь финтить, хитрить, обрываться да блокировать нацеленные в нее чары, дожидаясь, пока силы у обоих преследователей иссякнут, и уж тогда атаковать самой.
...Конечно, будь здесь кто-нибудь равный по силам тому убитому ею старику волшебнику, Тави б не колебалась. Но молчаливая, сосредоточенная и холодная мощь молодого мага просто пугала ее. Он не тратил силы, он просто пытался настичь Тави мечом, а не заклятьем.
...Развязка наступила внезапно, когда лес давно и полностью погрузился в ночную тьму. Смертельная игра в кошки-мышки длилась уже несколько часов. Тави почти что выбилась из сил, она тяжело дышала, в боку прочно обосновалась тянущая боль; куртка на левом плече пропиталась кровью, на правом бедре появился ожог - не все нацеленные в нее заклятия она сумела отразить полностью. Дважды она пыталась напасть сама - и каждый раз только чудо спасало ее от верной гибели. Тот, второй маг контратаковал молниеносно и донельзя опасно. Оба следа на Тави оставили как раз его заклятья. И в то время как рыжебородый постепенно слабел, как и рассчитывала Тави, его молодой напарник не выказывал никаких признаков усталости. Он все сокращал и сокращал отрыв, готовясь к последнему, конечному рывку.
...Бесшумная, сливающаяся с ночью тень рванулась ей наперерез; зашипел рассекаемый мечом воздух; и в тот же миг сталь зазвенела о сталь. Тави выхватила собственный клинок.
- Давай, Рамиз! - крикнул голос из мрака. - Я держу ее, давай же!
"Значит, рыжебородого насильника звали Ремизом".
- Осторожнее, Илмет! - завопил из зарослей рыжебородый. Голос у него был изрядно усталым. - Осторожнее, она шлялась с Вольными!..
- Вот мы сейчас и проверим, какая школа лучше, - последовал ответ сквозь зубы. - Давай же скорее, Рамиз!
Тави зарычала, славно волчица, у которой отнимают волчат. Ее взяли в клещи. Пока она отмахивается мечом, ей не сплести сколько-нибудь сложного заклинания. А защиту ее прорвут любые, даже не самые хитроумные чары.
Взвизгнув, она взмахнула плащом, норовя зацепить и запугать клинок волшебника. Левая рука скользнула к голенищу, выхватывая метательный кинжал. Взмах, сталь звенит о сталь, и брошенный клинок отлетает в сторону, отбитый стремительным взмахом.
Тави опешила. Пожалуй, впервые в жизни она встречала противника не из расы Вольных, кто превосходил бы ее умением.
- Ну же, Рамиз! - резко и зло крикнул Илмет. Понимая, что ей осталось жить считанные мгновения, Тави слепо ринулась вперед. Бок обожгла боль - меч Илмета распорол кожу и скользнул по ребру; она от души, без замаха ударила эфесом в лицо магу. Тот взвыл и на миг вздернул вверх свободную левую руку; в тот же миг Тави метнула в него самый что ни на есть простой огненный шар-файербол, заклятье, защищаться от которого учат совсем зеленых новичков, это вообще первое защитное заклятье, которое узнает неофит. Хоть сколько-нибудь опытный маг обратит на это внимания не больше, чем человек на одинокого комара.
Однако если застать даже бывалого волшебника врасплох...
Огненный мячик не больше обычной детской игрушки прожег насквозь куртку, кожу, мышцы, ребра и угас, лишь достигнув правого легкого. Илмет молча упал - не то мертвым, не то просто лишившись чувств.
В следующий миг Тави прыгнула на уже приготовившего заклятье Рамиза. Меч столкнулся с магией, воля Тави словно сталь рубила нацеленные в нее чары, точно так же, как се меч рубил шею волшебника. Она чувствовала, как на миг ее всю охватил огонь.., и как заклятье угасло вместе с остановившимся сердцем Рамиза.
Задыхаясь, Тави упала наземь, торопясь сплести отсекающее боль заклятье, - она понимала, что ранена, и ранена серьезно. И понимала также, что если позволит себе "прилечь и отдохнуть", то скорее всего проснется уже в руках волшебников Арка.
Шатаясь и припадая на обе ноги сразу, она пустилась бежать. Тави понимала, что ей лучше умереть от усталости, до предела напрягая посредством магии и сердце, и мышцы, и легкие, чем угодить в плен. Она лучше многих знала, как Радуга умеет мстить за своих.
