было даже фотоаппаратов, а теперь большинство вовсе перешло на рисование по
экрану. Другие сшибают деньгу, быстро составляя коллажи из многочисленных
клип-макетов. На каждом сюдюке их десятки тысяч, а на продвинутом
дэвэдэшнике - миллионы. Всегда есть из чего выбрать по вкусу заказчика, а
при необходимости слегка подрихтовать тут же на экране, увеличить или
изменить пропорции, перекрасить, подсветить, изменить фон - все в течении
одной-двух минут. Берут за такую работу художники до смешного дешево,
заказчики довольны, но все равно такие художники зарабатывают совсем
неплохо. И Яне, с ее провинциальным стремлением все рисовать ручками, не
пользуясь щедрой коллекцией шаблонов, придется совсем непросто...
понимает, что провинциалке на художестве не только не разбогатеть, но и не
заработать на хлеб. Интересно, успел ли уже предложить более серьезное
покровительство? Чем просто разделить с ним место на койке? Вряд ли. У
самого протертые штаны и туфли с отваливающейся подошвой!..
телефон Алексея, она остановилась пожить у него, пока определится в Москве,
но можно выбрать время, когда Алексея наверняка нет дома, у него забот
полон рот...
второй попытки набрал номер. Дыхание остановилось, а вдруг Алексей дома,
телефон на том конце уже звонит и звонит, Крылов наконец оторвал трубку от
уха, как вдруг в мембране щелкнуло, сдавленный голос что-то пробормотал.
принадлежит Яне, заговорил быстро, торопливо:
телефону, но что б не делал, ты у меня перед глазами!...
из мембраны доносились только сдавленные звуки, после чего щелкнуло, связь
оборвалась.
раздраженно пикает трубка, виновато и с величайшей осторожностью понес на
рычажки.
оставляли полностью. Череп то трещал от напора, то пустел как метро после
полуночи. Кровь приливала тяжелыми горячими волнами, в висках начинали
стучать молотки, затем там же резко он начинал слышать в ушах звон незримых
колокольчиков....
грохотом, в голове мелькнуло, что разбудит деда, пальцы цапнули трубку,
метнули к уху:
чем раньше, тем лучше!
произнес:
провинции, я... могу и сейчас. У меня сейчас есть свободное время, так что
почему и нет?
Пушкину? Я слышал, что Алексей живет там близко в коммуналке?
минут.
минут?
минут я буду. Учти, я не опаздываю.
опаздываешь...
выскочил на середину дороги, остановил первого же частника, все сейчас
шабашат, велел гнать в Центр, прямо в Центр. Не куда-нибудь, а к памятнику
великому поэту. Если надо, то нарушая эти гребаные правила, он заплатит.
дело с провинциалом, что вырвался наконец-то в Москву, теперь у него
командировочное настроение, ему сейчас бабы, рестораны, казино...
внимания, это я так... сделка века намечается.
сферы повышенного внимания подшабашника. С самого крутого бизнесмена не
сдерешь так, как с самого мелкого командировочного из глубинки. Те все еще
по старинке сорят деньгами, а у бизнесменов вошло в моду демонстративно
беречь копейку. - Тады да... Щас приедем, в это время пробок нет. Или почти
нет...
Яны. Она подошла к мороженщику, что-то интересовалась, парень картинно
выпячивал грудь и все старался заглянуть ей за глубокий вырез. Мимо прошла
совершенно обнаженная девчушка, груди и ягодицах татуировка, он не обратил
на нее внимания, а Яну жадно раздевал взглядом.
Крылов открыл дверцу, когда машина притормозила, выскочил на ходу и
бросился в сторону памятника.
ее смеялись, пальцы деловито снимали обертку с эскимо на палочке.
Провинциалы всегда жадно лопают московское мороженое, Крылов знал.
шоколадный верх мороженого исчез, обнажился молочно белый столбик. Она
бесстыдно посасывала, слизывала с краев, глаза ее смеялись.
случилось? Ты так ответила... что я подумал...
гланды... Или в голосовые связки, не знаю. Собирался кончать, зачем
мешать?..
белый столбик входил в ее рот целиком, Яна слизывала со всех сторон быстро
тающие сливки, эскимо худело с каждый погружением в красный горячий рот,
такой влажный и такой, такой... такой!
кулаки, он, философ, чувствует в себе пробуждение зверя, Поспешно стиснул в
груди дыхание, в барокамере легких, опасно быстро растет давление. В
обычной жизни он чувствовал некоторое облегчение, довольно подленькое, как
признавался себе втихушку, если женщина кому-то да принадлежит. Ну там жена
сослуживца или вообще чья-то чужая жена, чужая любовница, а он просто
урывает себе от чужой законной собственности. Это и придавало ореол
казановы-робингуда, и не надо было брать на себя какие-то, хоть малейшие
обязанности. И его нисколько не задевало, что этой женщиной кто-то
пользуется еще, помимо него. Наоборот, это он пользовался чужим, запретным.
Это всегда возбуждало, пьянило голову, придавало романтичный оттенок. Но...
с Яной этого привычного чувства почему-то не возникло.
стараясь сделать это медленно, чтобы не взорваться. И чтобы не сжечь
горячим дыханием этот мир, не испугать Яну струей огня.
эскимо, а затем с горячим воздухом, раскраснелись еще больше, набухли, как
созревшие бутоны роз.
все-таки...
здесь язык как прилип к гортани, и даже то, что проделывает с нею Алексей,
не позволяет снять с нее ореол святости, с великим трудом выдавил:
Хочешь, покажу?