– Извини, Клава, – отвечал брат на все призывы сестры поместить жену в психиатрическую клинику, – это невозможно. Там ее будут морить голодом и бить. Уж потерпи немного, наркоманы долго не живут, пусть умрет спокойно, дома.
Но, несмотря на ежедневное употребление «дури», Артюхина не собиралась отъезжать в страну вечной молодости. Михаил окончательно обнищал, все заработанные средства уходили на «лекарство» для Лены.
– Иногда мне казалось, что он мазохист, – откровенничала Клава, – просто получает удовольствие от несчастий и неприятностей. И я очень, очень вам благодарна!
– За что? – изумилась я.
Клавдия улыбнулась.
– Давно хотела с вами встретиться, да все никак. Мишенька много о вас рассказывал, какой вы замечательный человек! Целых полгода общались с моим братом, а когда он наконец решился и рассказал вам о Лене, сказали:
– Ничего, я подожду, жаль беднягу!
Я смущенно потупилась.
– Право, ерунда… Просто я хотела поддержать Мишу…
– Ну а потом завертелась история с этим наследством, – закончила Клава, – Миша примчался ко мне ночью, взъерошенный…
Клавдия онемела, услыхав, о какой сумме идет речь.
– Что делать, что делать! – метался брат по крохотной, пятиметровой кухне.
Клава растерянно смотрела на него. Ей, как и Михаилу, было понятно, что Лену просто невозможно показать сотрудникам ингорколлегии, даже если накачать ее всеми придуманными для психов лекарствами. Артюхина, говоря юридическим языком, была недееспособна и не могла стать обладательницей капитала. Впрочем, может, это и не так, Михаил не знал точно… Каюров, честно говоря, опасался другого. У Артюхиной иногда случались просветления, во время которых баба говорила и действовала как нормальная. Вот получит она наследство, и что? Мигом потратит большую часть на наркоту?
Проведя бессонную ночь, брат с сестрой придумали простой план, к выполнению которого привлекли давно мечтавшую о деньгах Наташу Кабанову. Та, явившись в ингорколлегию с документами Артюхиной, великолепно справилась со своей ролью. Никто и не засомневался. У чиновницы Кабанова подозрений не вызвала, пришла вместе с мужем, вывалила на стол кучу бумаг – метрику о рождении, свидетельство о браке, диплом об окончании медицинского училища, паспорт… Впрочем, в последнем имелась фотография, но взгляните на снимок в своем документе, удостоверяющем вашу личность, и положа руку на сердце скажите: это вы? Я получаюсь на всех официальных фото похожей на кого угодно, кроме себя. Отчего-то мое узкое лицо с маленьким подбородком и небольшим носом трансформируется в широкую рожу с тяжелой нижней челюстью и огромным «шнобелем», по бокам которого торчат крохотные испуганные глазки, причем черного цвета, ничего похожего на мои голубые очи… Может, все дело в неправильно установленном свете?
Получив деньги, Каюров зажил в свое удовольствие. Оборудовал купленный когда-то в Вешкине дом и перевез туда Лену. Сначала он хотел нанять медсестру для наблюдения за Артюхиной, но тут Клавдия, всю жизнь мечтавшая жить на свежем воздухе, да в таком месте, чтобы вокруг никого не было, вызвалась сторожить несчастную.
– Хлопот с ней не много, – спокойно объясняла она мне, – вовремя укол сделать, еды дать да еще горшок вынести. Раньше-то она буйная была, хулиганистая, убегала, орала, а теперь ослабела и тихой стала. Спит в основном целый день, небось скоро скончается. Но у нас с братом совесть чиста!
Я выложила на стол пятьсот долларов.
Клавдия убрала их в шкатулку. Я уже совсем собралась откланяться, как раздалась тревожная трель домофона.
ГЛАВА 20
– Кто бы это мог быть? – насторожилась Клава, быстро пряча деньги.
