его Старик. - Разве не так? - и он улыбнулся еще умильнее.
вдруг сразу потеряло смысл. Что толку теперь бежать на ту сторону, в
Реальный Мир, в человеческую жизнь? Как он сможет ходить по той земле
после всех гадостей Корпуса? Можно, если повезет, удрать от Санитарной
Службы, но от себя-то не удерешь. Получается так, что некуда. Мысли о
Корпусе станут жечь его точно раскаленные иголки, и никуда от них не
деться - такое не забывается. Потому что Корпус останется позади, словно
муторный сон. А разве изменишь что-нибудь в отлетевшем сне?
Еще, чего доброго, подумают, с мозгами у него неполадка. Нет уж, вот
только встреч с психиатром ему и не хватало.
какую-нибудь байку, это несложно. Легенду, как у разведчиков в
неприятельском тылу. Как у разведчиков. Да... Или просто сказать, что
память отшибло? Вот и придется теперь врать, врать, и следить за собой,
чтобы не запутаться в собственном вранье.
коричневым бархатом стены классов, суетящиеся Наблюдательницы в своих
дурацких серых балахонах.
гадостью занимается. Да и им тоже, наверное, казалось, что все путем. А
попробовал бы кто-нибудь не подчиниться! Недаром же их, Помощников, учили
Боевым Методам. От бунтаря осталась бы мокрая лепешка. И кроме того,
Наблюдательницы. Для того они и поставлены - блюсти. Неподчинение
Помощнику по Группе - это же такое ЧП! Даже если бы нашелся кто-нибудь
наивный, быстро бы наивность утратил. Пороли бы идиота ежедневно перед
всей Группой. А то и на Первый Этаж, если еще в чем засветится. Вот как
того же Саньку. Мелочь ведь, тетрадный листок в клеточку, несколько строк,
написанных его, Костиной, рукой. Мусор, можно сказать. Веником бы его да в
совок. А Васенкин из-за рапорта уже _т_а_м_.
делаешь, дубина! Да и не хватать его надо было, если по правде, а лупить
безжалостно, как сидорову козу. Чтобы мозги пропылесосить. Другого он
тогда бы и не понял. Вот Белый - внушал, внушал, а что толку? Разве он его
послушал?
слишком поздно. Саньку с Первого уже не вернуть. И не стереть боль и слезы
других. Слишком поздно дошло. Наверное, потому и Белый больше не приходит.
И значит, из этой слепой дыры придется выползать в одиночку.
ржавая игла. Которая временами раскаляется. И никак ее не вырвать, никак
не избавиться. Да и стоит ли избавляться? По справедливости, так и надо.
Сам виноват - сам вот теперь и мучайся.
холодные, сырые камни. Ход постепенно понижался, и, чтобы не набить шишек,
пришлось идти согнувшись в три погибели. А вскоре ничего другого не
осталось, как опуститься, словно обезьяна, на четвереньки. И за камни
теперь приходилось цепляться изо всех сил - ход чем дальше, тем круче
уходил вниз, на глубину, и не будь здесь мокрых, режущих ладони камней -
Костя давно бы покатился туда. А пока - ничего. Кое-как можно двигаться.
Правда, мешался фонарь - некуда было его присобачить, и правая рука к тому
же занята. Жаль, нет веревки. Сейчас бы привязать фонарь к груди - и жизнь
оказалась бы светлой и прекрасной.
отовсюду - и сочилась со щербатого, усеянного мельчайшими белыми
кристалликами потолка, и густым туманом стлалась внизу, и мутными меловыми
струйками стекала по стенам.
от речного дна, так откуда же взяться воде? Это во-первых. А во-вторых,
дальше пещера может оказаться затопленной. И что тогда? Нырять? Он не
рыба, он под водой дышать не умеет. Назад не вернешься. Идти вниз, в воду
- самоубийство. Ну, потонет он, а кому от этого станет лучше? Но нельзя и
ничего не делать, сидеть на камнях и ждать у моря погоду - замерзнешь не
хуже, чем в том карцере. Да и от голода в конце концов загнуться можно.
