Чтение 32–й страницы книги ~Петля~

- Если вы Галя, - улыбаясь, отвечаю я и встаю ей навстречу. - А вы Галя?
- Ага, - ответно улыбается она. - А еще я лейтенант Воронцова.
И хотя эта белозубая улыбка очень ее украшает, в глазах девушки
настороженность не исчезает.
- Ну совсем хорошо, - говорю я. - Садитесь, Галя, и докладывайте о своем
путешествии. Я - старший лейтенант Лосев, и зовут меня Виталий. Любуйтесь.
И протягиваю ей свое удостоверение.
Галя довольно придирчиво его изучает, после чего взгляд ее смягчается, и в
нем светится уже явное дружелюбие.
Девушка усаживается напротив меня, устало расстегивает пальто, стягивает с
головы вязаную шапочку и достает из сумочки сигареты.
Мы закуриваем, и Галя приступает к рассказу.
Она, между прочим, оказывается весьма наблюдательным, памятливым и
находчивым человеком.
Галя не только подтверждает уже известные нам факты хищений продуктов,
спекуляции и при этом называет мне фамилии людей из числа поездной
бригады, которые все это знают и могут подтвердить. Галя сообщает и два
чрезвычайно важных для меня факта. Оказывается, Горбачев продавал по пути
вещи, причем вещи женские, драл за них втридорога, хотя вещи эти и в самом
деле были дорогими и модными. Об этом Гале рассказали женщины из поездной
бригады.
А две последние вещи Горбачев продал уже при Гале. Одну из них он сразу
предложил ей. Она была чрезвычайно удобным для него покупателем: ведь на
следующий день ее уже не будет в Москве. Галя покупать эту кофточку,
естественно, не собиралась, но, как бы сомневаясь, показала ее еще двум
женщинам-проводницам, и одна из них все-таки решилась купить ее для дочки.
Вторую вещь - платье - Горбачев при Гале продал другой проводнице. Та
долго торговалась с ним, прозрачно намекая, что знает о нечистом пути,
каким это платье попало к Горбачеву. И тот, наконец испугавшись, продал ей
это платье чуть не вдвое дешевле, чем собирался. А проводница потом
смеялась и хвасталась, как она ловко припугнула Горбачева, ничего,
конечно, не зная о платье, но зато хорошо зная самого Горбачева.
Галя называет мне фамилии обеих проводниц. Первую, я вижу, ей жалко, а
вторую - нисколько. Дело в том, что, если обе вещи окажутся крадеными, их
придется конфисковать.
И неожиданно заключает:
- А обе вещи из вашей ориентировки, это точно. У меня на вещи глаз ужас
какой точный. Можете даже не сомневаться.
- Это мы сейчас проверим, - скрывая волнение, говорю я и вынимаю копию
нашей ориентировки. - Ну-ка укажите здесь эти вещи.
И Галя, придвинувшись ко мне и пробежав список глазами, не колеблясь,
указывает толстеньким, ярко наманикюренным пальцем на две строки в длинном
перечне украденных вещей.
- Вот, точно! - восклицает она и победно смотрит на меня. - Не сойти мне с
этого места!
- Ну, Галочка, если это так, то я не знаю, как вас наградить, - говорю я.
Да, если это так, то Горбачеву некуда деться. Это именно то, чего не
хватало мне для его допроса, для победы в этом допросе.
Я смотрю на часы. Почти двенадцать ночи. И тем не менее надо действовать.
Галя предупредила: вторая из проводниц, кажется, намерена в свою очередь
продать то платье. Тогда исчезнет важнейшая улика против Горбачева. Так
что время терять нельзя. Поезд пришел в Москву всего сорок пять минут
назад. Значит, проводницы еще не убрали вагоны, не сдали белье, они еще в
поезде, который стоит где-то недалеко, на запасных путях. Надо успеть
застать их там.
Я вижу, как устала Галя. Да, сутки такого нервного напряжения выдержит
далеко не каждая. Все надо было увидеть, оценить и запомнить. А все
увидеть совсем не просто, да еще так, чтобы не заметил, не насторожился
Горбачев, опытный, травленый жулик, да и вообще чтобы никто не
насторожился, чтобы все вокруг вели себя обычно, естественно, как всегда.
Да, это было непростое задание. И поэтому Галя прямо-таки валится с ног от
усталости и засыпает уже сидя, у меня на глазах.
Я и сам изрядно устал, и голова болит нестерпимо. Ведь спал я прошлой
ночью каких-нибудь три часа, а до этого, той же ночью, мы брали бандитов,
и по мне стреляли. Это, между прочим, тоже отражается на нервах.
Но делать нечего. Я торопливо прощаюсь с Галей, желаю ей спокойной ночи и
еще раз благодарю за помощь.
Спустя несколько минут, захватив с собой еще одного сотрудника, двух
комсомольцев-дружинников в качестве понятых и прикомандированного к нам
железнодорожным начальством молчаливого усатого дядю из службы резерва, мы
шагаем в темноте по шпалам, огибаем черные, застывшие вагоны, домики для
рабочих, стрелки. В этом бесконечном лабиринте поездов можно заблудиться и
днем. Какой-то вымерший, таинственный город на колесах.
Но где-то вдруг мелькает свет, хотя мы еще довольно долго пробираемся к
нему, огибая цепочки вагонов.
Вот наконец и нужный нам состав. Окна его вагонов освещены, кое-где
мелькают людские тени.
Мы разыскиваем начальника поезда и объясняем причину своего появления. Он
не удивляется, он уже знает об аресте Горбачева и ждет дальнейших
неприятностей.
Вся процедура изъятия краденых вещей - а я не сомневаюсь, что они
краденые, хотя формально они так будут называться лишь после опознания их
Ниной или Полиной Ивановной, - вся процедура эта занимает немало времени и
достаточно неприятна. Немало времени это занимает потому, что приходится
составлять протоколы "выемки" этих вещей, а до этого прождать чуть не час,
пока приедет следователь, которому поручено вести дело Горбачева и группы
связанных с ним спекулянтов. Кроме протоколов, мы подробно записываем
показания обеих женщин о том, как эти вещи к ним попали, причем вторая из
проводниц вначале вообще не желала выдать платье, а затем попыталась
умолчать о некоторых подробностях своей сделки с Горбачевым. Освобождаемся
мы только в третьем часу ночи. И всю длинную дорогу домой я мечтаю только
об одном: бухнуться в постель и уснуть.