– Может, соседи за чем пришли? – предположила я.
Женщина покачала головой.
– Нет, я всех отвадила. Раньше, правда, шлялись, на бутылку выпрашивали, а потом поняли, что не дам, и перестали…
Звонок вновь залился нервным писком.
Клавдия ткнула пальцем в кнопку.
– Кто там?
– Каюрова Клавдия Юрьевна здесь проживает? – донеслось из окошечка.
– Слушаю.
– Откройте, пожалуйста, милиция, полковник Дегтярев Александр Михайлович.
Я похолодела, Клавдия тревожно глянула на меня и ответила, старательно прикидываясь деревенщиной:
– Ой, погодьте минутку, раздетая я, ща только натяну чего-нибудь.
– Хорошо, жду, – спокойно ответил полковник.
Клава поманила меня пальцем. На цыпочках мы прошли в кладовку. Хозяйка осторожно распахнула дверь шкафа, за ней оказались не полки с банками, а железная створка, запертая на несколько огромных щеколд. Аккуратно отодвинув задвижку, Клавдия приоткрыла выход на улицу и велела:
– Иди прямо, вдоль забора, в углу калиточка, возьми ключ, откроешь и в замке оставишь.
Я выскользнула во двор и сразу увидела небольшую дверку. Ключик легко повернулся в скважине, и перед глазами простерся лес. Осторожно, аккуратно оглядываясь, я пошла назад, обходя дом Каюровой. Надеюсь, полковник один.
Внезапно раздалось тихое ржание. Я глянула вправо. На небольшой полянке пасся жеребец. Красивое, элегантное, явно молодое животное. Что-то знакомое почудилось мне в его стройной фигуре. Конь вновь заржал, казалось, он говорил мне:
– Здравствуй!
После катания на Каролине я перестала бояться лошадей, поэтому подошла поближе к красавцу, вгляделась в его карие ласковые глаза, увидела широкие коричневые ноздри и два белых пятна, словно очки, сидящие на «носу».
– Лорд, – ахнула я, – ты жив!
Конь вновь заржал и приветливо закивал мордой. Порывшись в кармане, я нашла конфетку «Холлс» и протянула ее коню…
Лорд взял и тут же выплюнул угощение, наверное, ему не понравился вкус ментола.
– Лорд, – повторила я, – Лордик, милый, как я рада, что ты жив! Значит, Михаил не застрелил тебя, а просто увез, чтобы спрятать. Но зачем?
Конь, ничего не ответив, принялся рыться носом в куче опавших листьев. Я похлопала его на прощание по горделиво изогнутой шее и пошла к магазину.
«Форд» стоял на месте. Никаких других машин рядом не было, неужели Александр Михайлович приехал на электричке? Бедный толстячок! У полковника повадки нашего Хуча, меньше всего приятель любит совершать длительные пешие прогулки, а тут пришлось топать от станции на своих двоих целых семь километров, да еще назад возвращаться. Может, подождать бедолагу и транспортировать назад с комфортом?
Ну уж нет! Я села в «Форд» и завела мотор. Представляю, какой допрос с применением недозволенных мер устроит Дегтярев, обнаружив меня в непосредственной близости от фазенды Каюровой. Впрочем, он наверняка на служебном авто.
«Капля» резво поскакала по направлению к шоссе. Нет, все-таки хорошая машина, и правильно, что я сменила «Вольво», тот бы уже давным-давно скреб глушителем по кочкам, а «фордик» едет себе и едет.
Впереди мелькнула лента шоссе, я свернула вправо, прибавила газу, но через пару минут сообразила, что нахожусь не на Ново-Рижской магистрали. Простиравшаяся передо мной дорога была намного уже и содержалась совсем не в таком порядке, не было никаких указателей или щитов, а вокруг ни одной машины. Мне стало немного страшно, начал спускаться ранний, осенний вечер, еще не темно, но уже сумеречно… Может, пока не поздно, вернуться назад? Скорей всего, отъезжая от магазина, я просто повернула не в ту сторону… Ага, а там Дегтярев… Внезапно мелькнул голубой щит с белой стрелкой, указывавшей влево, «Ново-Рижское шоссе, 8 км».
