вас есть претензии к лицам, производившим ваше задержание? - перешел он на
официальный тон.
был свершившийся факт. А его, как известно, не может отменить даже Господь
Бог. Поэтому я только рукой махнул:
если бы еще "сейку" мою вернули, был бы полный порядок. Я к ней как-то
привык.
минут через пять вернулся и молча протянул мне часы, сдрюченные с меня в
азарте горячего дела шустрыми омоновцами города К.
уже подогнали к горотделу. Но перед тем как сесть в машину, Антонюк отвел
меня в сторону.
отнять ее.
доброжелателей. Лучше, конечно, чем таинственные враги. Но все-таки.
Вероятно, после выборов мне предъявят счет. Потребуют каких-то услуг.
усмехнулся:
"Яблока" не получит. Они призовут своих избирателей голосовать "против
всех".
Смирнов.
Антонюк. - В процессе нашего вынужденного, так сказать, общения невольно
выяснились некоторые подробности, не рассчитанные на широкую огласку. Вы
понимаете, о чем я говорю?
торжественности пожал мне руку. - Спасибо. Это был жестокий урок, но
полезный. Я выполню все ваши предписания.
обошлось, и слава Богу.
фантомами. Туман уравнивал "мерседесы" и "Жигули".
мужик, который прикуривал у торца дома и который сообщил оперативникам номер
"пассата", был тот самый.
опоздавшие на вечерние рейсы, дремали в жестких креслах. В камере хранения
вообще не было ни одного человека.
человеком недоверчивым и осторожным. Смерть отца обострила в нем эти
качества до высшего предела. Поэтому Пастухов с первых фраз телефонного
разговора понял, что уговорить его встретиться можно только одним способом.
И он воспользовался этим способом. Он сказал:
только вы. Если вы скажете "нет", я немедленно уезжаю, но в том, что смерть
вашего отца останется нераскрытой, будете виноваты только вы. И никто
другой.
но просил при подходе к дому привлекать как можно меньше внимания. Пастухов
пообещал, но обещания не выполнил. Оставив "пассат" за пару кварталов от
дома, он прошелся по улице Строителей (их оказалось три: просто Строителей,
Первая улица Строителей и Вторая улица Строителей), по пути спрашивая у
встречных прохожих, как пройти к дому номер 17, где жил Комаров. Ему
подробно объясняли, а напоследок обязательно спрашивали:
вечера. Как раз в это время и был убит Комаров. Он отмечал довольно плотные
сумерки, сгущенные наползавшим с Балтики туманом, тусклый и словно бы
радужный свет уличных и домовых фонарей - свет, в котором идти-то было
трудно, а уж про стрельбу и говорить нечего. Всеобщий интерес прохожих к
нему, чужому человеку, разыскивающему дом Комаровых, сначала не вызвал у
него никакого удивления, более того, вообще не задержал его внимания.
просьбе Пастухова принес ксерокопию уголовного дела, где были собраны все
материалы по убийству Комарова, и теперь Пастухов словно бы сверял то, что
он знает, с тем, что он видит. Все свидетели (а их набралось с десяток) в
один голос твердили, что как раз в это примерно время они возвращались с
автобусной остановки и никого постороннего на улице не видели. Следователь
прокуратуры не придал особого значения этим показаниям. Слишком уж очевидно
профессиональным был почерк убийцы. А таких профессионалов на улице
Строителей, да и во всем городе К., по убеждению следователя прокуратуры, не
было. Для очистки совести следствие перетряхнуло все базы данных, запросило
Зональный информационный центр, но и там ничего не нашли. Картина
вырисовывалась отчетливая и безнадежная для следствия: нанятый киллер
прилетел или приехал, сделал свое черное дело и скрылся. Оставался открытым
вопрос о мотиве, но и здесь нашли выход. Его подсказал сын убитого,
заявивший, что Комарова убили по ошибке - должны были убить его, а не отца,
убийца просто спутал. Они были примерно одного роста, оба грузные,
основательной стати, оба носили похожие серые плащи, а "дипломаты" у них и
вообще были совершенно одинаковые: их по случаю (и с большой скидкой) купила
жена Юрия - для мужа, а заодно и для свекра. Мотивов же для покушения на
Юрия было предостаточно: он успешно занимался бизнесом, имел дело с портом,
покушение на него могло быть результатом внутренней бандитской разборки.
чистой совестью сунул папку в сейф на ту полку, где томились "висяки" или
"глухари" - дела зависшие, практически не имеющие шансов быть раскрытыми.
Пресса поуспокоилась, начальство не дергало, понимая, что к чему, так что
можно было спокойно заниматься другими делами, которых здесь, в портовом
балтийском городе, было Предостаточно.
происшедшего. Во-первых, он далеко не сразу понял смысл милицейских
протоколов, написанных таким языком, что болтовня его Настены на их фоне
казалась поэмами Пушкина. Сбивали с толку и многочисленные ссылки на статьи
Гражданского и Уголовного кодексов, с которыми Пастухову до этого не
приходилось иметь дела. Он не отбросил документы, нет, он их самым
внимательным образом изучил, разобрался в канцеляризмах протоколов, даже
почти во всех упоминаемых статьях Кодексов, и в конце концов общие выводы
следствия показались ему правильными. И только вот теперь, когда он шел от
автобусной остановки к дому Комарова и каждый встречный объяснял ему дорогу
самым подробным образом, а заодно пытался выведать, к кому и по какому делу
он идет, у Пастухова не то чтобы зародилось сомнение в правильности этих
выводов, но как бы крошечная заноза попала в руку - совсем крошечная: жить
можно, но все-таки беспокоит, все-таки что-то не совсем так.