Чтение 32–й страницы книги ~Сумерки мира~

Только каменный. И на лице у меня застыло противно-величественное
выражение.

...А неба не было!..

Вместо блекло-голубого купола, отполированного шершавым ветром
пустыни, надо мной нависал серый потолок с какими-то странными фресками и
барельефами. Круглые окошки, напоминавшие бойницы, по капле цедили
солнечный свет - когда я выбирался из Зала, меня не покидала уверенность,
что наверху - день. И я не ошибся...

Понастроили, понимаешь... Не успеешь отлучиться лет эдак на пятьсот,
как обязательно апостолы понабегут и навалят кучу хлама... Стоп! Не хлама
- храма!.. И верно - храм, а посредине, значит, объект поклонения
собственной персоной... Геройский, надо сказать, объект: торс обнажен,
мышцы гипертрофированы, лицо искажено экстазом борьбы и, вообще,
довольно-таки злобная харя, а в победно вскинутых руках - два широких
блестящих ножа. Ну не то чтобы ножа, но штука хорошая, с понятием, - мои
старенькие манежные "бабочки", которые я ухитрился где-то потерять те же
пятьсот лет назад.

Так что стою я здесь давненько, стою и скалюсь на входящих. Каменный.
С "бабочками".

Храм был посвящен мне. Сколько ж это я в Зале просидел?.. М-да...
Спасибо тебе, Тидид, спасибо за слова твои горькие... Какое это, милые, у
вас тысячелетье на дворе?..

Ладно, скулить не время, лучше поглядим, что мои почитатели здесь
наваяли... Фрески добротные - умеют рисовать, и краски яркие, даже в
полумраке видать, - впрочем, мне не привыкать, как-никак столько времени в
сумраке Зала... Ага, кажется, вот и мои двенадцать подвигов... интересно,
я хоть парочку из них совершал или нет?

Да уж, оказывается, совершал... вон, крайний слева. Иду себе по
диагонали, злой и радостный, и тащу на плече издыхающее чудище с обломком
трезубца в чешуйчатой груди. Врете, апостолы хреновы, - трезубец-то как
раз на арене остался, а Даймон, когда я его в Мелх тащил, уже человеком
был. Но - мифология, что с ней поделаешь... художественный вымысел,
гипербола, метафора и прочая анафема...

Хотя Большую Тварь художник явно никогда не видывал. Те, кто ее
видели, те потом не рисуют. И рога у нее (у Твари, то есть) отсутствуют, и
морда не как у крокодила, а плоская и шире, ну и, понятное дело, дыма она
из пасти отродясь не пускала...

А пятиголовых змеев - этих даже я не встречал. И те, которые Я, -
тоже... Но местные, надо полагать, лучше знают - встречал и рубил, и
вполне успешно. А вот средняя морда змия мне кого-то напоминает...
Медонта, что ли?.. Что ж это получается: пять голов - пять Порченых жрецов
Согда?! Интересная аллегория...

Следующие восемь подвигов нагоняли тоску полным единообразием.
Ой-ой-ой, братцы и сестрицы, сколько ж я народу порубить успел, пока в
Зале отсиживался! Не покладая рук...

Скрипит дверь. В храме резко светлеет, солнечный бич хлещет по моему
изваянию и клинки в руках статуи вспыхивают то ли радостно, то ли зловеще.
Свет бьет мне в глаза, я щурюсь и различаю лишь темный силуэт на фоне
проема. Но меня человек явно видит. Ну-ка, ну-ка, правоверный, как тебе
второе пришествие?..

Человек дико визжит и принимается скакать, размахивая руками. С
минуту я тупо гляжу на него, размышляя о странности здешних ритуалов,
потом понимаю, что меня приглашают выйти из храма.

Приглашение становится все более настойчивым, у меня чуть не лопаются
барабанные перепонки, и я решаю не прекословить. Тем более, что в мои
планы не входит посвящать остаток Вечности созерцанию собственного
героизма.

Прошествовав к двери, я задерживаюсь на пороге и получаю увесистый
пинок от крикливого и мрачного туземца - и правильно, нечего зря пялиться
на чужие святыни. Видимо, статуя походила на оригинал меньше, чем мне
сгоряча показалось.

Я ускоренно покинул храм и снова прищурился. Не от пинка, конечно,
который пришелся совсем на другую часть тела, а от солнца, прочно забытого
мною в сиреневых сумерках Зала. Пора привыкать заново... и к солнцу, и ко
всему остальному...