Вот и отлично, значит, я просто сверну и через пару минут окажусь там, где надо.
Я въехала на довольно узкую дорогу и включила фары, потом врубила и радио. «Восьмиклассница-а-а, – завыл противным голосом «Мумий Тролль», – восьмиклассница-а-а…» Я не слишком люблю этот шедевр культовой группы, но лучше ехать под бодрое завывание Лагутенко, чем в полной, настороженной тишине. Проселок шел сквозь лес, вокруг стояли темные, мрачные ели…
Я еще прибавила газу, но тут сзади что-то застучало, «Форд» начал судорожно подпрыгивать, какая-то неведомая сила поволокла только что послушную машину к обочине. Боясь съехать в довольно глубокий овраг, я быстренько постаралась остановиться, потом вылезла наружу. Большее несчастье трудно себе и представить!
Оба задних колеса оказались по ужасной случайности проколоты, а в багажнике лежит всего одна запаска. Но, кстати, даже если бы травмированным было всего лишь одно колесо, я ничего не смогла бы поделать. Поменять его мне не под силу. Нет, теоретическую сторону проблемы я представляю себе очень хорошо, даже знаю: чтобы отвернуть гайки, нужно взять вон ту изогнутую штуку с длинной ручкой под названием «баллонный ключ». Только, как это очень часто бывает, теория на деле расходится с практикой, а в моем случае просто разбегается в разные стороны… Господь наградил меня очень слабыми руками, ничего тяжелей столовой ложки я давно в них не держу… Может, конечно, если я начну прыгать на баллонный ключ всем телом, то сумею отковырнуть гайки, но вот завернуть их никаких шансов нет!
Выкурив сигарету, я поежилась. Дело плохо, ни одна машина не проехала по дороге, похоже, ею редко пользуются. Ладно, сейчас вызову по мобильному телефону службу «Ангел». Хотя как я объясню им, где нахожусь? Ну, что-нибудь придумаю!
Я влезла в «обезножевший» «Форд» и открыла сумочку. Но внутри телефона не было! Иногда я засовываю его просто в карман… Но ни в куртке, ни в брюках, ни в бардачке, ни на сиденье, ни в багажнике, ни на коврике под креслами – нигде не нашелся крохотный «Сименс С-25», купленный мной исключительно потому, что по размеру не превосходил пачку сигарет.
Безуспешно обыскав «каплю», я чуть не зарыдала. В такое положение я попала в первый раз! И что делать? Просидев почти полчаса, я поняла, что помощи ждать неоткуда, нехотя выползла на дорогу, заперла «Форд», включила сигнализацию и быстрым шагом пошла по дороге. Делать нечего, дойду до Ново-Рижского шоссе, не так уж это и далеко, каких-то восемь километров, тьфу, добегу и не замечу.
