ходили, туда и обратно, и я, страшно злясь, смотрел на это все и вспоминал
наши похороны, и видел, какая злая пародия эти похороны на те, наши. У нас
в архиве хранятся маленькие керамические контейнеры, в которых спрятаны по
пряди волос каждого из нас и по фотографии. И если человек гибнет там,
откуда его тело доставить нельзя, то контейнер помещают в печь, а потом
пепел пересыпают в урну, и урну эту ставят в колумбарий... и мне всегда
казалось, что это правильно. Солдаты отдали честь предпоследней могиле, но
возвращаться к самолету не стали, а попрыгали в последнюю и оттуда,
изнутри, стали засыпать себя землей. И глухо, как из-под толстого слоя
войлока, стали появляться отдельные звуки музыки, выстраиваться в нечто, и
вдруг это нечто явилось целиком: спит гаолян, ветер туман унес, на
сопках...
- я знал это каким-то десятым чувством, спинным мозгом, кожей... Из окон
цедился голубовато-серый полурассветный свет. Рука сама скользнула под
подушку, достала пистолет: "столяров" калибра двенадцать и семь.
Медленно-медленно, чтобы не повредить тишину, я оттянул и вернул на место
затворную раму. Мягкие, кошачьи шаги за дверью: два шага, еще один...
стоп. А вдруг это Вероника... с пьяных глаз... вот смеху-то будет... Еще
два шага - под самой дверью. Нет, не Вероника: она пришла бы босиком или в
туфлях на высоком каблуке, а здесь что-то легкое, типа теннисок... Дверь
медленно, по миллиметру, стала приоткрываться. Ну, смелее, смелее... В
образовавшуюся щель просунулась рука с темным квадратиком в пальцах -
зеркальце, догадался я. Зеркальце поворачивалось, сейчас тот, кто за
дверью, увидит меня... Я выстрелил в стену - туда, где, по моим расчетам,
были его колени. Не теряя времени, я вылетел за дверь. Кто-то слабо
ворочался на полу, и кто-то другой удирал вниз по лестнице. Я прыгнул
через перила, сократив себе путь на два лестничных марша, но не достав
убегавшего - он был быстрый, как крыса. Когда я выкатился на крыльцо, он
уже стоял шагах в десяти, ловя меня стволом. Сделать тут ничего нельзя
было, пришлось бить на поражение. Дульная энергия у "столярова"
колоссальная, парня отшвырнуло шагов на пять. Тут же на дороге появилась
набирающая скорость машина. Я успел упасть - очередь прошла выше.
Зазвенели стекла. Я дважды выстрелил вдогон - заднее стекло покрылось
густой сеткой трещин. Из машины больше не стреляли. Через секунду она
скрылась за поворотом. Я подошел к убитому. Очень короткая стрижка, очень
молодое лицо. Дыра в груди, крови почти нет. Немного в стороне, отлетел
при ударе - "парабеллум" образца тысяча девятьсот девятнадцатого...
- а что, если и вправду - мертвая? Если они успели?.. Нет, слава Богу.
Просто у меня после стрельбы вата в ушах. Вот они все, мои дорогие... что?
Нет, там все в порядке. Что? Ох, дьявол... Я поднялся по лестнице. Вот он,
лежит. Тоже мальчик, тоже короткая стрижка... ноги превращены в кровавое
месиво, особенно колени... и маленькая треугольная дырочка над левой
бровью. Осколок то ли кирпича, то ли пули... наповал. Все.
Все целы? Все, все, Витю только стеклом немного порезало, немного, ничего,
заживет... заживет как на собаке, верно я говорю? Дети? Ничего, ничего,
поплачут и успокоятся, ничего... Игорь, тормошит меня за плечо дед, тут
такое дело... полицию надо вызывать. Надо, тупо соглашаюсь я. Так лучше
бы, чтобы это все я сделал. Я хозяин, имею право... Да, дед, соглашаюсь я,
да вот поверят ли? Поверят, вон сколько свидетелей. А ты пока у Дитера
пересидишь, Вероника тебя свезет... свезешь, Вероника? Я смотрю на них
всех - будто больше никогда не увижу. Бледная, как стена, и очень
решительная Стефа, ей некуда уходить отсюда, это ее земля...
