Чтение 32–й страницы книги ~Обед у людоеда~

И она унеслась в мастерскую. Я нервно дергалась на пороге: не ровен час
Борис Львович, не нашедший у метро "Мерседес", решит вернуться Домой. Тогда
нам мало не покажется.

Уже в машине я робко сказала:

- Не надо было тебе безобразничать!

Ирина повернула лицо с лихорадочными красными пятнами на щеках и тихо, но
зло произнесла:

- Он - бл...ь!

- Ира! Девочки так не выражаются!

- А ты можешь назвать его по-другому?

Я молчала. Самое ужасное, что она права, для Бориса Львовича просто
невозможно подобрать печатный эпитет.

- Там все, абсолютно все куплено моей мамой, - шипела Ирина.

- Ну а в мастерской что ты сделала? Надеюсь, полотна не трогала?

- Нет, - неожиданно миролюбиво ответила она, - это его личные картины, я
к ним даже и пальцем не прикоснулась.

- Зачем тогда ты ходила в студию? Иришка хитро прищурилась.

- Кисти ему постригла ножницами, такой сэссон на них навела! Борька
подохнет, как их увидит, чисто ежики тифозные. Он с ума сойдет, хорошая
кисть жутких бабок стоит!

Повисло молчание. Потом Ирина рассмеялась.

- Боже, что еще?

- Представила, как у ублюдка морда вытянется, когда он в квартиру войдет!

Ее смех, какой-то нервный и дерганый, перешел в резкий хохот, затем по
щекам покатились слезы, и она громко зарыдала, икая и всхлипывая. Икота
перемежалась взрывами хохота. Я обняла ее и прижала к себе. Ириша
вздрагивала, ее била дрожь.

- Тише, тише, - бормотала я, пытаясь удержать ее крупное тело, - баю,
бай, все хорошо, маму скоро отпустят, баю, бай!

Ирочка уткнулась сопливым носом мне в шею. Еще пару раз судорожно
всхлипнула и затихла. Ее тело обмякло и отяжелело, из груди вырывалось
мерное, хрипловатое дыхание. Машина стояла в ужасающей пробке на Садовом
кольце. Уставшая от истерики Ира спала у меня на груди. Я прижимала ее к
себе и изо всех сил желала Борису Львовичу заболеть проказой.

В "Рамстор" я попала только к вечеру. Сначала мы перетаскивали узлы в
нашу квартиру. Ириша, недолго думая, упаковала вещи в постельное белье. Что
помельче запихнула в наволочки, а более габаритные предметы завязала в
простыни.

- Какой красивый, - протянула Лиза, разглядывая роскошный шелковый
пододеяльник.

Желтую ткань украшала явно ручная вышивка - синие ирисы и фиолетовые
анютины глазки.

- Нравится? - поинтересовалась Ирина, сдувая со лба прядь волос.

- Да.

- Сейчас отстираем и тебе постелим, - моментально пообещала Ириша, -
давай, Лизка, шевелись, скатерть на стол, хрусталь в стенку, а ты, Кирка,
пока пледы разбирай и на кровати ложи, ваши покрышки на тряпки пустить надо!

Я тихо улизнула на кухню, даже не поправила глагол "ложить",
употребленный Ирой. Не буду сейчас с ней спорить, ребенок только что вышел
из одной истерики, не хватало, чтобы тут же впал в другую. Если ей хочется
развесить и разложить свои вещи, пожалуйста. Вот Аня освободится, и они все
заберут.

Я поставила на стол чашки и пригорюнилась возле кулебяки, испеченной
Лизой. Интересно, удастся ли доказать, что Аня ни при чем? Все-таки какая
страшная вещь современное правосудие - словно стена, в которую бьешься
головой с разбега... Бац, бац, а она стоит, даже не шелохнувшись.

"Ладно, Лампа, хватит, - приказала я сама себе, - нечего нюни распускать,
двигай в "Рамстор".

У входа в супермаркет гордо реял плакат - огромный, зеленый кенгуру,
фирменный знак магазина. Последнее время я отношусь к сумчатым настороженно,
поэтому мимо изображения животного пробежала как можно скорей.

Миновав бастионы прилавков, я нашла администрацию и вежливо
поинтересовалась у довольно полной дамы, сидевшей за красивым офисным
столом:

- Можно узнать, не у вас ли куплена эта бутылка?

Женщина механически улыбнулась и заученным тоном ответила:

- Если качество напитка не соответствует стандарту, при наличии чека вам
обменяют товар на кассе.

- Нет, я даже не открывала ликер. Просто хочу знать, не у вас ли его
брали?

Администраторша вскинула чересчур черные брови:

- Зачем?

- Мне очень надо, прошу вас. Женщина взяла бутылку, повертела ее и
ответила:

- Да, ликер приобретен здесь.