Году этак в 80-м я снимала дачу в деревне Глебово, как раз где-то в этих краях, возле станции Холщевики. От электрички до деревеньки ходил одышливый рейсовый автобус, еле вползавший в горку. Но я в те времена работала до восьми вечера и оказывалась на платформе около половины одиннадцатого. Автобус в то время давным-давно отдыхал в гараже, а я неслась сквозь лес, держа в каждой руке по пудовой сумке, набитой всем необходимым. Двадцать лет тому назад в области нельзя было купить ни мяса, ни сосисок, ни сыра…
И ведь ничего, управлялась меньше чем за полчаса. Неужели сейчас не дойду? Налегке, без сумок. Одна беда, как все автомобилисты, я никогда не ношу теплые вещи или длинное, уютное пальто. Да и зачем бы? Всегда можно включить печку. Вот и сейчас на мне тоненькая курточка из плащовки, ажурный свитерок, подаренный лучшей подругой Оксаной, и джинсы, под которыми нет колготок. Эх, надо было взять с заднего сиденья плед и закутаться в него! «Лестничное остроумие», как говорят французы, или «задним умом крепка», если вспомнить русскую народную мудрость…
Холод добрался до костей, я побежала, чтобы согреться, но мигом запыхалась и вновь перешла на шаг. Вокруг сгустилась темнота. Внезапно из глубины леса послышался жуткий, надрывный вой. Волки! Взвизгнув от ужаса, я припустила что есть мочи вперед, не разбирая дороги. Правая нога запнулась, я рухнула в довольно глубокую лужу. Вой несся теперь откуда-то сбоку, ноющий, протяжный, никогда в жизни мне не было так страшно. Даже тогда, когда десятилетней девочкой, поспорив с приятелями, я отправилась ночью на кладбище, даже когда сдавала экзамен на право вождения автомобиля, даже когда узнала, что стану бабушкой близнецов.
Не чуя под собой ног, я неслась вперед, периодически падая, ноги почему-то отказывались слушаться. В какой-то момент, пытаясь оторвать правую ступню, я понимала, что она не поднимается, и хотела остановиться, но тело по инерции наклонялось вперед. Непонятная ерунда творилась именно с правой конечностью, левая действовала совершенно нормально.
Минут через десять запыхавшаяся, покрытая ровным слоем грязи, я вылетела на внезапно открывшуюся площадь и увидела слева шоссе, по которому неслась лента автомашин с зажженными фарами, а справа бензозаправочную колонку. Тут только железная рука страха, сжимавшая одновременно желудок, сердце, печень и все другие органы, разжалась, я шагнула вперед, правая нога опять отказалась повиноваться, и я рухнула прямо к ногам круглощекого парнишки, одетого в зеленый комбинезон.
Заправщик хихикнул, я осторожно принялась собирать себя в кучу. Может, у меня приключился инсульт и поэтому нога «тормозит»?
– Тетенька, – замер паренек, наблюдая, как я аккуратно встаю из грязи, – вы бы шнурок завязали, а то не ровен час опять завалитесь.
Я опустила глаза вниз и увидела, что длинный белый шнурок от кроссовки «Адидас», в которую была обута моя правая нога, превратившись в черную, жутко грязную веревку, волочится по земле. Все стало на свои места. Слава богу, я только постоянно наступала на шнурочек, никакого инсульта нет и в помине.
– У вас есть туалет?
– Вон там, – мотнул головой заправщик, – но он платный.
Я порылась в карманах, выудила кошелек и пошла приводить себя в порядок. Через полчаса, измотав два рулона туалетной бумаги, я кое-как оттерла грязь с волос, лица и рук. Косметичка с губной помадой и пудрой осталась в «Форде», поэтому нарисовать себе лицо я не могла.
Выйдя из ватерклозета, я нырнула в крохотное кафе и потребовала:
– Чашку очень горячего кофе и бутерброд, желательно раскаленный, а еще лучше яичницу, но чтобы прямо с огня.
Но парень лет двадцати, тосковавший за стойкой в отсутствие посетителей, совершенно не собирался кидаться со всех ног исполнять заказ.
Оглядев меня презрительным взглядом, мальчишка скривился, а потом велел:
– Иди откуда пришла, тут не подают!
Я вытащила из недр полуопустевшего кошелька стодолларовую банкноту и спросила:
– Разменяешь?
Парень глянул на купюру, потом вновь ощупал меня взглядом, не понимая, как реагировать на странную посетительницу, но потом его взор упал на элегантные золотые часы «Картье» с мелкими бриллиантами, болтавшиеся на моем запястье.
– Господи, – воскликнул бармен, – дама, что с вами случилось?!