оставляют здесь некую границу между прошлым и будущим, и что не раз им еще
захочется придти сюда, не для того, конечно, чтобы войти внутрь, а чтобы
постоять на тротуаре и ощутить, как касается щек, лба, ноздрей жар
невидимых костров и запах сухого дерева, обращающегося в пепел. Они
почему-то не стали ждать автобуса и пошли в сторону города пешком. В
памяти сами собой возникали слова, они рождались будто бы в нем самом и
сейчас, хотя Р.М. читал их очень давно, записал когда-то, а потом забыл
прочно, без надежды вспомнить.
церкви. Люди обходили их стороной, осеняли крестным знамением в надежде,
что нечистая сила сгинет, но в этот полуночный час, когда все смрадное
выходит из подземелий, победить нечисть было трудно. Ведьмы начали свой
хоровод, взявшись за руки, и был он странен, как все дьявольское. В
полночь раскрылись церковные двери, и на погост вышел отец Иероним, глаза
его горели, дьявол вселился в него. Он вел за руку Агнессу, ведьму,
которую днем раньше препроводили для суда божьего и людского. Агнесса
вырвала свою руку из руки пастыря и вступила в круг. Долго смотрели со
страхом жители близлежащих кварталов на оргию, и никто не смел
приблизиться, не смел разорвать бесовский хоровод. Лишь когда крикнули
первые петухи, ведьмы ушли. Прихожане увидели отца Иеронима, лежащего на
камнях с лицом, обращенным к небу. Тогда отправились люди к домам бешеных
блудниц, но не застали никого. Пусты были дворы - ни ведьм, ни детей их,
ни стариков. Все сгинуло от утренней зари, будто и не было..."
прелестная панорама: вплотную к шоссе подступали мазутные лужи, в которых
уныло стояли заброшенные буровые станки без вышек. Запах был тяжелым,
машины прорывались сквозь этот участок дороги на большой скорости, а идти
здесь пешком было поступком, достаточно безрассудным для каждого, у кого
еще не атрофировалось обоняние. За пустырем начинались заводы:
переплетения серебристых труб, пальцы газгольдеров, шары нефтехранилищ. Из
трех высоких труб вырывались столбы пламени, будто вечный огонь у
памятника неизвестному конструктору.
по ту сторону мазутного заповедника. Они повернули назад, и в это время к
остановке подкатил автобус.
будто рядом с ним лежал умирающий.
половина десятого.
Хотел бы я знать, что он сейчас делает.
что тот способен.
воздух в салоне немного очистился, - возьми меня к себе в помощники, я
ушел из обсерватории.
наблюдений и расчетов.
инженера до простого. Научный стаж - кошке под хвост. Почему я должен
заниматься технической работой, когда эти неучи... Ну, ладно. Я еще
повоюю, но для этого нужна свобода маневра. Жаловаться нужно повыше.
Кругом перестройка, а у наших академических чиновников самый разгар
застоя. Сдвиг по фазе.
тебя в голове перепуталось... Я буду спрашивать, а ты отвечай. Почему взял
рисунки и пошел из дома?
одна странность. Мама не слышала звонка. Она спит около телефона. Я
подхожу, спрашиваю: почему не берешь трубку? А что, звонили? - говорит. В
общем, женский голос назвал меня по имени, попросил взять рисунки и срочно
ехать в психушку.
не было.
материального единства мира...
начала... объясняешь? Ты ведь думал.
по алгоритму туда-сюда... Девушки, ведьмы - канал связи с иной
цивилизацией.
диссертацией, больше пользы...
алгоритма.
начала до конца, расскажешь.
раз. Должны быть иные решения, как бывало всегда, нужно опять и опять идти
по алгоритму, отыскивать противоречия, отсекать, отсекать... Должно
остаться единственное решение. Через пришельцев он тоже прошел - быстро,
без остановки, сразу обнаружив противоречие. Осталось единственное... Это
плохо. Он думал, что это хорошо, но это плохо на самом деле. Где-то что-то
он пропустил. Или недодумал. Хочется верить, что анализ был верен, и это
тоже плохо, когда хочется именно верить, значит, недостает чего-то
неуловимого в доказательстве. А четкость нужна беспредельная. Потому что
это не гипотеза - это люди. Господи - девушки! Можно ли вывести их из
этого... А захотят ли они - выйти?
Они уже проехали станцию метро "Шаумян" и приближались к железнодорожному
мосту, здесь нужно было выходить, до дома оставалось три квартала, можно и
пешком.
одураченный Родиков, которого даже ударили (женщина!), заставили делать
вовсе не то, что он хотел...
открыл дверь и замер на пороге, прислушиваясь. В квартире стояла гулкая
тишина, слышно было, как в туалете стекает в бачок вода. Затопал Гарнаев,
и тишина взорвалась, выбежали Таня с Галкой, жена даже целовать бросилась,
видно, перенервничали обе. Но Родикова, судя по всему, в квартире не было.
как на официальном приеме, сидели Тамара с Леной.
посреди улицы? Леночка... с тобой все в порядке?
помещались, и Таня потребовала, чтобы все перешли в столовую. Здесь тоже
было тесновато, но расселись, и чай оказался готов, и бутерброды с
копченой колбасой. Р.М. только сейчас ощутил голод и начал есть, запивая
чаем и растягивая удовольствие. Он смотрел на Лену и постепенно понимал,
что она - вовсе не та девушка, которую он впервые увидел вчера и которая
показалась ему забитой и задвинутой на последний план ее энергичной
матерью. Лена сидела, спокойно положив на стол руки, глядела на Романа
Михайловича, чуть наклонив голову, едва приметно улыбаясь, хотела что-то
сказать, он чувствовал это. Он спросил ее сам - глазами.
минуты, когда он рассматривал свой слайд-фильм.
кабинете. И ничего не помнит...
двадцать лет назад...
называется. Спросил, не подумав.
А иногда это - счастье. И больше ничего не нужно. И... Никогда не понять,
как это будет в следующий раз.
рисунки - катализатор.
будет легче... мы так думаем...