разборки между мафиозными структурами, а с трагической случайностью. В крови
всех трех погибших обнаружен алкоголь; это дает основание предполагать, что
нетрезвый водитель не справился с управлением, и машина на большой скорости
врезалась в ограждающие мост перила. Возможно также. что? Обещал мормоныш
позаботиться о ?союзниках? - и позаботился, промелькнуло у меня в голове.
Дал хлебнуть для бодрости и спустил с моста в речку? Ну, что ж, Сергей был
отомщен, а я мог приплюсовать три трупа к той рамочке на своей схеме, где
фигурировали гаммики. Как говорится, их дружный коллектив понес
невосполнимые утраты? Однако не по моей вине.
предупредив, что вернется поздно: у нее намечались переговоры с немцами, а
после них - фуршет. Я позавтракал, сунул в клетку Петруши банан, перебрался
в свою квартиру, выглянул в окошко и выяснил, что сегодня дежурят Джеймс
Бонд и Итальянец. Затем натянул свитер (погода стояла прохладная), взял
сумку и совсем уж собрался отправиться в институт, в родимый свой Промат, да
призадумался. После произошедших событий сейф в Промате уже не казался мне
идеальным тайником. Пусть команда бета до него не доберется, рассуждал я,
равно как и лишенные руководства гаммики; но можно ли считать, что сейф
недоступен сотрудникам ФСБ? Разумеется, нет. Остроносый Иван Иванович -
человек неглупый и быстро сообразит, где спрятаны объекты государственной
важности. Собственно, таких мест всего лишь три: мое жилище, моя фазенда и
моя работа. Фазенда сгорела: кто-то (люди Скуратова?.. вряд ли Танцор с
мормонышем?) учинил квалицифированный обыск и разыскал коробку. Может быть,
и в квартире искали, в моей и в Дарьиной, да ничего не нашли. Значит,
остается работа. Есть, разумеется, и другие варианты, но этот явно обладает
приоритетом. Пошарят опытные умельцы в моей проматовской лаборатории - и
амулеты будут найдены, а мне предъявят обвинение и закатают в Соловки. Ну,
не в Соловки, так в другое место? куда там сейчас закатывают всяких
неблагонадежных типов? Отсюда следовал вывод, что гипноглифы лучше всего
держать при себе - как средство защиты и как товар для возможных переговоров
с достижением взаимного консенсуса. Консенсус, правда, оставался под
вопросом, а вот оборонительная функция была вполне очевидной. Пусть я не
знал, не ведал, на что годится черный амулет, пусть я лишился белого, зато
приобрел красный, превращавший меня в супермена, что являлось определенной
гарантией безопасности. Если успею взглянуть на него? Серж, например, не
успел? Надо успеть! Насколько я помнил, действие всех гипноглифов было
стремительным и необоримым, но лезть в карман за патрончиком, открывать его,
вытряхивать гипноглиф на ладонь - слишком длительный процесс, чреватый
потерей темпа. Я представил его во всех подробностях и сморщился от досады:
за это время меня могли раз десять пристрелить и раз пять повязать.
Требовалось что-то иное, какой-то другой способ, сравнимый с той скоростью,
с которой палец давит на спуск, а кулак бьет в челюсть.
в письменный стол, разыскал старые часы на металлическом браслете, разобрал
их, вытряхнул механизм и сунул вместо него гипноглиф. Затем катализатор
ярости устроился на моей руке, надежно скрытый под рукавом свитера - готовое
к бою оружие, которым можно воспользоваться за полсекунды. Ощутив себя в
безопасности, я собрался, уложил в сумку бумажник, сигареты, пустой футляр
из-под алого гипноглифа и пару нечитанных газет, спустился по лестнице,
бросил призывный взор на Джеймса Бонда с Итальянцем и неторопливо зашагал к
метро. По дороге в институт мысли мои кружились вокруг загадочных свойств
черного амулета. Желтый и золотистый исчезли, но пять остальных были
испытаны, вольно или невольно, на собственной шкуре. Полученный опыт служил
необходимой пищей для анализа, для генерации гипотез и всевозможных
любопытных выводов; размышляя на эти темы, я ощущал себя котом, который
резвится в стайке разноцветных мышек. Четыре уже пойманы, две убежали, а вот
пятая, черненькая, никак не давалась в лапы? Если верить Косталевскому, эта
мышка была опасной - может, не мышкой вообще, а дьяволом, принявшим облик
маленького хвостатого зверька. Патрон Сергея говорил: не открывайте красного
и черного футляров? Я убедился, что его предупреждение - отнюдь не пустой
звук: ведь алый катализатор ярости, увиденный несколькими людьми, привел бы
к неизбежному побоищу. А черный? Может быть, посмотрев на него, я овладел
каким-то неведомым даром? Скажем, гипнотизировать на расстоянии?
маячивших в пестрой толпе пассажиров, и приказал им спустить штаны. Дохлый
номер! Оба и бровью не повели. Тогда я начал внушать полной даме средних
лет, сидевшей рядом, что у нее расстегнулся ремешок на босоножке. Дама
поднялась, наступила мне на ногу, отдавив ее своим немалым весом, и гордо
выплыла в дверь на остановке ?Горьковская?. Я, прихрамывая, юркнул за ней:
мне тоже полагалось выходить, так как Промат находится неподалеку, на улице
Мира, справа от Австрийской площади.