можно и сидя, но лучше уж идти. Если он сделает все, что сможет - неужели
не случится ничего такого? Обязательно должно случиться! Костя и сам не
понимал, откуда взялась в нем такая уверенность, но она была. И лишь она,
слабенькая эта надежда, заставляла его ползти вперед, сжимая в правой руке
слабеющий фонарь.
исполинской рукой выбило у него из-под ног. Еще секунду назад Костя лез по
мокрым, скользким камням - и вот уже покатился в какую-то темную бездну.
Фонарь выпал из ладони и, точно искорка от костра, полетел вниз. Скоро
искорка исчезла из виду, и Костю обволокла густая, плотная темнота.
Впрочем, страшнее темноты были камни. То и дело он вздрагивал от коротких
злых ударов. Почему-то вдруг подумалось - он станет пятнистым как жираф,
столько синяков уже заработал.
показались обезумевшей вечностью. Вскоре Костя уже летел сквозь черноту,
раздирая ее своим сжавшимся телом и слыша тонкий свист рассекаемого
пространства. Волосы на голове шевелились, точно наэлектризованные.
быстро.
барахтается в ледяной воде. Она обожгла тело как пламя, и Костя едва
удержался от крика. Ведь это было бесполезно - кричать. Кто услышит его
здесь - в огромной пустой пещере? Тут царила древняя, первобытная тишина,
и нарушали ее лишь беспорядочные Костины всплески. Нет, помощи ждать не от
кого. А долго ли он сам продержится? Тем более, что куртка и брюки стали
вдруг невероятно тяжелыми, как рыцарские латы, и тянули его вниз, в
мертвые глубины.
это было неважно. Куда-нибудь. Мышцы сводило от холода, зубы ныли, сердце
колотилось, скакало в груди точно футбольный мяч, который пацаны чеканят
об стенку. А в голосе - абсолютная пустота. Никаких мыслей.
сможет работать руками. Руки сделались мертвыми, чужими, они тащили на
дно, словно к каждой была привязана пудовая гиря. Вскоре левая рука
отказала. Полностью. Значит, все, приплыли. На одной правой не вытянуть. И
Костя перестал грести - бесполезно.
глубину, и не оставалось сил даже набрать в легкие воздуха. Еще секунда -
и...
оцепенении он пошел вперед, вытянув руки, точно боялся обо что-нибудь
удариться.
уже и по колено - долго-долго, бесчисленные сотни шагов, пока, наконец,
хлюпанье не прекратилось - пошла твердая почва.
подземной рекой камни. Не было ни сил, ни желания двигаться дальше. Перед
глазами плыли желтые круги, маячили бесформенные пятна, они постепенно
стягивались в ослепительно-яркую точку, потом, словно остывший уголек, эта
точка начала гаснуть. Все заволокло серой мутью.
знать, вцепился в кожу ледяными когтями, как тролль из какой-то
полузабытой книжки.
выплясывали нервный ритм, лоб стягивало железным обручем.
разрастались, множились - и вот пробили каменную корку безразличия.
Сначала Костя понял, что надо что-то делать, и побыстрее. Стоять на одном
месте - смерть. Замерзнет - и вся недолга. Потом он догадался скинуть
мокрую одежду. Все равно сейчас не было никакого толку от этих липких
тяжелых тряпок. Только лишний груз.
что не хватало сил. Тогда он, оставшись в одних трусах, скомкал брюки и
майку, вылил воду из ботинок и обвязал все это рубашкой. Получился
здоровенный и довольно тяжелый узел. Костя едва не выронил его - пальцы на
замерзших руках сгибались с трудом.
себя приседать до изнеможения, потом отжиматься на кулаках и прыгать.
Сперва пришлось напрячь всю оставшуюся волю, но потом многолетняя привычка
взяла свое - и вскоре стало гораздо теплее. Острые когти холода разжались.
Можно было идти вперед.
шаг, и он упрется в какую-нибудь стену. Или врежется лбом в затаившийся
выступ на потолке. Да к тому же и узел с мокрой одеждой оттягивал руку -
чем дальше, тем сильнее. Косте не раз уже хотелось его выкинуть. На фига
он сдался? Главное, выйти на ту сторону, а там он уж как-нибудь
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Перумов Ник
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Распопов Дмитрий