read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



Интересно, подумал я, а если я спрошу его о том, где находится это его
"нигде", что он ответит? Ему неизбежно придется определить это слово само
через себя, и его положение в разговоре окажется ничем не лучше моего.
- Не спится? - спросил Чапаев.
- Да, - сказал я. - Не по себе.
- Чего, пустоту раньше не видел?
Я понял, что словом "пустота" он называет именно это "нигде", которое
я впервые в жизни осознал несколько минут назад.
- Нет, - ответил я. - Никогда.
- А что ж ты тогда, Петька, видел? - задушевно спросил Чапаев.
- Давайте сменим тему, - сказал я. - Где мои рысаки?
- В конюшне, - сказал Чапаев. - А с каких это пор они твои, а не
Котовского?
- Уже около четверти часа.
Чапаев хмыкнул.
- Ты с Гришей поосторожней, - сказал он. - Не так он прост, как
кажется.
- Я уже понял, - ответил я. - Знаете, Василий Иванович, не идут у
меня из головы ваши слова. Умеете вы в тупик загнать.
- Верно, - сказал Чапаев, с силой проводя щеткой по спутанным конским
волосам, - умею. А потом как дать из пулемета...
- Но мне кажется, - сказал я, - что я и могу.
- Попробуй.
- Хорошо, - сказал я. - Я тоже задам последовательность вопросов о
местоположении.
- Задавай, задавай, - пробормотал Чапаев.
- Начнем по порядку. Вот вы расчесываете лошадь. А где находится эта
лошадь?
Чапаев посмотрел на меня с изумлением.
- Ты что, Петька, совсем охренел?
- Прошу прощения?
- Вот она.
Несколько секунд я молчал. К такому повороту я совершенно не был
готов. Чапаев недоверчиво покачал головой.
- Знаешь, Петька, - сказал он, - шел бы ты лучше спать.
Глупо улыбнувшись, я побрел назад в дом. Кое-как добравшись до
кровати, я повалился на нее и стал медленно проваливаться в очередной
кошмар, неизбежность которого ощутил еще на лестнице.
Он не заставил себя долго ждать. Мне стал сниться голубоглазый
светловолосый человек, привязанный петлями к странному креслу, похожему на
зубоврачебное. Во сне я четко знал, что его фамилия - Сердюк и то, что
происходит с ним сейчас, вскоре должно произойти со мной самим. К рукам
Сердюка шли разноцветные провода, подключенные к стоящей на полу
динамо-машине угрожающего вида; у меня хватило трезвости догадаться, что
эту машину достраивает мой ум. Ручку машины крутили два склоненных над ней
человека в белых халатах. Сначала они вращали ее медленно, и человек в
кресле только вздрагивал и покусывал губы, но постепенно их движения
убыстрились, и по телу примотанного к креслу одна за другой стали
проходить волны крупной дрожи. Наконец он уже не в силах был молчать.
- Прекратите! - попросил он.
Но его мучители стали работать еще быстрее.
- Выключите динамо, - заорал он что было сил, - выключите динамо!
Динамо! Ди-на-мо!! ДИ-НА-МО!!!