***
Моя рука механически ползет по чистому желтоватому листу тонко выделанной кожи. Несмотря ни на что, я продолжаю свою хронику. Когда-нибудь, верю я, найдется маг, мудрый достаточно, чтобы расшифровать тот язык, на котором я пишу, язык, звучавший в стенах Замка Всех Древних задолго до падения этой твердыни. Тогда ему пригодятся эти заметки, заметки о том, как весь мир внезапно оказался на грани полного уничтожения и отнюдь не потому, что нашелся очередной Темный Властелин, одержимый подобной идеей. - Нет, угроза возникла как бы из ничего, из стечения множества обстоятельств и из наложения множества Сил.
Козлоногая тварь, с которой я схватился в подземельях Хребта Скелетов, оказалась далеко не единственным неприятным гостем наших пределов. За ним последовали иные. Точно мясные мухи, привлеченные запахом гнили, твари слетались к агонизирующему Мельину, наслаждаясь эманациями людских страданий и смерти. Подобный способ добычи пропитания существами из демонических бездн отнюдь не есть что-то странное или удивительное; странным было то, что я не понимал ни откуда появились тут эти существа, ни чего они, собственно говоря, добиваются.
Их "козлоногий" облик оказался маской. Я ожидал чего-то подобного, но никогда не мог даже предположить, что действительная их природа окажется настолько отвратительна моему не слишком отличному от человеческого взгляду.
Я увидел этих тварей в действии, и открывшееся мне едва ли могло порадовать. Я оказался невольным свидетелем того, как полдюжины этих существ захватили в плен волшебницу, судя по всему - гостью из Долины; а надо знать этот магический анклав, свободное владение прирожденных волшебников среди и вне миров, чтобы отнестись к захватчикам как к более чем серьезным противникам.
Но этого мало. Твари из тьмы, в конце концов, пока держались не на виду, предпочитая действовать чужими руками, а вот второй полюс Силы...
...Помню, что меня сморил короткий сон, когда это случилось. А потом в него ворвалось яростное пение десятков тысяч голосов, тучи рассеивались, из-за них рвались неистовые, гневные лучи света. Это напомнило мне.., нечто из моего прошлого, которое я бы искренне хотел навсегда забыть.
Я увидел крошечную фигурку девушки, той самой, которую я спас от козлоногой твари. И видел склонившуюся над ней исполинскую фигуру, облаченную в золото и багрянец, с осиянным челом; от нее веяло холодной, строгой Силой, и все-таки здесь она была слабее многих и многих магов. Не более чем посланец иных иерархий, подумал я. Для пришельца не оказались преградой каменные толщи гор; странными нитями, нитями ужаса и боли, он был привязан к ней, к этой маленькой волшебнице, хотел бы я познакомиться с ее учителем, ведь это должен был быть могучий маг, и притом не из числа чародеев Радуги.
Посланец говорил - я видел лишь беззвучные отражения его слов. Он обращался не ко мне - и вся моя Сила не могла пробиться к смыслу его речений. Но и увиденного мне показалось достаточно.
Пророчества редко выглядят благоприятными; как правило, они предвещают лишь горе и бедствия. Этот посланец не оказался исключением. Правда, возвещал он приход таких иерархий, что даже мне стало не по себе. Откуда-то из совершенно иного измерения двигались они, эти силы, полные стремления судить и карать по своему усмотрению.
И это показалось мне в тот миг страшнее всех и всяческих козлоногих вместе взятых.
Девушка-Дану, которую я совсем недавно вывел из-под надвигавшегося Смертного Ливня, исчезла из моего взора - несмотря на внезапно и необъяснимо прекратившийся Ливень. В свое время я занялся бы этим и только этим; однако сейчас, после всего того, что я увидел и узнал, Ливень казался ничего или почти ничего не значащей мелочью.
И что я мог сделать, уже нарушив один раз установления Заточившего меня? Послать к воронам все и всяческие запреты - но кто знает, чем это обернется, быть может, происходящее как раз и есть следствие моих опрометчивых поступков?
...Я писал. Потом я займусь делом. Я вызову духов, я буду говорить с ними, я буду пытаться отыскать ответы на путях высокого волшебства - и все это лишь для того, чтобы заглушить свой собственный неотвязный страх...