Когда глаза мои обрели способность видеть, я обнаружил невдалеке
множество разноцветных кибиток, вокруг которых суетились темнокожие люди в
тюрбанах и халатах; а также выяснил, что под пальмами древнего Мелхского
оазиса пасутся банальные овцы и с десяток верблюдов. Один из них покосился
в мою сторону и меланхолично плюнул.

Кочевники. Храм. Кибитки. И стоят здесь не первый день и не в первый
раз - по всему видно. Овцы, опять же... И верблюды. Раньше ничего этого
тут не было. Кажется, жизнь успела сделать очередной виток.

А небо... небо все то же. Здравствуй, небо! Будем привыкать заново...

...Я привыкал уже несколько часов подряд, причем привыкал довольно
своеобразно: меня сторожили два здоровенных смуглых воина с ассегаями, а
неподалеку бушевал расширенный совет племени. Поначалу я ничего не мог
разобрать, кроме одного: чужака застали в храме Великого Отца
Маарх-Харцелла, а в оный храм и своим-то без особой надобности ходить не
рекомендовалось. И теперь совет племени битый час выяснял, кто я такой,
откуда взялся и что положено со мной делать.

Предлагалось многое и разнообразное. А я все никак не мог понять:
почему они не пытаются получить ответы на свои вопросы у меня, вместо того
чтобы долго и безуспешно спорить? Правда, пока они препирались, я успел
сообразить, что говорят кочевники на одном из знакомых мне наречий племен
Бану, только произношение оставляло желать лучшего: или время, или
всеобщее возбуждение сделали свое дело. А некоторые выражения были мне
совершенно неизвестны, и, кажется, к счастью...

Я лежал, слушал и привыкал. Нет, богом меня явно не считали. И не
надо. Лишь бы им сгоряча не пришло в голову меня казнить. Или попытать для
разнообразия. Думаю, в этом случае всех ждало сильное разочарование. Для
роли казнимого я, со своим Моментом Иллюзии, присущим всякому бесу, никак
не годился. А так - сколько их было, судеб, масок, тех, которые Я...

Наконец старейшины (вожди? жрецы?) устали от собственных воплей, так
и не придя к единому мнению, и потребовали привести святотатца.

То бишь меня.

Суровый седовласый вождь в неприлично вытертом для патриарха халате
внимательно осмотрел меня с ног до головы, неодобрительно поцокал языком и
буркнул нечто нечленораздельное.

Догадаться было нетрудно. "Ты кто такой?" и еще одно слово. Короткое
совсем... хорошо, хоть одно.

Мог бы и раньше спросить.

- Человек.

Ответ вызвал оживление окружающих.

- Как ты проник в храм Великого Отца племени Бану Ал-Райхан, Вечного
Маарх-Харцелла?!

Ну не объяснять же им, как я туда попал на самом деле?! Или что я и
есть Великий Отец Маарх - Карх - хх... ну и имечко! Не хочу быть богом.
Хочу человеком. Пока получится.

- Не помню.

Не знаю, поверили ли мне, но бородатый доходяга с размалеванным лицом
и в особо высоком тюрбане - я сразу окрестил его жрецом - засеменил к
вождю и шепнул ему на ухо:

- Отец Маарх-Харцелл отнял память у осквернителя!..

Наверное, он решил, что Харцелл отнял у меня заодно и слух. Я не стал
его разубеждать.

Вождь согласно кивнул.

- Ты не помнишь, кто ты и откуда? - Вопрос был больше похож на
утверждение.

Мне не хотелось его разочаровывать. Как и жреца.

- Не помню. Ничего не помню.

- Даже как тебя зовут? - подозрительно спросил вождь.

- Не помню, - привычно повторил я, поскольку еще не успел придумать
себе имя.

- Что ты умеешь делать?

- Не знаю. Может быть, руки вспомнят. Голова забыла.

Вождь нахмурился. Слишком умная фраза. Особенно для святотатца, чей
разум помутил гневный Маарх...

- Его надо наказать, - упрямо заявил один из старейшин. Он мне сразу
не понравился. - Давайте побьем его камнями.

- Он уже наказан, - презрительно бросил жрец, садясь на циновку. -
Пусть живет. Он правильно сказал - руки вспомнят. А работа найдется.

Я посмотрел на грязных верблюдов и понял, что работа действительно
найдется.

Вождь снова согласно кивнул. Похоже, здесь всем заправляет тощий
жрец. Учтем...

- Хорошо. Пусть остается с детьми песков Карх-Руфи. Мы найдем для
заново родившегося имя и дело.