6
- Следующая станция - "Динамо", - сказал голос в динамике.
Сидящий напротив пассажир - очень странного вида мужик с рябым и
круглым лицом, в грязном ватном халате и чалме со следами зеленой краски -
поймал бессмысленный взгляд Сердюка, уже несколько минут уставленный ему в
глаза, почесал ухо, приложил два пальца к чалме и громко сказал:
- Хайль Гитлер!
- Гитлер хайль, - вежливо ответил Сердюк и отвел взгляд.
Совершенно непонятно было, что это за человек и почему он ездит в
метро, имея харю, с которой можно кататься по меньшей мере в "БМВ".
Прямо над головой человека в халате висел рекламный плакат, на
котором когда-то было написано: "Хлеб - ваше богатство". Буквы "х" и "л"
были стерты, а в конце предложения был добавлен восклицательный знак.
Сердюк сочувственно вздохнул, покосился вправо и стал читать книгу,
лежащую на коленях у соседа по лавке. Это была затрепанная брошюра,
обернутая в газету, на которой было написано шариковой ручкой: "Японский
милитаризм". Видимо, брошюра была каким-то полусекретным советским
пособием. Бумага была желтой от старости, шрифт странным; в тексте
присутствовало множество набранных курсивом японских слов.
"Социальный долг, - прочел Сердюк, - сплетается у них с чувством
естественного человеческого долга, рождая пронзительную эмоциональность
драмы. Такой долг выражен для японцев в понятиях _о_н_ и _г_и_р_и_, вовсе
не ушедших еще в прошлое. _О_н_ - это _д_о_л_г _б_л_а_г_о_д_а_р_н_о_с_т_и
ребенка к родителям, вассала к сюзерену, гражданина к государству.
Г_и_р_и_ - _о_б_я_з_а_н_н_о_с_т_ь_, _о_б_я_з_а_т_е_л_ь_с_т_в_о_, требующие
от каждого человека действовать в согласии с его положением и местом в
обществе. Это также обязанность по отношению к себе самому: соблюдение
чести и достоинства своей личности, своего имени. Должно быть готовым
принести себя в жертву во имя _о_н_ и _г_и_р_и_, своего рода социального,
профессионального и человеческого кодекса поведения."
Сосед, видимо, заметил, что Сердюк читает его книгу, и поднял ее к
самому лицу, вдобавок полуприкрыв ее, так что текст стал совершенно
невидимым. Сердюк закрыл глаза.
"Потому и живут нормально, - подумал он, - что все время про долг
помнят. А не бухают без конца, как у нас."
Неизвестно, что происходило в его голове в течение следующих
нескольких минут, но, когда поезд остановился на "Пушкинской", Сердюк
вышел из вагона со сложившимся в душе желанием выпить, даже не выпить, а
нажраться. Но это желание сначала было неоформленным и неосознанным и
воспринималось в качестве смутной тоски по чему-то недостижимому и как бы
утерянному, а свою настоящую форму обрело только тогда, когда Сердюк
оказался перед длинной батареей бронированных киосков, из смотровых щелей
которых без выражения глядели на вражескую территорию одинаковые
кавказские лица.
Остановиться на каком-нибудь конкретном напитке было трудно.
Ассортимент был большой, но какой-то второсортный, как на выборах. Сердюк
долго колебался, пока не увидел в одном из киосков бутылку портвейна под
названием "Ливадия".
При первом взгляде на эту бутылку Сердюк ясно вспомнил одно забытое
утро из юности: заставленный какими-то ящиками закоулок во дворе
института, солнце на желтых листьях и хохочущие однокурсники, передающие
друг другу бутылку такого же портвейна (правда, с чуть другой этикеткой -
тогда еще не были поставлены точки над "i"). Еще Сердюк вспомнил, что в
этот закоулок, скрытый со всех сторон от наблюдателей, надо было пролезать
между прутьев ржавой решетки, пачкавшей куртку. Но главным во всем этом
был не портвейн и не решетка, а на секунду мелькнувшие в памяти и
отозвавшиеся печалью в сердце необозримые возможности и маршруты, которые
заключал в себе тогда мир, простиравшийся во все стороны вокруг
отгороженного решеткой угла двора.
А вслед за этим воспоминанием пришла совершенно невыносимая мысль - о
том, что мир сам по себе с тех пор совсем не изменился, просто увидеть его
под тем углом, под которым это без всяких усилий удавалось тогда, нельзя:
никак теперь не протиснуться между прутьев, никак, да и некуда больше
протискиваться, потому что клочок пустоты за решеткой уже давно заполнен
оцинкованными гробами с жизненным опытом.
Но если нельзя было увидеть мир под тем же углом, его, без сомнения,
можно было увидеть под тем же градусом. Сунув в амбразуру киоска деньги,
Сердюк подхватил выскочившую оттуда зеленую гранату, пересек улицу,
осторожно прошел между луж, в которых отражалось предвечернее весеннее
небо, сел на лавку напротив зеленого Пушкина и зубами сорвал с бутылки
пластмассовую пробку. Портвейн оказался таким же точно на вкус, как и
прежде, и это было лишним доказательством того, что реформы не затронули
глубинных основ русской жизни, пройдясь шумным ураганчиком только по самой
ее поверхности.
В несколько длинных глотков прикончив бутылку, Сердюк аккуратно кинул
ее в кусты за гранитным бордюром. Туда двинулась интеллигентная старушка,
до этого делавшая вид, что читает газету. Сердюк откинулся на спинку
лавки.
Опьянение по своей природе безлико и космополитично. В наступившем
через несколько минут кайфе не присутствовало ничего из того, что обещала
и подразумевала этикетка с кипарисами, античными арками и яркими звездами
в темно-синем небе. Никак не ощущалось, что портвейн левобережный, и даже
мелькнула в голове догадка, что будь этот портвейн правобережным или
вообще каким-нибудь молдавским, окружающий мир претерпел бы те же самые
изменения.
А изменения с миром произошли, и довольно явственные - он перестал
казаться враждебным, и шедшие мимо люди постепенно превратились из адептов
мирового зла в его жертв, даже не догадывающихся о том, что они жертвы.
Еще через минуту что-то случилось с самим мировым злом - оно то ли куда-то
пропало, то ли просто перестало быть существенным. Опьянение достигло
своего блаженного зенита, на несколько минут замерло в высшей точке, а
потом обычный груз пьяных мыслей поволок Сердюка назад в реальность.
Мимо Сердюка прошло трое школьников, и долетели ломающиеся голоса,



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 [ 32 ] 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.