***
Когорта Аврамия отходила в полном порядке, уступая напору разбушевавшегося пламени. Нечего было и пытаться что-то гасить - остановить огонь можно только на рубеже старой стены, что окружала Белый Город. Сложенная из камня, высокая и толстая, она едва ли так просто поддастся огню.
- Подтянись! Щиты плотнее! - то и дело слышались крики центурионов.
Пропитанный дымом, нестерпимо горячий воздух, черный ураган дыма за спинами; подхваченные вихрем, летят пылающие головни. Тут и там рушатся прогоревшие остовы домов; Мельин корчится в огненной агонии. К утру - знал Аврамий - от Черного Города не останется почти ничего.
Вместе с легионерами уходили и мельинцы - все, кому повезло вырваться из огненной западни, кого миновали зубы Нечисти и не задели боевые заклятья магов. Даже бывалые ветераны скрипели зубами, глядя на отчаяние матерей, чьи дети остались в пылающих руинах, или на черную ярость отцов, чьи сыновья и дочери умирали от яда подземных тварей.
И все как один проклинали магов.
Кожевенных ворот больше не существовало, когорта прошла свободно. До Белого Города огонь пока не добрался, пожары, что вспыхнули здесь, удалось сдержать, не дать им распространиться повсюду. Да и дома здесь были по большей части каменные.
Аврамий первым делом отправил гонцов с одним простым заданием - отыскать Императора и две его когорты, с которыми тот остался штурмовать подворья магов в Белом Городе. Когорта, конечно же, не остановилась - Аврамий слишком хорошо помнил судьбу Кожевенных ворот. Легат уводил своих солдат !! прибившихся к ним мельинских повстанцев в глубь Белого Города.
Улицы здесь тоже были полны народа. Легионеров то и дело окликали - вопрос был один: Что произошло? Тут еще оставалось немало людей, кто искренне надеялся отсидеться, несмотря на надвигающееся со всех сторон зарево.
Им отвечали - обитатели Черного Города спешили выплеснуть всю ярость и гнев. Сам Аврамий шагал молча. Нельзя было оставлять стену.., там можно задержать огонь. Впрочем, добровольные пожарные команды уже бежали со всех ног.
Вопрос лишь в том, подумал легат, позволят ли маги им это сделать.
Вскоре начали возвращаться гонцы. Императорская армия, как гордо именовались теперь три оставшиеся у Императора когорты (половина легиона), сосредоточивалась у захваченных подворий Радуги.
Аврамий поднял бровь, выслушивая запыхавшегося гонца. Повелитель не стал наступать дальше. И, если когорты собирают в единый кулак, притом что Черный Город охвачен огнем и там не с кем больше сражаться, это значит одно - повелитель намерен прорываться прочь из столицы.
"Пожалуй, верно, - мысленно одобрил своего повелителя Аврамий. - Мельин обращен в развалины, запасы уничтожены, как и укрепления и арсеналы. Кроме того, сидя на одном месте, магов не одолеешь. Надо осаждать и брать башни Радуги одну за другой, пока не падут все семь.., или восемь, если считать Бесцветный Нерг. Потом станет легче. Мешкать сейчас нельзя, в Мельине маги уничтожили собственные дома; на пепелище им делать нечего. Значит, война перекинется на окРайны.
...И какой удобный момент для восточных мятежников! Какое подходящее время, чтобы оторвать от увязшей во внутренних смутах Империи еще один кусок, еще три-четыре провинции! И какой удобный момент для Нелюди, замышляй она сейчас настоящее восстание! Хорошо еще, что кончилась война с Дану, а то неизвестно, чем бы она закончилась".
...Аврамий без всяких происшествий довел когорту до войск Императора. Повелитель стоял, окруженный со всех сторон молчаливыми Вольными его личной охраны, и легат невольно ощутил укол ревности - Императора оберегали не люди, хотя и самые близкие к ним по виду и характеру. Аврамию пришлось бы больше по душе, если б стража повелителя состояла из обычных легионеров. Эти по крайней мере не предадут.
Капитан Вольных, словно прочтя его мысли, вперил в лицо легата мрачный взор. Аврамий не опустил глаз. Ему нечего стыдиться.
- Говори, легат! - с силой произнес Император. - Что произошло в Черном Городе? Откуда это зарево? Где Патриарх Хеон?
