Чтение 32–й страницы книги ~Запретный мир~

оказалось в деревне! Трудно и мучительно. Казалось, он умрет если не на этом
шаге, то на следующем. Старого чародея шатало, как камыш на ветру, жизнь и
смерть продолжали сражаться в его теле, жизнь побеждала, но смерть еще не ушла
совсем, лишь затаилась, готовая рвануться и схватить ускользающую добычу. Не
следовало идти сейчас... Но дедушка не хотел ждать, и Юмми смирилась. Сейчас
она заглаживала свою вину.

Вдобавок нельзя было попасться на глаза Растаку... прежде главного
дела. Потом -- сколько угодно. Ох, озлится вождь, да поздно будет!..

Она не думала о том, что сделает Растак с нарушителями его приказа.
Поднимется ли рука вождя на старого чародея и заодно на его ученика, нет ли --
ей было все равно.

Скарр то шел сам, почти не поддерживаемый, то повисал на руке всем
весом. Пока доплелись до ближнего пастбища, куда Растак недавно запретил
пастухам гонять овец, Юмми выбилась из сил. Пот заливал глаза.

Пусть сгинут чужаки. Конечно, жаль терять такого могучего бойца, как
Вит-Юн, однажды уже спасшего племя Земли, да и рыжего Юр-Рика жалко до слез, а
что поделаешь? Таков закон, и не ей его нарушать. И не Растаку. И даже не
дедушке. Ну почему ловкий и смешливый парень Юр-Рик не родился в племени Земли
или хотя бы у соседей -- но в привычном мире, не в Запретном?.. Жизнь
несправедлива, если у нее жестокие законы. Но если закон говорит, что
Запретному миру нет сюда хода, значит, хода не будет. Так надо. Так сказал
дедушка. Иначе случится большая беда...

И все же она отвернулась, чтобы не выдать слез, подавая дедушке
вторую малую стрелу, предназначенную для Юр-Рика...

* * *

-- Ты чего, дед, ошизел? -- вопил Юрик, приплясывая, сося битую игрушечной
стрелой кисть и выплевывая розовые плевки. -- Совсем уже, да? В детство впал, в
войну не наигрался? А если бы глаз выбил, козел?! А ежели я тебя за такое по
тыкве?..

Витюня раздраженно ворчал и ворочался, просовывая ноги в валенки. Ему
попало в правую щеку. Стрелка с каменным наконечником выпала из ранки сама.
Такой стрелой и курицу не убьешь... Щеку пробило не насквозь, но внезапная боль
заставила подпрыгнуть. Почуяв кровь, громче загудели слепни.

"Морду бить за дурацкие шутки", -- решил Витюня, нахлобучивая ушанку
и берясь за лом.

Но кому? Вот этому дедку, что еле-еле стоит на ногах? Гм...

В последние дни Витюня стал понемногу признавать правоту Юрика: этот
мир был населен странными людьми, но, по-видимому, отнюдь не сумасшедшими.
Просто думают они по-другому... По-другому, оказывается, тоже можно. Однако
этот старикашка с детским луком, обряженный в балахон и отороченную шерстью
маску, расписанную бездарным абстракционистом, наверняка был заурядным
сумасшедшим!

С ломом в напряженных руках Витюня постоял перед стариком без всякого
толку. Бить дедулю -- рука не поднималась. Вызвать бы ему санитаров...

Да вон же они бегут! С вождем!

Витюня приободрился. И зря: пятеро подбежавших, среди которых и
вправду собственной персоной находился вождь, внезапно остановились как к земле
пришпиленные. Даже Юрик перестал сосать ладонь и браниться. Нюх на необычное у
него был отменный...

Рывком, словно молодой, дряхлый колдун сорвал с лица страшную харю.
Он безмятежно улыбался.

И сам вождь, чья выпирающая буграми мышц грудь ходила ходуном после
сумасшедшего бега, вождь, с риском потерять лицо примчавшийся сюда, словно
мальчишка-гонец, и все-таки опоздавший, стоял столбом, разинув рот и явно не
зная, что делать. В великом гневе он смотрел на старого колдуна и в не менее
великим ужасе -- на Юрика, Витюню и две окровавленные стрелки, валяющиеся на
примятой траве.

Его не спасти! Ему смерть суждена...

А.К.Толстой

Глава 17.

-- А я тебе говорю, не было никакой отравы! -- горячился Юрик. -- Пятые
сутки пошли -- и хоть бы хны. Живы и не кашляем. Не может у туземцев быть
медленного яда, да и не нужен он на стрелах! Разве только что-то
бактериологическое -- но опять-таки зачем? Не-ет, тут другое... Да перестань
жевать!

-- М? -- спросил Витюня, отправляя в рот очередной кусок сушеного
мяса. -- Шо ты шкажал?

-- То и сказал, чтобы ты не чавкал. Думать мешаешь. -- В возбуждении
Юрик бегал по землянке, натыкаясь на стены. -- Ну, допустим, трупный яд... --
Он пытливо ощупал себя, скорчил мину великого сомнения и затряс головой. -- Не,
вряд ли. Мы бы тогда, наверное, уже что-то почувствовали... Слышь, бытыр... У
тебя температура есть?