- Ничего не знаю, - резко заявляет мне Горбачев на следующее утро, когда я
вместе со следователем вызываю его на допрос. - Ничего не знаю и знать не
желаю! Провокация! Я буду жаловаться!
- Что именно вы считаете провокацией? - вежливо осведомляется следователь.
- Мой арест, что же еще! Предупреждаю: вам это даром не пройдет. Я до
генерального прокурора дойду! Я ваши номера знаю! Ученый!
- Спешите, Горбачев.
- Что значит "спешите"?
- Надо бы сначала узнать, в чем вас обвиняют.
- Знать не желаю!
- Ну-у, что это за позиция? - усмехается следователь. - Другой на вашем
месте сперва бы выяснил, не только в чем обвиняют, но и чем обвинение
доказывают. А потом бы уж решал, жаловаться ему или защищаться.
Горбачев тяжело разваливается на стуле, огромный, рыхлый, у него бритая до
глянца, крупная голова, оплывшее бабье лицо и живые, очень сметливые глаза.
- Ну ладно, - снисходительно соглашается он. - Выкладывайте, что у вас там
есть.
Прищурившись, он в упор смотрит на меня.
- Следователь, - говорю я, - предъявит вам обвинение в хищении продуктов,
в спекуляции, в подделке документов и в сокрытии прошлых судимостей.
- Так это следователь, - насмешливо говорит Горбачев. - Ну, а вам что от
меня надо?
- Чтобы вы ответили на один вопрос: откуда у вас вещи Веры Топилиной,
вашей соседки по квартире?
- Какие еще вещи? - враждебно спрашивает Горбачев. - Чего вы мне клеите. У
меня грехов и так хватает.
Я терпеливо перечисляю: костюм, кофточка, платье, и называю людей, у
которых эти вещи обнаружены.
- Врут они! - хладнокровно заявляет Горбачев.
- Что врут?
- Все! И вы на меня это дело лучше не вешайте. Не пройдет! Я и дома-то в
ту ночь не был.
- Это кто-нибудь может подтвердить?
- Э-э, уважаемый, на такой крючок меня не подденешь. Я воробей стреляный.
Это вы доказывайте. А я погляжу, что у вас получится. Кто меня дома видел?
Кто видел, что я эти тряпки у Верки брал? Никто не видел. Нет таких людей,
понятно? Значит, и прямых улик у вас нет. А на косвенных вы далеко не
уедете. Сто раз суд будет возвращать на доследование. Мартышкин труд. А я
вам ничего не скажу. Положь мне прямые улики, тогда поговорим. Вот так.

Глава V

НАШИ НЕОБЫЧНЫЕ ПОХОРОНЫ

Я сижу в кабинете Кузьмича и от досады прошу разрешения закурить,
совершенно забыв на миг наше неписаное правило не курить в его кабинете.
- Перебьешься, - говорит Петя Шухмин.
- Пусть потянет, - сухо разрешает Кузьмич. - Ишь какой расстроенный. Как
будто он ожидал, что этот Горбачев упадет перед ним на колени и все
расскажет. А он, милый ты мой, всю юриспруденцию знает не хуже нас с вами.
Имел возможность изучить. На собственном опыте. И он прав, конечно:
выкладывай доказательства. А у нас...
- Но вещи же! Вещи же с кражи! - не выдерживаю я.
- Ну и что? - сердито спрашивает Кузьмич. - А как они к нему попали, ты
знаешь? Да он скажет, что купил по дешевке у какого-то бродяги на вокзале.