привлекательное в этом было. Что-то из лагерных лет. И глубже, из детства,
проведенного в кучности и тесноте коммуналки.
Из всех предложенных проектов выбрал самый скромный. Небольшой двухэтажный
дом, никаких башенок. На первом этаже - столовая, кухня, комната для
прислуги. На втором - зал, во весь этаж. В нем все: гостиная, кабинет,
спальня. И не единой перегородки. Много пространства, и все только твое. Это
было тоже из детства.
дочери, ни в компании. Он даже расчеты с турецкой фирмой вел не через
"ЕвроАз", а через Сбербанк. Никакой практической необходимости в этом не
было, но это как бы входило в правила игры. Если не должен знать никто, так
пусть и не знает никто.
Хотел вызвать Николая, но передумал. Не мог он видеть его постную скопческую
физиономию. Тоже мне, твою мать, воспитатель нашелся. Он позвонил своей
любовнице Людмиле, связь с которой тянулась уже три года, велел ей поймать
частника на нормальной тачке и ехать к театру на Таганке.
уже ждала, пританцовывала на высоких шпильках возле чистенькой белой
"шестерки": яркая крашеная блондинка с круглым курносым лицом, в белых
джинсах, с вызывающим бюстом, обтянутым белой футболкой. На нее западали
бегущие по утренним делам мужички, она небрежно всех отшивала. Водитель
"шестерки", интеллигентного вида, лет сорока пяти, стоял у тачки, поигрывал
ключами, с интересом и, как показалось Мамаеву, с удовольствием смотрел,
как, получив отлуп, отваливают от Люськи сексуально озабоченные козлы.
посмотрела на него с веселым изумлением:
Командир, у тебя время есть?
меня мало.
устроим проводы осени!
- Разогреете на костре, и все дела. По дороге вам подсунут неизвестно что, а
здесь с гарантией. И у них есть белое вино "Ок мусалас". Душевно рекомендую.
Подъедем?
Я пойду сама, потому что тебя обязательно обсчитают.
вытянутых руках, как новорожденного, сверток с шашлыками и лепешками, у
другого был пакет с позвякивающими бутылками. Припас загрузили в багажник,
Люська села в машину и скомандовала:
внешности блядью она тоже не была. А сук и блядей Мамаев насмотрелся.
бесконечный эротический сериал из своей семейной жизни. Пустые люди.
Женятся, разводятся, бросают детей, а потом жалуются, что не задалась жизнь.
А с чего ей задаться, если ты не делом занимался, а ползал из постели в
постель, как мандавошка? Хочешь зарулить налево? Кто против, дело житейское,
но при чем тут семья?
тебя много денег, ты можешь купить самое лучшее. Самое дорогое - вовсе не
значит самое лучшее. Проститутками он брезговал, секретарши мгновенно
хамели, манекенщицы и фотомодели тянули на люди, на светские тусовки,
которых Мамаев терпеть не мог. А от недолгой связи с молодой, входящей в
моду киноактрисой у него осталось такое чувство, будто он пожил на птичьем
базаре: совершенно ошалел от криков, звонков, мельтешения людей.
приехала поступать в МГУ, откуда-то с Кубани, по конкурсу не прошла, домой
возвращаться не захотела. В "Интертраст" пришла устраиваться на работу:
нарочито скромно одетая провинциальная восемнадцатилетняя девочка. Заявила,
что говорит по-английски, знает персональный компьютер. Мамаев отправил ее в
кадры, там ее завернули: английский знает через пень-колоду, компьютер умеет
только включать и выключать. Но Мамаеву она запомнилась. Через год, с трудом
отделавшись от кинозвезды, он приказал найти ее. Оказалось, что она все-таки
зацепилась в Москве. Устроилась штукатуром в "Мосжилстрой", получила место в
женском общежитии "лимиты". Мамаеву это понравилось, он уважал людей,
которые умеют добиваться своей цели. Он забрал ее прямо со стройки, привез в
снятую для нее хорошую однокомнатную квартиру в Кунцево и напрямую спросил,
что он может для нее сделать. Она посмотрела на него смело, открыто - год в
Москве вытравил из нее провинциальную скромность - и серьезно ответила:
стать проституткой, я буду проституткой с высшим гуманитарным образованием.
много. Принимая деньги, она всякий раз смущалась, Мамаеву это очень
нравилось. Она радовалась, когда он возил ее в рестораны или в ночные клубы,
но не обижалась, когда не возил никуда. Мамаев никогда не оставался у нее на
ночь, это ее огорчало, но она не показывала виду. Мамаеву это тоже
нравилось.
II
когда машина въехала во двор усадьбы, восхищенно притихла.
были обнесены красивым забором из темно-красного кирпича. В глубине участка
стоял двухэтажный, из такого же кирпича, дом с плоской крышей, удивительно
соразмерный просторному участку и мачтовым соснам. Все было захламлено
строительным мусором, но нетрудно было представить, как стильно будет
выглядеть дом, когда наведут порядок.
листвой. Она стояла перед домом, свечкой отражалась в просторных стеклах
второго этажа.
"Бананасана!" Человек пять строителей, убиравших мусор, поспешно побросали
лопаты и скрылись в дальнем углу, где стояли бытовки. Там же был морской
контейнер, доставленный из Измира. В нем хранилась изготовленная по
специальному заказу мебель для дома.
ломаном русском объяснил, что менеджер уже выехал и будет с минуту на
минуту.
Один человек, два человек. Немножко помогают, кушать всем надо.
настоящих турок, - объяснил Мамаев Люське. - Ну, я им выдам!
убирает мусор?
фатоватый турок с тоненькими усиками. При виде Люськи расплылся, залоснился,
рассыпался в цветастых восточных комплиментах по поводу вкуса уважаемого
господина заказчика. Из его слов вытекало, что он имеет в виду вкус, с
которым Мамаев выбрал проект дома, но весь его вид говорил о том, что он
имеет в виду не проект, а Люську. Мамаеву этот рахат-лукум быстро
осточертел, он приказал менеджеру ждать на крыльце и прошел в дом.
готов. Зал получился таким, каким и представлял его себе Мамаев. Обшитый
светлым деревом, с альковом, с камином, с просторным, во всю северную стену,
окном, из которого открывался вид на водохранилище и пылающий от осеннего
багрянца лес. Отопление уже работало, дерево подсыхало, зал был наполнен
тонким запахом чего-то нездешнего - то ли ливанским кедром, то ли алеппской
сосной.
человека. Если тебе будет в нем тоскливо, возьми меня к себе домработницей.