- Повиновение Империи! - Аврамий четко отсалютовал, - Моя жизнь в руках повелителя. Моя когорта не дошла до воинов Патриарха Хеона. Нам преградили дорогу маги, но мы прорвались, мой Император, трупы магов сосчитаны и доказательства собраны с тел, но потом нам снова преградили дорогу. Сперва вырвавшиеся из катакомб чудовища и иные твари, а потом огонь. Это было очень сильное заклятье, мой Император, Маги зажгли Мельин, когда поняли, что проигрывают. - Он сделал паузу и добавил, понизив голос:
- Погибло очень много твоих верных подданных, мой повелитель.
- Знаю, - у Императора дернулся уголок рта. - Знаю, мой Аврамий. Что ж, за невыполненный приказ на сей раз карать не стану. Вину свою и своей когорты искупишь в бою. На нас идут маги, Аврамий. Разворачивай своих, пойдете во второй линии сразу за стрелками. - Император поднял сжатый левый кулак, провел пальцами правой руки по белой латной перчатке. - Мы примем бой. И потом будем прорываться прочь из города. Навкратий! Пошли глашатаев. Пусть все мои подданные, кто сохраняет верность присяге, уходят вместе с войском. Пусть глашатаи обойдут сколько возможно улиц, возвещая мою волю.
- Повиновение Империи! - глухо сказал немолодой центурион, командовавший двумя дюжинами императорских глашатаев.
Аврамий, не получив разрешения идти, по-прежнему стоял навытяжку. Император повернулся к нему.
- Ступай, мой Аврамий, ступай. Я знаю, твои люди выдержали тяжелый бой.., и я обязательно дал бы вам отдохнуть. Но не сейчас. На счету каждый меч. Нам предстоит справиться с полусотней магов Радуги.
- Повиновение Империи, - севшим голосом ответил Аврамий, отдал честь и поспешил к своим людям. Отдать приказ готовиться к бою, из которого ни один из них скорее всего не вернется.
***
Отпустив Аврамия, Император смотрел, как легат легко, несмотря на тяжесть кованых доспехов и щита - командир когорты сам носил щит, не доверяя оруженосцу, - легко бежит к своим манипулам, как что-то командует и покрытый копотью строй четко, как на параде, разворачивается, направляясь в глубь мельинских улиц.
Браво идут.., и все-таки в этом бою надежда, увы, не на мечи. А вот на эту латную рукавицу, словно вторая кожа облегающую сейчас левую руку Императора.
"Сейчас и всегда, человече! - неотступно звенел в ушах ответ той неведомой Силы, что жила в этой перчатке.
Она будет сражаться за меня? За себя саму? Или за своего неведомого творца?
Впрочем, неважно. Маги приближаются. Сейчас все и станет ясно.
Император стоял недвижно, точно статуя. И немногие окружавшие его сторонники, особенно из старых, выслужившихся ветеранов, перешептываясь, находили в нем большое сходство с его покойным дедом, великим воителем, кто железной рукой подавил баронские бунты в западных и южных провинциях и едва было не воссоединил всю Империю - и точно воссоединил бы, кабы не козни все тех же магов.....Теперь все можно было списывать на их козни...Когорта Аврамия скрылась за домами, утекла, словно ручейки талой воды, в трещины улиц; легионеры спешили занять позиции, прикрыть стрелков Суллы - и самим ждать момента для страшного и сокрушительного удара накоротке.
Подошли Фибул и Навкратий, за ними следом - дюжина центурионов и несколько десятских.
- Каковы будут приказы, повелитель? - Старый легат смотрел прямо и бесстрашно. Вся жизнь солдата - легионера, десятского, урядника, сотника, центуриона и, наконец, легата - проходит в убеждении, что умереть в своей постели для них недоступная роскошь. Наверное, потому в поблекших с годами глазах читается сейчас такое неколебимое спокойствие и невозмутимость.
- Сулла продержится недолго, - отрывисто проговорил Император. - Его вскоре сомнут. Нам надо истребить как можно больше магов и прорываться из города. Здесь больше делать нечего. Забрать казну, имперские реликвии - и уходить. Фибул, возьми мою охрану.., всю.., и сотню своих ветеранов. Доставите сюда казну. Полагаюсь на тебя, старый друг. Ступай. Мы постараемся продержаться тут сколько возможно.
