решимости, с какой Вольф бросался в драку, прыгал в распахнутый самолетный
люк, рвался в атаку под свист пуль, поджигал короткий бикфордов шнур
тротилового заряда, с тем же чувством он ударил всем телом в невидимый
экран, на котором крутился красочный фильм, прорываясь в мечту и из зрителя
становясь участником чудесного кино.
он не обращал на это внимания, неистово целуя ангельские руки, плечи, шею...
Она замерла, плотно зажмурив глаза, вздрагивая всем телом и тихонько ойкая.
Эта дрожь и ойканье подсказывали, что он на правильном пути, и поощряли к
дальнейшим действиям. Он покрыл поцелуями милое побледневшее лицо, нащупал
губы, и они раскрылись навстречу его неумелому рту.
вокруг переплетенных тел валялись денежные купюры. Ангел беспомощно раскинул
гибкие руки, закрыв глаза тыльными сторонами ладоней. Вольф расстегнул
халатик сверху донизу и принялся целовать контрастно белеющие на фоне
загорелого тела мягкие груди с крупными розовыми сосками. Софья Васильевна
забилась и громко застонала, но теперь он понимал, что это от удовольствия,
и не прекратил своего занятия. Через некоторое время неловко, стесняясь и
боясь оконфузиться, он принялся стаскивать черные шелковые трусики, не веря
тому, что сейчас увидит самое тайное из тайных, что есть у женщины. А есть
ли это у ангелов? Мысли путались, ничего не выходило, и она помогла ему
одной рукой, приподняв тяжелые бедра.
растительность на лобке смутила Вольфа, ибо по его представлениям у ангелов
такого быть не должно. Но он тут же переборол себя, даже не переборол, а
понял, что его представления были неправильными. Как бы желая извиниться за
свои сомнения, продемонстрировать Софье Васильевне безграничное восхищение
ею, он сделал то, что, по его разумению, еще не делал ни один мужчина:
поцеловал густо заросшие складки кожи между полноватыми бедрами, потом
лизнул нежную розовую плоть между ними... Учительница стонала и кричала,
плакала, задыхалась, умирала и оживала...
вышел только через четыре часа. Он был накормлен, выкупан и совершенно
опустошен. Ушибленную ступню успокаивающе стягивала крестообразная повязка.
Софья Васильевна хотела надушить его чучкановским одеколоном, но, следуя
одной из заповедей разведчика, он отказался: искусственные запахи могут
демаскировать и привести к гибели.
порадовался такой предусмотрительности: аромат одеколона мог бы выдать его с
головой. Но предусмотрительность оказалась мнимой. Старший сержант ехидно
улыбнулся:
офицеры еще не вернулись со службы, их жены гуляли с детьми, судачили о
своих делах, обсуждали дела мужей. На солдат никто не обращал внимания, как
на пасущихся ишаков: они выполняли те же функции - бесплатной и безропотной
рабочей силы. Два солдатика ведрами выносили на улицу строительный мусор, да
и сам Чувак, судя по замызганному черному комбинезону, прибыл сюда не на
званый обед
Зарплату полковнику принес.
проводку меняю, видел, как ты заходил еще до обеда. А сейчас сколько время?
Ты ей полдня зарплату отдавал? Ну и наглец!
сейчас шел рядом с ним, пачкая грязными чертячьими лапами то, к чему не имел
права притрагиваться и о чем не мог даже думать. За это ему предстояло
дорого заплатить. Но вокруг было слишком много глаз.
семейных сверхсрочников - три этажа из пережженного кирпича. Пустые глазницы
окон, у темнеющего проема единственного подъезда лежала на боку тачка с
застывшим в камень цементом.
Вольф, незаметно меняя направление своего движения.
зубы не заговаривай... До стройки оставалось рукой подать.
взглядом.
подобает отвечать рядовому на вопросы командира. - ...Раковину прочистил,
бачок унитазный починил. Так время и пробежало...
наверно, бросил? Говорят, она это дело любит...
развернувшись всем корпусом, врезал крюком слева Чуваку в челюсть.
Оглушенный, тот отлетел в сторону, ударился о стену и распластался на
загаженном полу. Из приоткрытых губ вытекла струйка крови. Привычным
движением Вольф оттянул веко, пощупал пульс на шее... Ничего страшного,
обычный нокаут. Лишь бы не захлебнулся кровью...
на корточки и стал ждать. Едкий запах цемента, смолы и экскрементов разъедал
ноздри, но Волк не обращал на это внимания. Он был холоден, зол и опасно
сосредоточен. Как настоящий волк, терпеливо и зловеще ожидающий в засаде.
стороны в сторону.
назад, а правой трижды сильно ударил в грудь и в живот. Чувак застонал.
Филька произнес Вольф. - Если откроешь пасть - тебе не жить! Вот эту маслину
засажу тебе в башку!
кожу и уперлась в кость. Тонкая струйка крови зигзагом скатилась вниз и
спряталась в левой брови. Редкие светлые волоски потемнели и набухли.
беспощадный, готовый на все зверь, которому ничего не стоит кулаком загнать
патрон сквозь лобную кость прямо в мозг. И в их отношениях враз перестали
играть роль продолжительность службы, лычки на погонах и должности в штатном
расписании, дисциплинарный устав, командование, особый отдел и трибуналы
всех уровней - значение имело только одно: кто кого может задушить,
разорвать на куски, убить, уничтожить, превратить в безжизненную груду мяса
и костей... Чувак в этом противостоянии явно проигрывал.
меня понял?!
выступающими острыми клыками. Это напоминало хищный волчий оскал.
прорвалась каплей, второй - струйка крови побежала по щеке к подбородку.
Заместитель командира взвода старший сержант Чувак заплакал - сначала тонко
и тихо, потом все громче и, наконец, зарыдал навзрыд.
был расположен к сантиментам.
башка пройдет, зато от прыжков освободят, значит, от инспекторской
откантуешься. Только если откроешь рот - тебе хана!
один.
брусьям, незаметно осмотрелся, засунул патроны в чернеющее отверстие, а его
заткнул комком земли. Размявшись для вида, направился в роту. На полпути
встретился возбужденный Лисенков.
Серж со Шмелем подрался!
забил Шмеля! Ноги у него как руки - до головы достать раз плюнуть! Я такого
в жизни не видел...
на расстоянии бросалась в глаза асимметрия обычно жизнерадостно-плутоватой
физиономии. При виде Волка все настороженно замолчали.
выставив под слабеющие солнечные лучи босые ноги. Обычно под вечер здесь
собиралось много бойцов, но сейчас вокруг никого не было, словно Серж