Чтение 32–й страницы книги ~Серебряный вариант~

трону, советник.

В глубине души все же на что-то надеясь (а вдруг шорох - предвестник
появления Мартина, вдруг Мартин догнал нас и вот-вот вмешается в этот
фатальный для меня спектакль), я медленно-медленно встал на опрокинутое
ведро.

- Ай да советник, ай да умница, - юродствовал Ринки. - Сейчас схлопочем
вам и петельку.

Пока коротышка держал меня за ноги, Ринки надел петлю. Она свободно
легла мне на шею, но из нее не выскочишь.

Я замер, прислушался: может, шелохнется что-то вблизи. Если это Мартин,
то почему он медлит?

- Когда узнает Мердок, не ждите награды, - сказал я.

- От кого он узнает? - засмеялся Ринки.

- Один свидетель у вас уже есть. И вы так в нем уверены?

- А его уже нет, - проговорил Ринки и выстрелил коротышке в спину. -
Ну, теперь ваша очередь, советник. Умирать надо с достоинством.

Он неторопливо подошел ко мне, не опасаясь, что я ударю его ногой, -
любое мое резкое движение тотчас затянуло бы петлю, - и примерился, чтобы
выбить у меня из-под ног ведро.

Неожиданный выстрел из тумана свалил его на землю. Пистолет,
прикончивший коротышку, отлетел в сторону. А из-за кустов появился Мартин.

- Посмотри, убит или нет? - попросил я.

- Жив, - нагнувшись к Ринки, ответил Мартин. - Я по ногам стрелял.
Давай я тебя развяжу.

Освобожденный от пут, я растер себе шею и кисти рук.

- Еще бы немного - и снимал бы труп с виселицы. Я слышал шорох в кустах
минуты три назад. Это ты был? Так почему не стрелял?

- Туман. Боялся промахнуться. Пока они тут все налаживали, подполз
вплотную. А ты уже в петле...

- Сообразил, что в экипаже был капкан?

- Не сразу. Но старался не упустить ваш кеб. А они, должно быть,
заметили. Начали петлять.

- Не думал, что ты нас потеряешь. Кстати, где?

- Уже за Городом, вероятно, на развилке, у колодца с распятием. Ехали
минут двадцать по дороге - никого. Спрашиваем встречного: не проезжал ли
кто? Не проезжал, говорит. Пришлось возвращаться и сворачивать на проселок
к лесу. Тут и нащупали ваш след. Фиакр я оставил на дороге, а сам пешком
прямо сюда: голоса послышались. Подошел ближе - все ясно. Из банды
Мердока.

- Ошиблись мы с тобой, Дон. Ринки от себя работал. Мстил мне за
"Гэмблинг-Хаус". Это он стрелял в меня тогда у отеля, он и полицейского
убил. Сам признался и подтвердил, что Мердок об этом ничего не знает и не
узнает. Потому и с напарником расправился, чтоб свидетелей не было.

Мартин наклонился над убитым коротышкой.

- Кажется, в лесной "берлоге" встречались?

- Там и Ринки был.

- Ну, всю шваль не запомнишь. А почему он от Мердока таился?

- Из страха, наверно... Поехали в город. Мертвеца здесь оставим, а
Ринки сдадим в полицейский госпиталь вместе с моим рапортом Бойлю.

21. ШАНТАЖ

Неожиданное вмешательство Ринки не внесло никаких изменений в нашу игру
с Мердоком. Бойль лишь потребовал обстоятельного рассказа о случившемся в
"Гэмблинг-Хаус" и на лесной дороге за Городом.

- Везет вам, Ано, - сказал он, - умеете вы убирать противников, и,
главное, не своими, а чужими руками.

- Гибнут не только противники, Бойль, - ответил я, - гибнут и друзья.
Вспомните хотя бы Луи Ренье. А кто убил его? И долго ли осталось бы жить
Питу Селби, если б Ринки ушел от пули Мартина?

Но история с Ринки уже позади. А сейчас я сижу у дверей больничной
палаты, куда час назад привезли Стила. К сенатору меня не пустили: у
постели больного идет консилиум.

Я был у него дома. Перепуганная горничная сообщила, что сенатор очень
беспокоился о Минни: барышня уехала за покупками, но так и не вернулась до
вечера, а потом вдруг принесли письмо. Кто принес, она не знает. Вроде
обыкновенный посыльный, с бородой и шрамом под глазом. Только это она и
заметила. Сенатор вскрыл письмо, прочитал - и упал. Горничная бросилась за
врачом - он живет напротив, и тот сразу же привез Стила в больницу святой
Магдалины.

- А где письмо? - спросил я.

- Сенатор спрятал его в карман.

Я уже успел поговорить с личным врачом сенатора, когда он на минуту
покинул палату, чтобы дать указания дежурившей сестре милосердия.