- Повиновение Империи, - спокойно отсалютовал старый легат. - Воля Повелителя священна и будет исполнена. Ручаюсь в том своей жизнью.
Фибул четко выполнил уставный поворот кругом и махнул рукой Ким-Лагу, командиру Вольных. Тот молча сделал знак остальным воинам.
- А теперь подождем... - проронил Император, когда небольшой отряд скрылся в ведущей к дворцу улочке.
Ждать пришлось совсем недолго.
Глава 5
Когда Клара открыла глаза, первое чувство было - опасность. Боевой маг обязан чуять такое за милю. Чуять и избегать - или наносить сокрушительный упреждающий удар. Схватки грудь на грудь хороши на турнирах. В Гильдии боевых магов ценились чистые и быстрые победы, по возможности малой кровью среди сил нанимателя.
Тьма казалась настолько плотной, что давила словно вода на глазные яблоки, заставляя болезненно щуриться. От жесткого пола тянуло холодом и сыростью; пахло нечистой водой, плесенью, старым камнем. Пахло здесь и смертью, а также существами, что любят лакомиться трупами.
Руки и ноги Клары были свободны. Правда, сама она - раздета донага.
Волшебница не шевелилась. Есть много чувств, кроме зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания. Простые смертные называют их все одним словом "шестое", хотя на самом деле чувств этих гораздо больше шести.
"Так, кажется, цела. Ничего не сломано. Ран нет. Это хорошо... А вот что плохо - так это сосущая пустота в груди, там, еде у мага всегда теплится огонек его Силы. Что такое?.. Нет совсем, исчез, погас или?.."
Несколько томительных минут она вслушивалась в себя. Нет, хвала всем даймонам и богам, это просто такой мир, где ее способности не действуют.
Такое случалось, хоть и очень редко. Попадались среди бесчисленных миров Великой Сферы такие, что пронзавшие их магические потоки отчего-то не взаимодействовали с материальной плотью этих миров - даже у истинных магов, рожденных в Долине и изначально обреченных на служение Волшебству. В Гильдии сохранились описания трех таких миров. Не исключено, что Клару заточили в одном из них.
Впрочем, маг Долины способен на многое и без всякого волшебства. Пусть нельзя зачерпнуть сил из окружающего мира - зато они есть в тебе, пусть немного, но есть.
Сперва Клара хотела как следует разглядеть внутренности своей камеры - или куда там се бросили? - но, по здравом размышлении, отказалась от этой мысли. Сил мало. Их надо беречь.., беречь на самый крайний случай вроде повешения, колесования или сожжения. Все эти способы физического воздействия на магов Клара очень не любила. Ее саму сжигали ни много ни мало трижды.
Она продолжала лежать неподвижно. Если ее не убили сразу - значит, похитителям от нее что-то нужно. Это могла оказаться и церемония публичной казни, но так или иначе они не попытались расправиться с ней сразу же и по-тихому, что заставило Клару немедленно преисполниться к ним величайшего презрения. Идиоты. Они не понимают, что теперь с ними расправится она и второй раз ее мельинская ошибка уже не повторится. А потом она приведет сюда хоть всю Гильдию, и они зальют этот мир огнем от горизонта и до горизонта, буде им придет такое в голову и не вмешаются местные боги.
Впрочем, доводилось нам переведываться и с богами.
Тьма внезапно изменилась. Нет, в нее не проникло ни единого лучика; волшебница почувствовала присутствие трех живых существ; потянуло едва заметным кислым запахом.
Перестукнули копыта.
- Эй, чародейка! - послышался осторожный оклик. - Мы знаем, ты вернулась в себя.
Говоривший пользовался языком Долины, и это Кларе сильно не понравилось.
- У нас не принято лишать даму одежды, если с ней хотят говорить, - надменно-королевским тоном проронила она.
- Нам надо было убедиться, что ты не скрываешь на себе никаких амулетов, - почти извиняющимся тоном произнес голос.
- Ну я как, убедились? - невозмутимо поинтересовалась Клара.
- Убедились, чародейка, ты можешь получить свое обратно...
- Вот тогда и поговорим, - отрезала Клара. - Да, и я хочу, чтобы здесь было светло. Терпеть не могу сумрака. У меня в темноте без косметики нездоровый цвет лица.
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Буркатовский Сергей
Самойлова Елена
Посняков Андрей
Каргалов Вадим