краснеют, то бледнеют, а мне все труднее и труднее гасить волны,
взбиваемые там, у комнаты. Еще немного, и пойдут автоколебания, и тогда...
Что будет тогда, Чисимет решает не выяснять. Он разом рассасывает плоды
своих трудов и сбрасывает остатки в бесцветную тень. Что хоть случилось,
объяснил бы неграмотному?
призраки просто взбунтовались. Такое впечатление, что они другого хозяина
почуяли, посильней меня намного. Хорошо, что вся теневая нечисть, которую
я творю, по моему приказу исчезает раз и навсегда.
пламени в другое скачет уцелевшее марево. Попляшет в одном языке и в
другой перейдет.
его убить не могу, но и он нам вреда причинить ну, никак не сможет, так
ведь, а?
снова исчезает в пламени. Анлен очень уставшим голосом спрашивает:
его образ, на который направлен кончик его мысли. Но какая же у него сила,
если даже сотворенные мною дурни рвались к нему, как бабочки на свет.
Может быть, это и есть тот самый Друг, с которым Куранах советоваться
хотел? Ладно, пока что лягу-ка я спать, устал я сильно, да и все,
наверное.
подхожу к стене, поднимаю ковер, вынимаю вбитый полчаса назад в слуховое
отверстие кляп и ору туда, что есть сил: "Спокойной ночи!!!" В ответ
раздается невнятное ругательство. Итак, что день грядущий нам готовит? - с
этой мыслью я и засыпаю.
волосы, когда к нам заходит четверо гномов и без лишних слов ведут в зал.
Куранах молчит. Вместо него корявый гном объявляет, что "во исполнение
воли короля великого Куранаха чужеземцы неизвестного прошлого с целью
неясной к Пресному морю стремящиеся, а посему опасные для Союза Свободных
Народов, а также как один из них бесцветного клейма носитель, направляются
в Южный Край для блага и чистоты государства нашего и всего Светлого дела.
Под надзором им пребывать одиннадцать лет, и потом отпущенными за пределы
королевства быть. Или же быть им в Южном Краю вечно. Или же быть по срока
истечению отправленными для очищения в места, для сего предназначенные.
Или же быть им убитыми за непослушание и строптивость".
стены. На нем десятка полтора телег, а на них клетки установлены. Гном с
железным обручем и прозрачным камнем на нем брюзжит:
Итак, знакомец подходит ко мне и строго осматривает мешок, вытаскивает из
него рацию, пару батарей и магнитофон, долго пытается понять, зачем мне
это железо, и не обнаружив никаких скрытых свойств, отдает обратно -
однако мягкие у них тут порядки! Затем команда - телеги со скрипом и
скрежетом трогаются. В клетке со мной три человека, мрачный орк и еще
кто-то неясный, хотя почему неясный - явный хаттлинг.
размахнувшись, организовывает мне зуботычину, а потом ногой в живот; я
лежу в углу клетки, вытираю кровь с губ и размышляю, что же во мне такого
гадкого, что не понравился так? Хаттлинг хихикает, а орк цедит: "Сам
сначала расскажи".
морю, а Куранах на мне бесцветку нашел и на юга отправил, и сотоварищей
моих, чтоб не обидно было.
нагло начал. А у нас тут народ простой и на них обиженный. Мы вот трое - с
серыми клеймами, хаттлинг с запада пленный, а он...
дали. Вот теперь самого везут.
после Общего Дела было где жить.
станет хорошо, как в старые времена, о каких эльфы рассказывают. Но только
уже не только для них, но и для всех народов, в Союз входящих.
будет. Куранах-то обещает со слов Друга, ну, и каждый понимает по-своему.
Но говорят, что клейменных тогда отпустят, кто жив будет. Всему этому
сейчас цена во.
это мое личное дело. Я отхожу в угол, сдвигаю хаттлинга и начинаю думать.
