выставить слова: "Прогулка гигантского синего быка". В мозгу каждого из
зрителей возник бы бык и его прогулка, и это было бы настоящее искусство,
а не шарлатанство, как теперь. Многие сходились на том, что сейчас в
Москве, - видимо, в связи с синим быком - ощущается явный подъем мужской
силы. В антракте "Спящей" Данилов попал к телевизору на программу "Время"
и после показа семян, готовых к весне, увидел на экране известного
комментатора Евгения Синицына. Он сказал, что наш панкратьевский бык
вызвал интерес и за рубежом, сегодня не один автобус привозил к его
вольеру туристов. Прибыл в Москву взглянуть на быка и популярный
странствующий рыцарь Резниковьес на кобыле Конкордии и с официантом.
("Пусть взглянет", - подумал Данилов.) И это не удивительно, отметил
Синицын, дружба сближает континенты, и вот сегодня ночью наш бык Василий
посланцем сотрудничества улетит в Канаду. Данилов вперед подался. "Да, -
сказал Синицын, - сегодня бык Василий подарен известному представителю
деловых кругов Канады Андре Ришару".
не раз прилетал в Москву. Он был знаменит и как собиратель, имел
прославленные коллекции животных, фарфора и мебели шестнадцатого века. В
честь сделки он подарил Торговой палате маньеристское кресло работы
ломбардских мастеров с часами над спинкой. Теперь в ответ ему преподнесли
Василия. "И правильно сделали!" - сказал Данилов и пошел доигрывать
"Спящую".
будет в Канаде. А там пусть спит себе до конца каникул. И все же вечером
Данилов Наташе звонить не стал. Мало ли что.
открытку, однако пока не откликнулся. И опять симфония Данилову
понравилась. Теперь она ему не только понравилась, но и взволновала его.
Ему показалось, что жизнь альта в этой симфонии - отражение его, Данилова,
жизни. И изгибы чувств альта - это изгибы его чувств. Будто себя он ощутил
в нервном движении альта по страницам партитуры, свои мучения и свои
надежды, свою любовь и свои долги. В четвертой части он обнаружил даже
летучее место, где альт, или он, Данилов, останавливается возле химчистки
с намерением получить брюки, но сейчас же набежавшая волна жизни
подхватывает его и несет дальше, оставив брюки висеть. Лишь изредка альту,
как и ему, Данилову, выпадали мгновения для раздумий или просто для тихих
чувств, но мгновения эти были недолгие, они тут же срывались в бурю или в
суету. Впрочем, все это были мысли литературные. Подобного рода мысли
возникали у Данилова обычно лишь при чтении нот. Когда же он играл или
слушал чужое исполнение, ему было уже не до видений и слов, тут жила
музыка, она значила для Данилова больше, нежели видения, слова, а порой -
и сама жизнь. "Нет, это можно сыграть! - воодушевлялся Данилов. - Я сыграю
это!" Однако тут же он обдавал себя холодной водой - где он сыграет? С
кем? "Неважно, где, с кем, а симфонию я приготовлю", - решил Данилов. При
этом альт в его душе уже вел тему из пятой части партитуры Переслегина.
по привычке, и просто из беспокойства. И еще - он все же рассчитывал на
один серьезный разговор с Кармадоном. Надо было рассказать ему о времени
"Ч" и посоветоваться. А может, кое о чем и попросить... О Кармадоне он
узнал вот что.
редких животных. Однако сразу же по прибытии Василия в Принс-Руперт, как
Данилов и предполагал, зоологи Ришара взяли быка в оборот. Опять быка
хотели усовестить и заставить его обзавестись потомством. И наверное,
Ришару еще в самолете виделись тучные стада синей масти в долине Фрейзера.
Бык отогнал настойчивых зоологов Ришара движением ног и покинул галерею
редких животных. Как понял Данилов, навсегда.
напряжении чувств, в одиннадцать вечера услышал новость: на севере Канады
на берегу Гудзонова залива охотником Кеннаном замечено странное явление.
Изо льда на тонком стебле торчал невиданный цветок, светившийся в полярной
ночи. Кеннан цветок сорвал, а корней не обнаружил. Позже лабораторным
путем в диковинном растении было установлено большое содержание молибдена.
себе лом и шанцевый инструмент. На месте цветения он понял, что ломом ему
не обойтись. Лом заменил отбойным молотком. Подо льдом земля была схвачена
вечной мерзлотой, раз на Кармадоне появились волопасные растения, значит,
Кармадон отключился, себе не хозяин - и как бы он не замерз на вечные
времена. Долго Данилов бился с канадской мерзлотой, пот с лица стирал,
наконец откопал Кармадона. Кармадон пребывал чуть ли не в состоянии
замороженного, и был он уже не бык, а то странное существо, с присосками,
проволоками и неизвестно с чем, какое плавало у Данилова в ванне. Данилов
пытался разбудить Кармадона, но где уж тут! Данилов выругался, поволок
Кармадона в Останкино, к себе на квартиру. Там он сунул Кармадона в ванну
и пустил горячую воду.
Считай, что быком ты побыл.
себе человечье тело.
ведь ас!
возился я с ним, но я и должен был с ним возиться. Спал он, и хорошо, что
спал. По крайней мере, ничего дурного не учинил. Ведь действительно устал
он у волопасов, что же ему не отсыпаться!"
Кармадону. - Ну подумаешь, спал...
ты проявляешь сильные стороны своей натуры.
распустил.
ничего не помнишь?..
Что-то заставляли делать... А я от них шарахался... в разные углы Земли...
приключениях.
прилечь и просил Данилова пожалеть чистое белье, сейчас тихо спал на
диване. Разбуженный, он смутился, опять корил себя, спрашивал Данилова, не
знает ли тот средств, чтобы вовсе истребить в организме сон. Данилов
средств не знал. Зазвонил телефон. Данилов услышал Наташу.
сигаретами, что ли, или за почтой, так нет, вялый и сонный, он сидел в
кресле. Данилов слушал милый Наташин голос, а сам боялся назвать Наташу по
имени, говорил невнятно и коротко, будто хотел отделаться от Наташи.
звонок?
Кармадона. - Видишь ли, я очень спешу...
- подумал Данилов, - через пять дней я ее найду и извинюсь..."
намерен делать нынче?
Почитай газеты со статьями о тебе...
бабочку для ямы. Из кухни он услышал громкие стенания Кармадона над
ежедневными газетами. Данилов зашел в комнату.
- но мне еще и спать не давали. Покой нам только снится...
отдыхать, может быть, ты сходишь в парную? В Сандуны или в Марьинские
бани. Сам я сегодня не могу, но я тебе адрес дам...
далекой и бурной жизни! Тогда он был устал, но могуч, тогда он верил в
себя и верил в свои грядущие подвиги, рискованные, но уж и со страстями,
тогда он был вулкан, а теперь он - пластмассовая пепельница с угасшими
окурками, тогда он имел своим девизом слова: "Ничто не слишком", а теперь
ему, наверное, было бы стыдно вспомнить о них, тогда он был бас, а теперь
он тенор, лирический и тихий, способный спеть лишь Трике, да и то в
народной опере мукомолов. Укатали Кармадона волопасные бдения, видно, и