деревце.
переливы. Она говорила тускло и безразлично, будто не спала много суток, а
теперь неудержимо погружалась в сон, полуотсутствовала.
надо было тебе возвращаться.
она, Алена, Аленка, Аленушка.
биоячейку! Убийцы! Нелюди!
проснулась молодой, а потом состарилась. А ты остался таким же, ты даже
стал еще моложе...
Пристанище время течет по-разному.
свечи мигнуло, колыхнулось тенью по ее иссушенному годами лицу. Иван отвел
глаза, он не мог смотреть на Алену, не мог.
пришел. Но я не виню тебя, мы были не пара: я из тридцать первого века, ты
из двадцать пятого, ты с Земли, живой, настоящий, я-из анабиокамеры,
воскресшая из мертвых, с полувытравленной памятью, полуживая, не женщина,
а заложница Пристанища, биомасса, разумная материя для цепи воплощений в
оборотнях и зургах блуждающего мира. Нас были сотни, тысячи... а осталась
я одна, я пережила всех, и меня больше ие хотят приносить в жертву, я им
не нужна, я сижу и пряду себе на саван, смертный светящийся саван, а лет
через сорок, когда я умру, то, что останется от меня, воссоединится с этой
фурией, с тем призрачным оборотнем, что преследовал тебя. И ты забудешь
меня прежнюю, любимую и желанную, но будешь помнить меня ночным чудовищем,
безумной и проклинающей ведьмой, да, так и будет, хотя я ни словом не хочу
упрекнуть тебя." ведь я уже почти отмучилась, а тебе только предстоит
пройти сквозь вековые мучения, через боль и страдания... ведь ты такой
молодой, ведь ты будешь жить долго, очень долго, и ты всегда, каждый день,
будешь вспоминать меня- но являться тебе буду не я, а она, злой дух
Пристанища - так решили нелюди. И так будет!
еле слышно, сдерживая слезы, - и пусть судьба решит, кому из нас раньше
уйти из жизни.
синим пламенем и Земля, и человечество, и все сорок пять миллиардов земных
душ, пусть подавится своим Кристаллом подлый Авварон, пусть Вселенная
расколется как орех надвое и пропадом пропадет, пусть ее поглотит геена
огненная, и пусть восторжествует Черное Благо, коего ждут сотни миллионов
беснующихся в подземельях землян, пусть оборотни, призраки, вурдалаки,
безумные порождения ада и выродков человеческих, порождения, скитавшиеся
сорок миллионов лет в иных пространствах, обретут власть над
истребляемыми, заблудшими и пребывающими в неге, пусть так будет, пусть в
стонах, судорогах и вое жутко погибнет все живое, пусть... а он останется
здесь, в маленькой, тихой, древней избушке, рядом с нею. Он принесет себе
сена, бросит в угол и будет спать на нем. Он выкинет к чертовой матери
лучемет, утопит его в поганом болоте, что неподалеку от избушки, он будет
собирать грибы, сушить их, он будет питаться травами и корой, и никто не
посмеет вытащить его отсюда. Пусть так и будет.
будущего. Я забыла тебя с твоим темным миром прошлого. Я живу этим лесом и
светом луны. И мне ничего больше не надо.
длинного, долгополого платья потемнел, пропитался так и не сдержанными
слезами. Она положила ему на голову легкую, почти невесомую руку,
погладила.
так, что загудел тот, задрожал. И отозвался на стук из лесу испуганным
уханьем филин, завыли протяжно и тоскливо в черной, безлюдной чаще
волки-оборотни. Налетели сырые ветра, захлопали ставнями, погасили пламя
свечи. И пропало все, мраком покрылось.
стоял посреди страшной избушки, будто и не жила в ней эта старая и
высохшая женщина, а приходила лишь к нему на свидание - пришла и ушла. А
он остался - опечаленный, истерзанный, измученный, бессильный.
звал через левое плечо, как и учил тот.
скрипучую дверь. И вылетел в ночь, в лес - в тот же самый, в поганый
колдовской лес планеты Навей.
Бронкс - черный и поблескивающий в мертвенном свете луны будто антрацит.
Но откуда здесь Дил? Этого не может быть!
обрадовавшись неожиданной встрече. Толстые губы расползлись в широченной
улыбке, обнажая крупные белые зубы.
машинально, ничего не соображая.
с черными нашивками и какими-то странными прорехами.
это да! А где бриллиант, вцементированныи в передний зуб, где этот
блестящий камушек, столь милый сердцу Бронкса? Нет его!
чуть левее, сомкнулись с невообразимым и неестественным хрустом, будто
переламывая чьи-то кости.
отбрасывая от себя. Удар получился неловкий и слабый, подошва увязла как в
тесте. Но этот удар спас Ивана от нового еще более мощного захвата.
раздирая когтями серый балахон комбинезона.
следом огромная лапища ударила по дереву, когти начали рвать кору. Прямо
на глазах оборотень менял внешность - становился еще больше, зверовиднее,