Конечно, мы сглупили, сунувшись к королю с открытой душой без разведки, но
кто мог знать! Теперь не о прошлом, о будущем надо думать. С югов,
конечно, надо сбежать, но куда? И как выручать Ларбо и летчиков? А может,
с этих болот - да на бербазу, и оттуда уже устраивать спасательные
операции - но на чем? Танка нет, самолета тоже. Или вот дурная мысль:
выйти на этого самого Друга и его за жабры взять. Как же, взял один такой,
но все же, видимо, только в нем ключ к тому, что в этих краях творится -
ко всем этим южным болотам, гномо-эльфийским союзам, кстати, надо узнать
такую вещь:
второе южное войско состоит.
чистить то, что мы осушаем. Они в темноте видят, и нечисть чуют - вот и
давят призраков да духов размазывают. Тоже не мед. А чтобы они за собой
чистоту оставляли, за ними нас, гоблинов, приставляют, и срок от этого
зависит.
куда как проще увидать.
один, мужиков трое, да и я тоже, наверно, не при деле в случае чего не
останусь. Так и едем. Холстина, что на крыше, прогрелась, вентиляции
никакой, духота и жара. Телега то скрипит, то визжит, то принимается
колыхаться, как дерево на ветру. Смены впечатлений никакой, и приходится
размышления продолжить.
призраков из рук, когда они были рядом с местом беседы Друга с Куранахом.
Тот же Чисимет утверждает, что Друг находился в этот момент далеко и на
наших дураков внимания не обратил. Видать, неслабый он колдун, или,
вернее, маг. Колдун - это что-то мелкое, деревенское, в лучшем случае,
придворное, а маг - сам себе на уме, и политика у него собственная.
Похоже, что сила у него вторая, если не первая. Но почему же он тогда
сидит так тихо - ведь никто о нем и не слыхивал, а может, имеется в виду,
что когда услышит, поздно будет? А зачем такой подход, когда стремления к
равенству-братству направлены? И для стандартных претензий на мировое
господство тоже не то. Он же не может не знать, что, Врага раздолбав,
эльфы и близкие к ним ушли на Заокраинный, и сейчас можно сделать в тех же
Средних Землях любое абсолютно дело. Но Друг сидит тут, манит Куранаха
каким-то общим делом, а тот за него аж обеими руками держится, как макака
за банан. Трудовые лагеря организовал, пожалуйста! Конечно, поосторожней
надо с земными аналогиями, но тут иначе и не скажешь. И Властелина этого
западного Друг не трогает, хотя он угроза "Общему Делу". А если Властелин
и Куранах - марионетки? И Друг их стравливает в каких-то своих целях? Мои
размышления прерывает какое-то карканье, визг смертельно напуганной лошади
и крики охраны.
какую-нибудь дырку. Дыр нет, но это не беда, ибо брезент сдергивает
охрана. Обе лошади, тащившие нашу телегу, лежат в неживых позах, с драными
ранами на шеях и пробитыми черепами. Другие повозки не в лучшем состоянии,
только в одной упряжке верещит все еще живая лошаденка, вряд ли ей еще
бегать придется. Вокруг - благодать: степь с цветочками, кузнечики
стрекочут и птички цвиркают, а охрана - люди и гномы - заняты странным
делом - жгут пучки чего-то травоподобного и суют их в дыры в земле, а из
других поднимается дым. Контрастом со всей окружающей гармоникой из нор
выбегают мерзкие звереныши - навроде хорька, но с саблеобразными задними
когтями и клювом на носу. Гномы их весьма ловко долбают топорами, но еще
большее количество этой мерзости убегает, улепетывает в степь. Я вспоминаю
Карами - не иначе, творения звездочета, от политики далекого. Они, гады,
видать, из нор на шеи лошадям прыгали, клювом голову били, а задними
когтями глотку драли.
клетку с Анлен и тремя толстенными бабами в передниках. Зверюга ошалел от
всего происходящего и готов кинуться на первого попавшегося. Я, забыв обо
всем, кидаюсь в решетке и готов ее зубами грызть, но тут один из воинов
срезает хоря меткой стрелой. Хотя нет, стрела-то как раз была неметкая, но