даже страх, словно еще верил -- калика ведет какую-то игру, вот-вот
откроется, подаст знак, по которому он, сэр Горвель, обязан беспрекословно
повиноваться. И он повинуется, как повиновался, когда ночной гонец показал
тайный знак и велел покинуть все нажитое таким трудом, украсть чашу и во
всю прыть вести в указанное место.
поэта. Философ ответил: за то, что все-таки пишет стихи, а не
разбойничает! В нашем разбойном мире служение любой идее лучше, чем
разбой, ибо это подразумевает иерархию ценностей, порядок, подчинение
законам, а не людям. Когда восточный деспот огнем и кровью покоряет
десятки соседних королевств и объединяет в огромную империю, то это
меньшее зло, ибо прекращаются кровавые войны между этими королевствами,
дороги очищаются от разбойников, купцы свободно перевозят товары,
караванные пути становятся безопасными, а мирные люди в деревнях не
страдают от внезапных набегов... Но восточная деспотия -- зло, и
европейские варварские королевства при всей грубости дают людям больше
свободы, чувства гордости, достоинства. Еще выше -- служение, как я уже
сказал, не королям, даже самым благородным, а благородной идее... Но, сэр
Томас, ты уже видел, что идея цивилизации хороша лишь в сравнении с
крайней дикостью!
рыцаря сразу изменилось, настороженность ушла, сменившись глубоким и
нескрываемым презрением. Плечи расслабились, он бросил короткий взгляд
через плечо, где за каменной грядой собрались мародеры, готовясь к
последнему натиску.
ноги, забыв про избитое камнями тело, охнул. Внизу в долине, уже покрытой
сумерками, издалека мчались трое всадников. Кони роняли клочья пены,
неслись в диком страхе, всадники прильнули к гривам, не оглядывались. В
полуверсте за ними виднелась надвигающаяся масса, Олег не сразу различил в
сумерках скачущих коней, а на них -- полуголых звероподобных людей с
развивающимися черными волосами.
множества сухих неподкованных копыт. Мародеры повернулись к долине. Томас
наконец подал голос:
Заходящее солнце заблистало на лезвии, яркие блики посыпались в темную
долину. Горвель с удивлением и тревогой косился на меч в руках паломника,
дивясь его величине и той легкости, с которой странный спутник сэра Томаса
размахивал грозным оружием.
мародера, оставленного с конями, тот растерянно завертелся, удерживая
испуганных коней, наконец догадался вскочить в седло, но лишь подобрал
поводья, как налетела визжащая орда, заблистало множество узких сабель.
Несколько конных хазэров продолжали погоню, постепенно настигали убегающих
-- хазарские кони выглядели намного легче.
всадников внезапно спрыгнул с седла, упал, перекатился через голову,
быстро вскочил и начал карабкаться вверх по склону горы. Двое спрыгнули
следом, оставили коней, побежали по косогору на четвереньках наверх, часто
перебирая руками и ногами.
рыцарями и паломником, растерянно завертелись как вьюны на горячей
сковороде. За тремя беглецами тут же бросились в погоню, оставив коней,
полуголые дикари. Мародеры оказались на их пути, и двое, мгновенно приняв
решение, выскочили из-за укрытия и, прежде чем Олег успел бросить меч и
схватить лук, ринулись в сторону и пропали между камней -- лишь загремела
галька под тяжелыми сапогами. Один из мародеров, коренастый, с оперенным
шлемом и обнаженной грудью, повернулся к расщелине, крикнул:
хазэров; их пустилось в погоню за тремя беглецами десятка два, остальные с
гиком и свистом носились внизу у подножья.
Томасу открыть рот.-- Вы между молотом и наковальней. Мы сверху посмотрим,
как с вас сдерут шкуры, вытащат кишки, перебьют кости... Умирать будете
очень долго, хазэры это делать умеют. И любят.
вами проделают то же самое, верно?
вожаком поспешили наверх. В спину им несся страшный звериный вой
настигающих хазэров. Томас задохся от возмущения, густо покраснел, глаза
его вылезли на лоб:
мерзавца, в далеком прошлом он был храбрым рыцарем, но этих... этих...
бегут похуже!.. Клянусь Святым Граалем, твой странный паломник их тоже
возьмет под крыло.
его шайки. Их лица были изнуренные, в потеках грязи, у заднего волосы
слиплись от засохшей крови и торчали гребнем. Но все трое сохранили сабли
и кинжалы, из-за плечей у всех высовывались луки и колчаны, полные стрел.
готовности к любым неожиданностям, спиной прижался к обрыву, меч блестел в
руке, но смотрел неотрывно на паломника, всем видом показывая, что он
всего лишь закованный в латы воин, а руководит и отвечает за все это очень
уж святой паломник.
расщелины, они сразу повиновались -- бывшие солдаты! -- встали там с
обнаженными мечами, сомкнув щиты.
выкрикнул сипло:
повернулись к подножью. Хазэры согнулись, как пауки, и бежали наверх
довольно споро, часто перебирая ногами и руками, камни сыпались из-под
ног.
а луки у них дешевые, сделанные в селах для охоты, стрелы вовсе
неоперенные, неприцельные. С двадцати шагов попадут, и то хорошо.
не самым задним, тут же кончиками пальцев молниеносно достал другую
стрелу, воткнул прямо в глаз следующему, затем -- третьему, четвертому...
всякий раз выбирая дальних -- ближних достанут разбойники.
двадцати хазэров успели добежать до расщелины, мародеры выпрыгнули
навстречу. Заблистали кривые мечи, под ноги Олегу упала отрубленная по
локоть рука. Тонко кричали хазэры, матерились мародеры. Томас и Горвель
бросились на помощь, но подоспели в тот момент, когда последний хазэр
рухнул, разбрызгивая кровь, на трупы соплеменников. Мародер с обнаженной
грудью оскалил зубы в свирепой усмешке, крикнул Олегу:
Олег вскарабкался на каменный уступ, внизу у самого подножья вертелся на
коне огромный полуголый дикарь. Его лицо было разукрашено цветной глиной,
в руке сверкала сабля.
куста.
нами.
мародеры умело развели костер на видном месте. Когда из лагеря хазэров
начали подниматься сизые клубы дыма -- с разными интервалами, -- Олег
накрыл огонь ветками, убрал, снова накрыл, выждал малость, сбросил в
сторону: зеленые листья скрутились в трубочки и густой дым грозил перейти
в огонь.
тесные группки, жарко спорили, бросали в сторону паломника подозрительные