дробовик-многозарядку она держит чуть небрежно, как вещь привычную. Дед -
пергаментно-коричневый, глаза светятся, как у кошки, опирается на ручной
пулемет неизвестной мне системы: откопал, наверное, на своих полях. Дитер,
очень деловой, спокойный, подтянутый. Один револьвер в руке, два за
поясом. Ольга: спавшая с лица, заплаканная, готовая на все. На плече
двустволка. Даша и Витя, Витя в крови и бинтах, прижимает к лицу пятнистую
тряпку. Оба с МП-39. Тоже, наверное, откопали... Ребята, говорю я, они не
вернутся. Они меня искали. А теперь - все. Как знать, говорит дед. Ты
поезжай лучше. Поезжай. С полицией мы сами все уладим. Верка, возьмешь
мотоцикл - и вдоль речки, чтоб вас никто не видел. Да, дядь Вань. Ну,
Игореха, обнял меня дед, спасибо тебе. Мы-то спали, как сурки - я, старый
филин, и то спал. Сейчас, дед, сказал я, сейчас, надо еще посмотреть... Я
склонился над убитым, проверил карманы его парусиновой курточки. В правом
боковом лежал пружинный нож, очень хороший золингеновский нож. В левом
боковом - штук пять пустых пластиковых мешочков. А в левом нагрудном - моя
фотография шесть на девять...
и никак не мог понять, откуда она такая. Потом вспомнил. Нет, дед, сказал
я, ничего не меняется, давай играть как задумали. Это я все забираю... А
это? - подняла с пола Вероника. А, зеркальце... нет, это что-то другое.
Какой-то прибор... непонятно. Тяжелый металлический квадрат примерно семь
на семь, с одной стороны матовое темно-серое покрытие, с другой - полоска
жидкокристаллического индикатора. Интересно... ну, очень интересно.
фотография с медицинской карты... Да, господа, неладно что-то в Датском
королевстве...
из слишком ярких предпосылок...
второго убитого. У него тоже была моя фотография и пара тонких резиновых
перчаток. Дитер, расстроенный, ходил вокруг "испано-сюизы". В нее попало
несколько автоматных пуль. Да заварим, сказал Виктор, пригоняй ее сегодня
к нам. Сто двадцать тысяч мне за нее предлагали, сказал Дитер, не взял. Ну
и правильно, сказал Виктор, деньги что - тьфу, и нет их, а это надолго.
Так что заварим, закрасим - с лупой не найдешь, где дыры были. Спасибо,
Виктор, я видел, как ты варишь - это высокий класс, сказал Дитер. Поэтому
я не расстраиваюсь. Вероника подкатила на легком "тиере", похлопала по
сиденью: садись. Витя, сказал дед, дай Игорю пока свой автомат - мало ли
что. Виктор протянул мне МП и запасной рожок. Спасибо, сказал я. Пустяки,
сказал Виктор и отошел. С Богом, сказал дед. Вам того же - я помахал
рукой.
чем-то густым и высоким, выше колена - пшеницей, ячменем?.. Мотор глухо
рокотал, во все стороны летела грязь. Ноги мгновенно промокли. Крепче
держись, не болтайся! - крикнула Вероника. Я забросил автомат за спину и
обнял ее обеими руками. Теперь другое дело! Она повела плечами и добавила
газу. Мы неслись к извилисто тянущейся через поля полосе черемуховых
зарослей.
Жопу бы хоть прикрыла, валяешься, как не знаю кто.
косая какая, тогда уж...
Сверзились мы таки в речку, не миновали.
звали. Ладно. Все тихо у вас?
ходят. Дохи только шить из таких сторожей.
Он-то спит?
окну.
пчелы. На солнцепеке расстелен был выгоревший брезент, на брезенте в
соломенной шляпе лежала Вероника. Смотреть на нее было одно удовольствие.
Рядом, опираясь на какой-то столб, стоял дед и ехидно щурился.
старый пердун уложил двух бандитов... он их, кстати, узнал. Есть такая
группировка "Муромец" - так они из нее.
каких-нибудь пистолетчиков... хотя нужен-то им я.
миллионов. За такие деньги, сам понимаешь, и морду набить могут.
Ильин Андрей
Куликов Роман
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей
Ибсен Генрик
Сертаков Виталий