- А как вы это определили?

- Очень просто, видите, сбоку наклейка со штрих-кодом? Мы обязательно
маркируем таким образом нашу продукцию, на кассах установлены компьютеры,
кассир только подносит "утюжок" и моментально видит на экране стоимость
товара. Очень удобно.

- А про чек что можете сказать?

Женщина взяла бумажку.

- Он пробит нашей кассой номер два в восемнадцать часов сорок минут. Ну
разве что покупатель член клуба "Рамстор".

- Это еще что такое?

- Вы из милиции? - поинтересовалась администратор.

- Вас трудно обмануть, - ушла я от прямого ответа.

Она выдвинула ящик и вытащила оттуда темно-синию карточку. В левом углу
улыбался зеленый кенгуру с оранжевым бантом на шее, посередине шла надпись
"Рамстор-клуб".

- Покупатели, делающие покупку на определенную сумму, - начала объяснять
служащая, - получают вот эту карту, видите, внизу идет номер?

Я кивнула.

- Карта дает право на скидку, когда кассир пробивает чек, он обязательно
указывает номер, вот на вашем чеке, внизу, строчка.

Я уставилась на набор цифр 10950. Да, далеко шагнул прогресс!

Дома я едва удержалась, чтобы не заорать с порога: "Ириша, была ли мама
членом клуба "Рамстор"?" И хорошо, что не успела, потому что на кухне сидел
Володя, мирно жующий пирожок.

- У вас будто цыганский табор поселился, - отметил майор, оглядывая горы
посуды. - Откуда столько барахла?

- Ира привезла, - пояснила Лиза и поинтересовалась:

- Как кулебяка?

- Так себе, - спокойно ответил Володя, - теста много, а начинки чуть, да
и невкусная, капуста как тряпка.

- Вот и не правда, - обозлилась Лиза, - я ее по всей науке готовила!

- Это ты пекла? - испугался приятель и попытался исправить положение:

- То-то гляжу, тесто волшебное, во рту тает, объеденье.

- Не ври, - совсем рассердилась Лизавета и треснула майора полотенцем.

Они начали шумно возиться и о чем-то спорить. Я уставилась в окно. Надо
же, опять валит снег, и темнота стоит, как в декабре. Настроение на нуле,
ничего у меня не получается. Надо бы сесть тихонько у стола и раскинуть
мозгами. И зачем только я пошла у Иры на поводу и подрядилась искать убийцу!
Чем больше узнаю, тем сильнее запутываюсь. Ну почему я не учительница, не
продавец и не врач! Милые, мирные профессии. Так нет, понес меня черт на
службу в "Алиби". Ведь если бы я не пошла на работу в агентство, то никогда
бы не попала в дом к Ане и не мучилась бы сейчас с распухающей от
разнообразной информации головой... Хотя в "Алиби", пока не отравили Сеню
Гребнева, мне очень хорошо работалось, отличный коллектив, достойная
зарплата... Минуточку! Сеню-то тоже отравили цианистым калием... От
неожиданной мысли я вспотела и принялась нервно почесывать голову. Ну как я
могла забыть про Гребнева! Милиция моментально решила, что несчастного
мужика тоже Аня убила.

Простоватый и слишком молодой для оперативной работы Максим Иванович в
свое время на мой вопрос: "Что может грозить Ремешковой" - спокойно ответил:

- Уж не поездка в Турцию! За два убийства-то!

- Почему за два?

- А Гребнев?

- Вы думаете...

- И думать нечего, - хмыкнул Максим Иванович, изображая из себя опытного
"убойщика - ясно как день. Сначала гражданка Ремешкова отравила гражданку
Малышеву, а потом произвела те же действия в отношении гражданина Гребнева.

- Да зачем ей убивать Сеню!

- Очень просто. Она все время твердит, что Гребнев не успел ей назвать
имя любовницы мужа. Дескать, хотел показать фото, но она к нему не заехала,
задержалась в своем магазине на рынке ЦСКА, увольняла продавцов,
заподозренных в воровстве, а потом понеслась домой, правда, факт покупки
ликера не отрицала. Только на самом деле все по-другому было. Секретарша
Гребнева Надежда Варфоломеева видела, как Ремешкова влетела в кабинет к ее
хозяину, потом выскочила и завопила: "Где он?"

Семен, отлучившийся в туалет, тут же вошел в приемную, и Анна накинулась
на него с кулаками.

- Ну и что? - растерянно спросила я. - Как же она ухитрилась его
отравить?

Максим Иванович с жалостью глянул на меня и строго сообщил:

- Тайна следствия не подлежит разглашению.

По моему мнению, он уже и так разгласил все, что только можно, и ему не
следовало останавливаться.

- Просто вы сами не знаете как, - подначила я мальчишку.

Максим Иванович, едва-едва вышедший из подросткового возраста,