Витюня потрогал лоб и отрицательно промычал.

-- У меня тоже нет. Ранка, сам видишь, не воспалилась, болячка как
болячка. У тебя, гляжу, тоже. Да я ту стрелку на всякий случай сразу понюхал --
и ничего, то есть вообще никакой тухлятины. Хм... Может, и вправду инфекция
какая-нибудь?

-- Какая еще инфекция? -- недовольно спросил Витюня, отправив в
пищевод прожеванное мясо. Очень ему не нравился этот разговор. Особенно во
время еды.

-- А я знаю? Ну, чума там, проказа, сифилис...

Витюня насупился.

-- Сам ты...

-- А что? Разумная гипотеза. Вот еда, например. Раньше ее нам как
носили? А теперь? Я сегодня подглядел: пришла на цыпочках старая какая-то
карга, поставила горшок и кувшин у порога -- и шасть! Таким галопом учесала, я
думал, помрет на бегу старушенция. Боятся нас, понял? До смерти боятся.

-- И раньше боялись, -- прогудел Витюня.

-- А вот шиш тебе! Раньше боялись и уважали. Даже любили, пожалуй. Ты
вспомни: чего не попросишь -- тащат, и рот до ушей. А теперь -- боятся! Ты
наружу-то сегодня выходил, кроме как в сортир?

Витюня покачал головой.

-- А вчера и позавчера? Тоже нет? -- Юрик на вздохе поднял глаза к
потолку. -- Ну, тормоз -- он тормоз и есть. Кран этого, как его... Вестингауза.
А я сегодня не только по деревне прошвырнулся, но и на "полигон" сбегать успел,
понял?

-- Ну? -- спросил Витюня.

-- Гну. Как и вчера. К кому в хату ни зайдешь -- везде полный ужас. В
глаза не смотрят, под шкурами прячутся. Один из-под шкуры в меня рогатиной
тыкать придумал, чуть брюхо не пропорол, урод... На улице то же самое. Слышу --
голоса, иду туда, а аборигены -- фр-р-р в разные стороны. Как тараканы. Мальца
одного издали пальцем поманил, так тот со страху, по-моему, обделался -- и
сразу в рев... Собаки тоже что-то чувствуют, наскакивают -- еле дрыном отбился.
К вождю потопал -- так у него теперь охрана. Копья наставили, рожи зверские, а
сами в коленках дрожат. И на "полигон" снова никто не пришел...

-- Сам ты инфекция, -- мрачно изронил Витюня.

-- Стало быть, не веришь? -- ухмыляясь, спросил Юрик. -- Ты на
болячку свою погляди внимательно... Не знаешь случайно, каков из себя твердый
шанкр?

Витюня с рычанием начал подниматься с лежанки.

-- Брек! -- закричал Юрик, отскакивая к двери. -- Ну ты, блин, совсем
уже шуток не понимаешь... Раньше времени-то не дергайся. Беру, беру свои слова
назад, успокойся... Гипотеза, положим, складная, только вот какое дело: не
проходит она, батыр. Чушь, а не гипотеза. Во-первых: какой колдуну смысл
заражать нас бациллой и оставлять в деревне? Да мы их тут всех перезаразим, не
уберегутся же!.. Во-вторых. -- Юрик выставил два пальца. -- Прикончить нас с
тобой, если уж на то пошло, старикан мог и проще, скажешь нет? Сыпанул бы
чего-нибудь в пиво -- и привет...

Витюня, только что сграбаставший со стола кувшин, поперхнулся и глухо
зарычал.

-- Тихо! -- упредил Юрик, отгораживаясь от Витюни ладонью с болячкой.
-- Ты следи за мыслью, батыр. Я не говорю, что сыпанул, я говорю -- мог бы...
Так? Тогда чего он достичь-то хотел? Кому как, а мне сплошные непонятки. Да еще
этот языковой барьер... А то прижать бы кого-нибудь как следует, он бы нам все
выложил, а? Как думаешь?

Витюня мрачно пил пиво.

Не дождавшись ответа, уставший бегать Юрик повалился на свою лежанку
и, к удовольствию Витюни, некоторое время лежал молча, положив под голову
кулак. Видно, обмозговывал какую-то особенно затейливую мысль.

-- Слышь, фельдмаршал, -- сказал он наконец. -- Пошли прогуляемся.
Только лом возьми.

-- Зачем?

-- Клин клином, говорят, вышибают, а дурь -- ломом. Лома местные тоже
боятся. Пойдем, поймаем кого-нибудь...

-- Копьем, что ли, давно не протыкали? -- Витюня перевернулся на
другой бок.

-- Я серьезно, Вить... Риск -- благородное дело. "Языка" надо брать.
Пусть объяснит что к чему -- сами мы, боюсь, не допрем...

-- Не пойду.

В этот момент Витюня даже не осознал: рыжий надоеда едва ли не
впервые назвал его по имени!

-- Спорим -- пойдешь?

Витюня не успел узнать, какую каверзу на его голову выдумал Юрик --
шкура на двери шелохнулась, впустив в землянку чью-то тень в багете из
солнечного света. И сейчас же тень негромко произнесла: