что ищут других, более молодых и не так давно потерявшихся на просторах
России.
Их понять было можно: только на Дальнем Востоке бегало до полумиллиона
незаконных китайцев, это не считая вьетнамцев и негров...
У журналиста сразу же возникло подозрение, что бывший штандартенфюрер
отправился искать свою экспедицию, точнее, следы ее, или сам решил
разведать, что это за квадрат 1441. Он-то знал, где находится Звездная
Рана! Тут не могли помочь ни бескорыстные архивные тетушки, ни старые связи
в органах; первые обещали порыться в бумагах, но не гарантировали
результат, а сотрудники ФСБ, помогавшие ему доставать информацию, вели себя
как-то странно, так что складывалось впечатление, будто знают и молчат или
просто вымогают взятку.
С тетушками Опарин был повязан общей тайной - помогал ксерокопировать
документы, определенные "бумажными жучками" к уничтожению, потому они
старались изо всех сил и, наконец, сказали, что есть место, где можно
узнать об этом квадрате, только в тот архив даже у них нет допуска и вообще
его вроде бы не существует. Зато они нашли способ, как окольным путем
выяснить месторасположение его - методом идентификации исторического
интереса к определенной территории в Сибири. В общем, провести специальные
исследования, на которые потребуется значительное время, поскольку интерес
к Зауралью проявлялся с незапамятных времен и ко многим его районам.
- Милые, родные! - умолял он. - Найдите! Это же Звездная Рана! Это
Беловодье! И я вас всех возьму с собой!
Последняя фраза у него вырвалась непроизвольно и слегка насторожила
тетушек.
- Куда же нас возьмешь? - спросили они. - И зачем?
- В страну счастья! - он попытался свести оговорку на шутку. - Квадрат 1441
- это страна счастья!
Уезжая в Москву, Сергей Опарин видел перед собой такие горизонты, что от
обновления захватывало дух и хотелось оставить все, тяготившее его, в той,
уходящей жизни. Семья, таким образом, жена и двенадцатилетняя дочь,
осталась в Костроме и, хотя не был оформлен развод, связи с ней практически
прервались. Он, как всякий провинциал, с боем покоривший столицу,
высматривал достойную себе партию - только исполнилось сорок лет и первая
седина подбила бороду. А возможностей было достаточно: официальные
праздники в узком кругу, презентации и посольские приемы, куда приглашалась
демократически настроенная журналистская элита, выглядели как ярмарки
невест, популярность и статус диссидента открывали чуть ли не все двери.
Однако при этих соблазнах в нем оставалась крестьянская закваска - чувство
разборчивости и природная интуиция. Вариантов было достаточно, но в
последний момент, когда очарованный разум уже толкал его к действию, в нем
что-то внутренне противилось - ком в горле становился. В свой звездный час
выбора сделать не успел, а когда хлестанулся мордой об лавку и ощутил
горечь похмелья, стало не до выбора, но появилась мысль наладить отношения
с женой. Сначала он написал письмо дочери, вернее, сказку про то, что на
земле существуют звездные раны, которые болят точно так же, как и у людей,
потом еще одно отправил жене, но ни одного ответа не получил. Скорее всего,
это и подвигло его съездить на родину, где он не бывал с девяносто первого.
И лишь в Костроме, распахнув дверь бывшей своей квартиры, узнал, что его
жена вышла замуж еще полтора года назад и живет у нового мужа, а здесь
осталась дочь, которой исполнилось шестнадцать и которая стала вполне
самостоятельным человеком: не таращила восхищенные глаза и не верила в
сказки о звездных ранах...
- Конечно, ты можешь остановиться у меня, - теперь она смотрела в сторону,
не желая обнаружить чувств. - Только вечером ко мне придут друзья и мы
будем заниматься шейпингом.
- Ничего, я люблю музыку, - сказал он и уловил в своем голосе заискивающий
тон. - Я покатаюсь по городу. Хочешь со мной? У меня новая машина,
"Фольксваген"...
