Застучали каблучки, Олеся Константиновна влетела в кабинет.
- Отлично! Найдено! "Гнездо бегемота"! Я чуть не свалилась
со стула.
- Кого?
- Бегемота.
- Разве это животное вьет гнездо?
- Понятия не имею, - протянула редакторша, записывая что-то
на настольном календаре, - да и какая разница! Главное,
привлекает внимание, возбуждает интерес.
- Но в моей книге нет ни одного бегемота! Олеся
Константиновна протянула руку, выудила с подоконника
рукопись и сказала:
- А вы впишите, про бегемота-то.
- Как? - растерялась я. - Не понимаю. Редакторша
перелистнула страницы.
- Ага, вот сюда. У вас главная героиня говорит мужу:
"Кажется, ткнула палкой в осиное гнездо". А он ей пусть
ответит: "Знаешь, больше похоже на гнездо бегемотов".
Олеся Константиновна подняла на меня красивые, умело
накрашенные глаза и неожиданно улыбнулась. Тут же ее суровое
лицо преобразилось самым волшебным образом. Сразу стало
понятно, что Олесе Константиновне нет еще и тридцати, что
она очень хороша собой, смешлива и приветлива. Просто
служебное положение обязывает ее быть неприступной.
- Видите, как просто? - спросила Олеся. Я кивнула.
- Скажите, а можно принести еще одну рукопись?
Улыбка на губах редакторши испарилась.
- Несите, - сказала она, - отдадим на рецензию.
Добежав до метро, я уставилась на книжный ларек. Эх, жаль,
забыла спросить, когда выйдет моя книжечка! Ладно, потом
соберусь с духом и позвоню.
- Девушка, - послышался слева тихий, вкрадчивый голосок, -
помогите на храм, спаси вас господь.
Я обернулась. Высокая худощавая женщина, замотанная с головы
до пят во все черное, протянула мне нечто, похожее на
железное ведро с крышкой. Вверху имелась прорезь, а бок
"церковной кружки" украшала фотография покосившегося здания
с куполами.
- Подайте, сколько сможете...
Рука потянулась к кошельку. Вообще говоря, я перестала
раздавать милостыню. Когда первый десант нищих высадился в
столичной подземке, я, как, наверное, и остальные москвичи,
пришла в ужас. Дети-сироты, инвалиды афганской и чеченской
".)-, бабки, собирающие копейки на похороны дочерей, - все
вызывали острую жалость. Глотая горький комок, я протягивала
им с трудом заработанные деньги, успокаивая бунтующую
жадность: ладно, ты еще на ногах и вполне прилично
получаешь, а этим-то каково?
Но спустя некоторое время наступило отрезвление. Я поняла,
что это бизнес. Бабушки, с несчастным видом выклянчивающие
"на хлебушек", имеют родственников, и никаких ветеранов
среди калек нет. Их привозят из бывших союзных республик,
чтобы выколачивать из людей деньги. Поэтому теперь я не
подаю никому, кроме тех, кто сидит на ступеньках в окружении
разномастных собак с табличкой "Содержу приют". Тоже глупо,
скорей всего дворняги просто приведены с улицы, а рублики
пойдут попрошайке на выпивку. Но ничего поделать с собой не
могу. И еще всегда опускаю монетки в "церковную кружку". С
одной стороны, я атеистка, но с другой... Вдруг там,
наверху, кто-то есть?
- Зря ты этой мошеннице потакаешь, - сурово сказала женщина
в темном платке, торгующая книгами.
- Так на храм! Торговка ухмыльнулась:
- Это на глупеньких и рассчитано. Да хочешь знать, сам
патриарх по телевизору недавно говорил: никого не
благословляли деньги собирать. По улицам ходят самозванцы и
мошенники. Что же касается этой особы, так она нам отлично
известна. Галка Мамонова, пьяница, хороша монашка...
Продавщица продолжала бубнить, но я уже бежала к метро,
полная энтузиазма. Монашка! Завтра же поеду к сестре Ежи в
монастырь. Может, Ляля все-таки там? Правда, матушка Евдокия
не захотела отдать девочку Аське, но я очень хорошо знаю
Бабкину. Небось влетела к женщине в келью и заорала:
- Где моя дочь? Сейчас же верните Лялю!