квадратиками и овалами мерцал передо мной компьютерным дисплеем, будто
предлагая изобразить новые линии, стрелочки, пунктиры, а над центральной
рамкой с фамилией Косталевского торчала голова - лысая, с мощным
академическим лбом и и маленькими хитрющими глазками. Голова подмигивала
мне, ухмылялась и беззвучно шевелила губами, как бы спрашивая: ну,
догадался, крысолов? Допер, чем мы повязаны? Все еще нет? Ну, так шевели
рогами, недоумок!
истина. Вероятная истина, поскольку абсолютной не существует, а в
трансцендентную я, как праведный атеист, не верю. Итак, предположим, что
Косталевский скрывается и делает это гораздо успешней, чем Серж Арнатов;
его, конечно, ищут - ищут всеми силами команды альфа, однако профессор
неуловим. О причинах неуловимости Косталевского тоже стоило поразмышлять, но
не сейчас, потом; главное - ищут и не могут найти. Он тоже ищет - ищет
амулеты, оставшиеся у Сергея; цель поисков - неясная, однако след привел ко
мне. И было сказано: никому не отдавайте!.. Ждите и не волнуйтесь!.. Я вас
навещу? Навещу! Не в этом ли суть вопроса? Иными словами, кто же такой
Дмитрий Григорьевич Хорошев? Последняя надежда ФСБ, луч света в темном
лабиринте и путеводная ниточка к профессору Косталевскому? Не так уж мало,
но и не так уж много? Зато профессор - это дичь! Во всех отношениях крупная
и подходящая для высших чинов ФСБ.
безопасности - не мятежное графство Тулузское в средневековом французском
королевстве; ФСБ - одна из государственных структур, над ней - правительство
и президент, а сбоку тоже всякого понаверчено, от Думы до генеральной
прокуратуры. Не поладил с ФСБ - значит, не поладил с властью. Отчего? По
каким таким соображениям?
миновал в надлежащей очередности первый, второй и третий посты и добрался до
своей лаборатории. Там оставалось все по-прежнему: Борис Николаевич, мой шеф
и начальник, играл с компьютером в шахматы, зевал и пробавлялся крепким
чайком.
трех недель не прошло?
есть в пределах квадратичной погрешности. Ну, неважно. Двадцать дней или
двадцать один - какая разница? Ничего не изменилось.
субъективно, и если ничего не изменилось для тебя, то всяких прочих двуногих
разумных смололи жернова судьбы или осыпал дарами капризный рок. Кто-то умер
и кто-то родился, кто-то погиб под пулями, кто-то взошел на вершины власти,
а кто-то сверзился вниз, кто-то женился, кто-то развелся, кто-то уверовал в
бога, а кто-то предался дьяволу. Со мной провидение тоже наигралось всласть.
Кто я был? Крысолов с компьютером вместо волшебной дудочки. А кем я стал?
Надеждой ФСБ, хранителем секретных государственных объектов. Вот извлеку их
сейчас из сейфа? В сейфе, кстати, тоже ничего не изменилось - сейф, как и
Борис Николаевич, был неподвержен влиянию времени. В дальнем его углу
валялась старая мыльница, а на полке лежал абсолютно секретный отчет о
Чернобыльской катастрофе. Гипноглифы, к счастью, были на месте. Я, не глядя,
перебазировал амулет любви в красный футлярчик и бросил его в сумку, на
самое дно, под газеты; черный спрятал в карман, а пустой голубой оставил в
мыльнице, на память будущим поколениям. - Чайку хотите, Дмитрий? - предложил
Борис Николаевич. - ?Липтон?, с яблочным ароматом? Заодно и в шахматы
сыграем.
Австрийскую площадь, вспомнил о завтрашнем семейном торжестве. В прежние
времена я, случалось, проскакивал площадь, не озираясь и не оглядываясь, а
между тем тут было несколько шикарных магазинов - парфюмерный, компьютерный,
галантерейный и что-то еще, с двумя просторными витринами, где за стеклом
сверкали яркие пестрые краски тропической флоры. Я сунулся к ним; как
оказалось, то был салон с вычурным названием ?Орхидиана. Экзотические
цветы?. За прилавком - две миленькие девушки, брюнетка и блондинка, а вокруг
- горшки и кадки, букеты и гирлянды, а также воздух, сдобренный такими
ароматами, что кружится голова и начинается дрожь в коленках. От цен,
кстати, тоже.
озираться по сторонам, задумчиво морщить лоб, чесать затылок, не забывая
поглядывать на Джеймса Бонда с Итальянцем. Они остались на улице, у витрины;
их фигуры смутно маячили сквозь плотный полог зелени, но все же можно было
разобрать, что они с восторгом изучают какой-то кактус. Девушки-продавщицы
ринулись ко мне, но тут вошел еще один потенциальный покупатель, рослый
мужчина в пиджаке и с сумкой через плечо. Пиджак был из натуральной кожи, и
блондинка (она казалась пошустрей и постройней) бросилась к рослому на всех
парах. Ну а мне досталась брюнетка.