- Не волнуйтесь, - успокоил он меня, - ничего страшного. Сердечный
приступ. Как только закончится консилиум, вас к нему пустят. Ему уже
легче. Он в полном сознании, но чем-то крайне расстроен. Я думаю, вы
будете ему полезнее нас.

Наконец в дверях появляются участники консилиума. Личный врач Стила
шепчет мне на ухо:

- Все в порядке, сердце выдержало. Постарайтесь не тревожить сенатора.

И я вхожу в палату.

Сенатор лежит под белым одеялом, обросший седой щетиной, - видимо, с
утра не побрился. Он выглядит постаревшим лет на десять. Но не это меня
встревожило, а растерянность, почти страх в его мутных, слезящихся глазах
- вот-вот не выдержит и закричит не от физической, а от скрытой душевной
боли.

- Хорошо, что вы пришли, Ано, - говорит он и дрожащей рукой вынимает из
кармана больничной пижамы письмо в зеленом конверте с краткой надписью:
"Джемсу Стилу, сенатору".

"Уважаемый мистер Стил, - читаю я, - ваша племянница жива, здорова и
пока находится у нас, в надежном и недоступном для полиции месте. Кормят и
обслуживают ее отлично, но увидеться с вами - иначе говоря, вернуться
домой - она сможет лишь послезавтра, по окончании выборов, когда будут
подсчитаны все голоса, в том числе и поданные за вас лично. Согласно
конституции вы можете подать в отставку и отдать свои голоса любому
избранному вами политическому деятелю. Вот мы и предлагаем вам сделку: мы
отдаем вам Минни, вы нам - свои голоса, точнее, избранному не вами, а нами
политическому деятелю. Имя его Тур Мердок, имя вам известное и отнюдь не
ласкающее ваше ухо, но таковы уж условия сделки. И мы требуем этого не по
его инициативе, а потому, что ему сочувствуем и за него голосуем. Сделать
придется так: вы тотчас же вызываете вашего личного адвоката и диктуете
ему надлежащее заявление в двух экземплярах. Один из них адвокат предъявит
избирательной комиссии, другой экземпляр ваш представитель передаст нашему
в кафе "Жюн" завтра в полдень, как раз накануне выборов. Поэтому советуем
поторопиться. Сообщаем, что у нашего в петлице черного сюртука будет
расшитая галуном ленточка. Ваш спросит: "За кого вы голосуете?" Наш
ответит: "Только не за популистов". Тогда и должен быть передан ему из рук
в руки требуемый документ. На другой день ваша племянница будет доставлена
домой.

Обращаться к полиции или к прессе не рекомендуем. Девушка исчезнет
навсегда где-нибудь на дне Реки, мистер Мердок не понесет никакой
ответственности, как ничего не знающий об этом деле, полиция никого не
найдет, и в лучшем случае наш человек в кафе "Жюн" будет арестован и
обвинен в соучастии в похищении и убийстве племянницы. Но этот "лучший
случай" едва ли вас устроит.

Оглашение письма постфактум может, конечно, изменить положение. Ваши
голоса и ваш пост останутся при вас, но и мистер Мердок не потеряет своего
кресла в сенате. А уж за жизнь племянницы никто не поручится. Мы найдем ее
всюду, где бы вы ее ни спрятали, и достойно отплатим за предательство.
Даже ваша смерть ее не спасет: мы отправим ее в рай вслед за вами".

Письмо не было подписано. Пока я читал его, Стил лежал с закрытыми
глазами, как мертвец.

- Когда ее похитили? - спрашиваю я.

- Думаю, после полудня.

- Значит, она еще в Городе. Шантажистам нет смысла увозить Минни
далеко, если придется возвращать ее сразу после выборов.

- Я уже все решил, - не открывая глаз, произносит Стил.

- Что именно?

- Сделать все, что они требуют.

Я склоняюсь над его постелью.

- Откройте глаза, Джемс! Вы еще не умираете, и Минни пока жива. Вы
имеете право жертвовать многим ради ее спасения, но не имеете права
предавать партию. Не имеете права предавать Город. Если вы так поступите,
Мердок станет его хозяином.

- Я не могу пожертвовать девочкой, - шепчет Стил. - Даже моя смерть не
спасет ее.

- Кто говорит о вашей смерти?! У нас ночь и день впереди. Мы с Мартином
сделаем все, что сможем. Утрите слезы, сенатор. Мердок не Корсон Бойл. И
не вызывайте никаких адвокатов, пока не получите от меня вестей.

С этими словами я покидаю палату.

На улице меня поджидает встревоженный Мартин. Из дома сенатора я
позвонил в "Омон" и, не вдаваясь в подробности, попросил его срочно
приехать к больнице.