Представляю, как переполошилась матушка. Во-первых,
совершенно неизвестно, что сказал ей брат, когда передавал
Лялю. Может, велел:
- Никому ни слова о ребенке! Кто бы ни приехал и ни
потребовал, не вздумай показывать девочку!
Вот Евдокия и держалась, словно Брестская крепость под
натиском врагов, и не вернула Лялю матери. Монастыри стоят в
уединенных местах, ни телевизора, ни радио там, как правило,
нет, скорей всего, отсутствует и телефон. Наверное, Евдокия
еще не знает о смерти брата. И мне придется стать вестницей
несчастья... Хотя глубоко верующие люди относятся к факту
кончины ближайшего родственника по-другому, чем атеисты.
Скорбя о тех, кого никогда более не встретят на земле, они
тем не менее уверены, что не расстаются навеки, ждут
свидания в ином мире, за гробовой доской. Иногда мне
делается тоскливо: ну отчего с самого детства никто не
вложил мне в голову элементарные постулаты веры? Вот Женечка
Громова выросла в семье, где все ходят в церковь, и ей
намного легче жить. Неприятности Женька принимает стойко,
считая, что господь посылает испытания только тем, кого
любит. Я же начинаю убиваться и расстраиваться, задавая себе
бесконечно вопрос: ну почему именно со мной приключилась
незадача? А Женя с радостным лицом восклицает:
- Мне ниспослано испытание, и я должна его достойно пройти!
Я ей завидую, что, между прочим, является грехом.
К поездке в монастырь я подготовилась тщательно. Сначала
сказала Томочке:
- Голова третий день болит.
- Немудрено, - вздохнула подруга, - вон погода какая, то
дождь, то снег, то солнце, давление скачет...
- В городе дышать нечем, - фальшиво вздохнула я.
- Да уж, - покачала головой Томочка, - мегаполис не лучшее
место для проживания, но куда же деться!
- Вон Алка Калашникова купила дом в деревне и уехала.
- Так они с мужем художники, на работу им не ходить, разве
Сеня с Олегом могут себе позволить не пойти в присутствие? -
грустно сказала Томуська.
- Кстати, Алка звала меня в гости.
- Съезди, - обрадовалась подруга, - и голова на свежем
воздухе пройдет, вот прямо завтра и отправляйся. Давай сумку
с антресолей достану!
Глядя на ее оживленное лицо, я подавила тяжелый вздох.
Когда, по счастью, очень редко, приходится обманывать
Томусю, я всегда чувствую себя гадко, словно отнимаю у
ребенка игрушку. Томочка никогда не врет и наивно считает,
что и другие постоянно говорят правду.
Неведомое мне село Тартыкино оказалось, в общем-то, не так
далеко от Москвы, но добираться пришлось целый день. Сначала
на электричке до Коломны. На небольшой привокзальной
площади, где бойко торговали всякой всячиной, я протолкалась
почти два часа, поджидая, пока можно будет сесть в рейсовый
автобус, следующий до местечка со смешным названием Большие
Козлы.
Наконец одышливо кашляющий агрегат потрюхал по сельским
дорогам. Останавливался он буквально у каждого столба, и
внутрь влезали деревенские жители с самым диковинным
багажом. Кто-то вез инструменты, кто-то деревяшки, а потом
появился дядька с огромным мотком колючей проволоки, но
пассажиры не стали ругаться, а просто отодвинулись подальше
от ржавых шипов. Вместе с людьми путешествовали и животные:
собаки, куры, кошки, козы... Четвероногие вели себя мирно.
Сначала возле меня стояла девочка, держащая на поводке
лохматую дворнягу, через пару остановок возле нее появилась
женщина с кошкой. Пушистый хвост перса качался перед самым
носом двортерьера, кот, свесив голову, наблюдал за врагом,
не издавая ни звука. Собачища нехорошим взглядом окинула
мурлыку и отвернулась, тоже ничего не "сказав". Встретившись
на воле, они бы мигом подрались, но в автобусе сохраняли
нейтралитет, словно понимая: ехать надо всем, свары здесь ни
к чему. Не вызвала ажиотажа и присоединившаяся чуть позднее
к компании курица. К слову сказать, безмозглая птица не
принялась суматошно кудахтать и размахивать крыльями. Нет,
она нахохлилась и погрузилась в сон. Я оглядела мирно едущий
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Шилова Юлия