- Мне сейчас некогда, - был ответ. - Ты покатайся один.
- Я все равно возьму тебя с собой! - повторил Сергей.
- Отец, я же сказала, занята! Она не говорила ему - папа...
- Возьму тебя в страну счастья, - уточнил он.
- Москва - это еще не страна счастья, - глубокомысленно заявила дочь.
- Я возьму тебя в Звездную Рану!
Она взглянула на отца, как на сумасшедшего...
Сергей докатился до первого магазина, купил водки и, напившись, переночевал
в машине. А наутро вспомнил о старообрядческих деревнях, о сельских
фронтовиках, которые тоже повлияли на его судьбу, и, обрадовавшись, что
есть еще на свете люди, кому он дорог, поехал по тому же кругу, что и с
бывшим штандартенфюрером СС. И как не хотелось выглядеть несчастным,
страдальцем перед ними! Да, век коммуникаций уже проник и в глубинку, и
здесь знали о нем почти все, ибо он действительно оказался не безразличным
для стариков. Опять встречали как мученика, жалели, ободряли, словно у них
ничего особенного не случилось и никогда случиться не могло. Древнее,
потрясающее спокойствие видел он на сильно постаревших лицах, когда
оставшиеся в живых тихо повествовали журналисту о том, кто и как умирал,
кого и как "хороняли".
Оказывается, снайпера продержали пять дней, так и не нашли ни досок, ни кто
бы сделал гроб, закопали словно "бесерменина", завернув в дерюжку...
Из десятка фронтовиков, к кому Сергей Опарин привозил немца за истиной,
осталось всего трое, и те дышали на ладан. Ждали, когда сойдет снег и
поднимется хоть какая-нибудь трава, а пока доедали комбикорм, разбалтывая
его в горячей воде, и жаловались лишь на то, что отрезали свет и нельзя
теперь смотреть телевизор - сериалы о счастливой иноземной жизни...
- Потерпите, не умирайте, - просил он. - Я найду Беловодье и всех вас
возьму с собой!
Объезжая стариков по малому кругу, сначала он глазам не верил, затем стал
наливаться тяжелой, гнущей к земле злобой, и не хотелось ни писать, ни
бежать к местному начальству и ставить его на уши. Однажды, стиснув зубы,
он не мог их больше разжать, да так и поехал по большому кругу, через
несколько областей, по той самой коренной России, с точки зрения фон
Шнакенбурга умеющей держать удар.
Она тоже жила со стиснутыми зубами...
А он, сквозь зубы же, стискивая челюсти, чтоб подавить вопль, говорил:
- Еще немного потерпите. Я найду Беловодье...
Назад он вернулся истинным раскольником - страстным и блаженным.
И ничего уже не хотел знать иного, кроме Звездной Раны. Не заезжая домой,
он ворвался в архив и был остановлен охраной. Опарину заявили, что он лишен
пропуска, а значит, и допуска к открытым, но все же секретным документам.
- Я Сергей Опарин! - воскликнул он совсем глупо и некстати. - Это моя
работа!
Крепкие парни в милицейской форме смотрели на него, как на пустое место, а
помнится, расшаркивались всякий раз, когда проходил мимо и даже документов
не проверяли.
- Хорошо, пригласите хранительницу из третьего отдела, - попросил он. - Или
дайте мне позвонить.
Один вроде бы сделал движение рукой к телефону, однако второй посмотрел на
него выразительно и отодвинул аппарат подальше от края стойки.
- Вот тебя, - Опарин ткнул пальцем в неумолимого охранника, - я никогда не
возьму с собой! А твоего напарника возьму, если хорошо меня попросит.
Развернулся и ушел из здания.
Он просидел в машине часа четыре, дождался, когда архив покинет последний
сотрудник и охранники запрут дверь изнутри. До последнего мгновения не
верил, что тетушек в здании не было и нет. Они не могли заболеть сразу обе